Сильвия Бурдон - Праздник любви
Я считаю себя честным человеком. Зритель может сам убедиться, что я никогда не обманываю его и думаю, что таким образом я содействую распространению свободы нравов. В этом смысле я всегда была последовательной и страстной сторонницей передовой либеральной демократии.
Я не знаю, совпадает ли это со всеобщей государственной программой, но причудливая коалиция коммунистов и христиан и усиление морализаторских запретов отнюдь не свидетельствуют о распространении свободы.
Надо отдать им должное: они действительно заботятся о теле, и когда я слышу, как папа называет маструбацию смертным грехом, а синдикалист Жорж Сеги мечет громы и молнии против унижающей достоинство порнографии, я вижу, как на горизонте вырисовывается силуэт креста с серпом и молотом, и вижу другую опасность – завтрашнего дня, когда нас может занести сильно влево.
В любом случае порнокино это только этап в моей жизни. Я не особенно расстроюсь, если меня однажды перестанут приглашать сниматься.
А пока Жан-Франсуа Дэви попросил меня сняться в фильме, который задуман им как правдивый репортаж об одном дне моей жизни.
После этого остается только, чтобы я воплотила еще более безумную идею: когда мне исполнится семьдесят лет, рассказала бы о своих сексуальных опытах моим внукам. А в данный момент мне хорошо, я путешествую по всему миру с киногруппой, и меня мало заботит будущее.
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ – ИМПРОВИЗАЦИЯ
Жерар был большим поклонником нудизма. Вместе с ним мы посещали самые заветные уголки французского нудизма. Остров Левант, Агджа… Нет ничего приятнее, чем предоставить ветру и солнцу изменить свое тело по самым святым законам матери-природы, которые мы отвергли когда-то. Но к этой первобытной радости примешивается чувство раздражения тем, что бедные нудисты загнаны в гетто. У меня никогда не было желания стать нудисткой и влиться в уже сформированные когорты, чтобы встретить там мужчин и женщин, со священным трепетом распространяющихся о Нудизме с большой буквы. Женщины говорят, что прежде они не осмеливались раздеваться полностью, но однажды они поняли, хвала Господу, что это нормально и свято. Лично я не люблю дикого нудизма. Вспоминаю, как однажды утром я ехала в такси и внезапно на мосту Сюлли попросила шофера остановиться. «Видите ли вы то, что вижу я?»– спросила я у шофера. «О да, это эволюция нравов».
На берегу Сены совершенно голые девушки и юноши принимали солнечные ванны: кто-то бренчал на гитаре, кто-то играл на губной гармошке, некоторые целовались. Великолепный спектакль, который никто не прерывал. Я счастлива, что наконец-то начинают срывать пломбу лицемерия, навешенную когда-то иудейско-христианским табу на человеческое тело. Одеваться следует либо тогда, когда этого требует холодная погода, либо когда надо обольщать: я ценю язык моды как средство коммуникации для целей привлечения внимания и с точки зрения эстетики. Так, я обожаю сапоги, блузоны с глубоким вырезом и широкие пояса. Время от времени я ношу длинные черные перчатки, но Жерару не нравится, когда я, не снимая их, начинаю ласкать его член.
Что меня шокирует в некоторых общинах, которые я посещала, так это господствующее там пуританство. Эрекция – явление одно из натуральнейших – вызывает у многих почти инсульт: паника в стаде паршивых овец. Честно говоря, мне кажется, что желание полностью раздеваться бывает только у импотентов.
Чтобы вернуться обратно к природе, надо сначала полюбить кого-нибудь, так как все последующее проистекает из любви, а этого нет на острове Левант. Но если на острове Левант вам захочется заняться любовью на свежем воздухе, вы должны будете забраться в глубь леса или дождаться ночи и уйти подальше по пляжу, убедившись предварительно, что за вами никто не наблюдает. А оргии нудистов возбуждают не больше, чем заседания Совета Безопасности ООН в момент голосования.
Полное раздевание не вызывает обостренного возбуждения, и настоящее наслаждение связано только с небольшим беспорядком в одежде. Более того, надо принимать во внимание то зло, которое часто распространяется в лагерях, где собираются нудисты. Одна девушка как-то раз ночью не могла сдержать громкого любовного крика. Вслед за этим целый хор девиц-нудисток стал издавать возмущенные вопли: «Что это такое, это же бордель, идите отсюда в специальные дома, здесь дети, это недопустимо!» Потом эта суматоха едва не перешла в драку. Но тут вмешался Жерар: «Что вы строите из себя пуритан?»– «Я не пуританин, а преподаватель, кроме того, я маоист», – и он стал долго говорить о догматах целомудрия в народном образовании.
Если уж они так любят природу, их не должны шокировать эрекция или крики любовных восторгов. Я считаю, что натурализм – это геометрическое место обманов, тем более удручающих, так как они выдаются за культуру тела.
С каждым новым опытом я констатирую, что еще очень многое надо сделать для того, чтобы настоящая свобода стала повседневной нормой жизни. Я люблю ту жизнь, которую веду и которая ведет меня. Тем не менее я хорошо представляю себе, что для кого-нибудь другого счастье заключается в том, чтобы всю жизнь быть с одним любимым человеком. Я отвергаю все догмы, в том числе и догму ложной свободы, когда занимаются подсчетом количества ежедневных соитий как можно с большим числом партнеров. Я достаточно терпима ко всякого рода черезмерностям, но я против свободы для врагов свободы и против терпимости для врагов терпимости.
По какому праву церковь вмешивается в частную жизнь людей; от имени каких привилегий священники, принявшие обет безбрачия, имеют право произносить речи, касающиеся сексуальной жизни каждого. Это все равно что просить слепого разъяснить картину Пикассо или глухого прокомментировать симфонию Моцарта. Я же не претендую на то, чтобы трактовать Евангелие от Матфея. Вместо того, чтобы запретить проникновение порнографии во Францию, церковникам следовало бы внимательнее присмотреть за своими пасторами, которые сплошь и рядом нарушают обеты, которые они дают добровольно. Но когда надо громко негодовать по поводу эротики, объединяются все: марксисты и кюре, буржуа и профсоюзные боссы, министры и учителя школ. И нет даже психоаналитиков, которые бы не твердили об опасности, подстерегающей их при отмене запретов: «Видите, видите, ведь даже бессознательное имеет структуру запретов, надо и впредь культивировать запретный плод, ведь это связанно с нашим внутренним равновесием…»
Этот вздор все еще находит отклик в мозгах обывателей. Я ненавижу запреты, откуда бы они ни сходили, и я уверена, что многие думают, как и я. Я отношу себя к либералам, последователям гедонизма – древнегреческого учения, которое целью жизни и высшим благом признает наслаждение. И я знаю, что склонность к наслаждениям не должна откладываться на завтра: слишком много препятствий на пути к удовольствиям. Я знаю, что сегодня мой стиль жизни остается утопическим для большинства людей. Но общество развивается, и во Франции есть прочные традиции свободолюбия. В любом случае к политической идеологии, предписывающей право на удовольствия и на время для удовольствий при подготовке к этой программе, присоединится и мой голос. Я думаю, что по меньшей мере десятки тысяч достаточно умных людей поддержат меня. Но сколько еще кретинов окружает нас.
