Неджма - Ваниль
Байя пела с детства. Ее приглашали на обрезания и свадьбы, осыпали похвалами и восторгами, ибо ее семья не нуждалась в деньгах и владела обширными землями. Девушка прижимала руку к правой щеке, и слышался ее голос, такой чистый и мелодичный, что говорили, будто реки перестают течь, а пристыженные птицы умолкают. В шестнадцать лет ее захотели выдать замуж. Она попросила об отсрочке и придумала множество препятствий. В восемнадцать лет начали бояться, как бы она не осталась старой девой. Никого не заботила ее любовь к пению, все были уверены, что ее необходимо выдать замуж. Против воли Байи ее отдали старшему из двоюродных братьев. Она убежала с труппой, которая пела в окрестностях однажды вечером. Но что за судьба у девушки из хорошей семьи в труппе бродячих артистов? Хуже того, певцы считали, что, сбежав, она опозорила свою родню. Они поспешили дать понять Байе: она повела себя как шлюха и все они имели право на нее! Они по очереди насиловали ее и продавали мужчинам из тех пригородов, где проходили их выступления. Байя убежала из этого ада, предпочтя другой — бордель портового города.
Отчаявшись, она разводила бедра под клиентами и верила, что забывает о своем несчастье, напевая каждый раз, когда ей предоставлялся случай. Однажды ночью ее разбудили, потому что пришел клиент, ее толкнули в постель, и Байя даже не имела сил зажечь свечу. Она позволила иностранцу двигаться туда-сюда, ворчать и плеваться, жестоко бить ее, как будто он злился на весь свет. На заре она вышла во двор, последние звезды напомнили ей о детстве, и она запела: «О ты, огонь, меч, что пронзил меня, когда мой любимый перешагнул порог!» Шум заставил ее замолчать, было уже светло, и она обернулась. Она подняла взгляд к окну и различила лицо человека, который трудился над ней всю ночь. Ее голос замер. Ее клиент был не кто иной… как ее собственный брат!
Что было после? Она уже не помнила. Кроме того, что она побежала, побежала к близлежащим холмам. Она знала только, что ни в одной стране ей не скрыть своего стыда и ни одно убежище не ждет ее ни на земле, ни на небесах, кроме Ишка. И этой толпы несчастных.
***Стояла ночь. Темная туча пробежала по луне, скрыв ее на треть. Можно было сказать, что она вдруг накинула покрывало, чтобы скрыть боль, которую причиняли ей рассказы о сломанных судьбах.
Байя только что завершила свой рассказ, когда плач и стенания закончились. Было слышно, что женщины успокоились. Соседка рассказала мне, что таков был обычай: убежав от страданий, женщины предавались своему любимому занятию и описывали самое злобное создание Аллаха — мужчину.
Действительно, они превосходили друг друга в язвительности, вспоминая в стихах и прозе, тирадах и пословицах свирепость и мерзость мужчин и их бесчисленные пороки. Сам Бог, если предположить его принадлежность к мужскому полу, не избежал бы шуточек.
Лейла с интересом наблюдала за этим сборищем женщин, истеричных, потому что они несчастны, смеющихся до слез после рыданий, чья ярость была связана с желанием выжить, желанием тем более четким и ясным, что оно рождалось в тишине мертвой деревни.
Я понимала, что этим вечером Провидение отомстило мужу за меня. Выслушав, как несколько женщин бичевали супругов за «пустые яички» и «вялые члены», я не упустила шанса внести свой вклад, стоя посреди слушательниц. Лейла смотрела на меня с гордостью.
Я обличала вялость и жадность сынов Адама, их панический страх боли, жажду наживы, несравненное тщеславие. Скупцы и фанфароны, никчемные провидцы и лицемерные верующие, убийцы сердец, осквернители природы, о другом уже и не говорю… Мне казалось, что я в свою очередь хлещу Садека Ле Борна, и то, что он был мертв, ничуть не уменьшало облегчение, которое я чувствовала. Я тоже оскорбляла и била, лучше поздно, чем никогда! Я тогда отчасти поняла, что слова тоже имеют магическую силу — и ее воплощение въяве!
Луна откинула покрывало и ходила нагой, избавившись от тени облаков, как мы от бремени мужчин.
Я посмотрела на Лейлу и снова увидела ее улыбку. В мое сердце попала стрела, и в нем поселилось сомнение. Что-то нашептывало мне, что моя тяга к мужчинам рождалась из смутного желания взять реванш… И что, если я искала как можно большего числа любовников, чтобы познать все пределы коварства мужчин? Этот вопрос чуть не лишил меня чувства радостного возбуждения, которое я испытывала, чуть не заставил меня почувствовать себя виноватой. Но сейчас было не то время, чтобы задаваться вопросами о себе: я отвечала за другое создание, Лейлу, и была обязана довести ее до пункта назначения.
И я выбросила из головы эти запутанные мысли, которые вызывали у меня такую же мигрень, как и во времена Садека!
Смех стал тише, и ностальгия накрыла наши головы мягким покровом грусти.
— Мы прокляты на этой земле, — сказала Халима. — Ни один народ не ненавидел своих женщин так, как наш.
— И никто их так не любил, — сказала я, провоцируя их.
— Как можно одновременно чувствовать любовь и ненависть? Я думаю, что мужчины любят только мужчин. И если для них так важно скрывать нас, то это из страха, что мы будем с ними соперничать.
— Вы хотите сказать, что мужчины могут любить мужчин? — спросила изумленная Лейла.
— А разве наши судьбы заставляют тебя верить в то, что они предпочитают наш пол, малышка?
— Я верю в то, что они закрывают нас потому, что слишком сильно любят, — сказала Байя. — И одновременно потому, что боятся нас.
— Почему? Что плохого мы можем им сделать?
— Я думаю, что их так пугает наше тело, — решилась Лейла.
Я взглядом подбодрила ее продолжать. Но она замолчала, как будто удивленная своим мужеством.
— Я скажу, что они слишком склонны к совокуплению, — бросила Халима. — Они торопятся спрятать нас под покрывалом, чтобы их член не стоял днем и ночью!
— Почему это? Разве Бог создал их только для того, чтобы возбуждаться, а нас для того, чтобы избегать их неутолимых членов? — возмутилась Байя. — Нет, будьте серьезней! Ничто не мешает правоверному сдержаться, когда он видит женщину. И не говорите мне, что Бог создал мусульман более невоздержанными, чем самцов других народов!
— Представь себе, что это так, — осмелилась сказать татуированная брюнетка. — Похоже, у неверных ленивый и вялый, уродливый и плохо пахнущий член.
— Потому, что они не обрезаны, — вставила женщина по имени Калтум.
— Нет, потому, что такими их создал Бог.
— Все это ерунда! — снова вмешалась Байя. — Мне довелось рассматривать член христианина, он был длинный, мягкий и бархатистый.
Джауида бросила:
