Соль под кожей. Том третий (СИ) - Субботина Айя
— Звучит как комплимент моему ангельскому терпению.
— Звучит как предложение сходить к психиатру.
— Организуешь?
— Я?
— Ага. Ты мне еще двадцать сеансов к психологу торчишь.
— Я не буду пить с тобой кофе, — снова пытается быть строгой, но с каждым разом получается все хуже.
— Чай? Горячий шоколад? Матчу, прости господи?
Она смеется. Сначала издает характерный звук, с которым воздух все-таки прорывается наружу сквозь ее плотно сжатые губы, а потом, видимо махнув рукой на конспирацию, уже просто смеется.
Прямо сейчас я вообще на хуй не представляю, как жил без нее все эти годы.
Кажется, если у меня отобрать возможность просто набрать номер Лори и услышать ее голос, я в муках сдохну от жажды.
— Ты в меня влюбился, Шутов? — ёрничает она.
— Боже сохрани.
— А звучит как будто готов целовать песок, по которому я ходила. — Последнее немного нараспев, так что теперь наступает моя очередь веселиться.
Но я-то невоспитанная скотина, так что просто громко ржу, заставляя водителя оглянуться на меня в зеркало заднего вида.
Это первый раз за последние годы, когда я смеюсь просто так. Когда в принципе смеюсь.
Даже немного с непривычки покалывает за ребрами.
— Соглашайся, Лори. Просто кофе. Можешь принести с собой все тридцать три претензии в адрес моей бессовестной рожи.
— Только тридцать три? Ты слишком хорошего о себе мнения, Шутов.
— Бери все, обезьянка, но тогда сразу с вещами, потому что завтрака нам явно не хватит.
Она снова называет меня придурком, кладет трубку и через минуту присылает сообщение: «Ни стыда, ни совести, ни адреса».
Выпрыгиваю из машины, захожу в кофейню за американо, а уже на выходе обращаю внимание, что на обратной стороне улицы растянута реклама «бирюзового» ювелирного бутика.
Запрыгиваю в машину, гуглю сайт магазина и листаю страницы сверкающих даже через экран телефона брюликов. Это банальщина, конечно, но…
— В столицу, — говорю терпеливо ждущему направление водителю. — Только в темпе — нужно успеть вернуться до семи. У меня на вечер моральный мордобой, на который нельзя опаздывать.
Глава седьмая: Данте
О том, что клуб, который выбрал для встречи Авдеев ему же и принадлежит, я узнаю просто переступив порог. У меня чуйка на такие вещи — я в принципе легко могу угадать кто хозяин тачки (например про водителя того «Камаро» уверен, что он один из фитнес-тренеров, и грамотно использует свое бесполезное, но яркое корыто для съема посетительниц), могу узнать, какие у кого часы на запястье и даже примерно угадать возраст и тип любовницы. С местами точно так же, главное просто переступь порог и внимательно посмотреть по сторонам.
Вот здесь, например, нет голожопых тёлок, и хотя на танцполе яблоку негде упасть, все выглядит так, будто клуб имеет благодарственную табличку от Общества моралистов и очень не хочет ее потерять. С другой стороны — воздух свежий (а это в подобных заведениях большая редкость), стильная обстановка, на входе — нормальные такие «шкафы», а не шнурки, которых можно одной соплей перешибить. Готов поспорить, что затевать пьяную драку здесь уже давно никому не хочется.
Это место идеально подходит такому как Авдеев, даже если его серьезную рожу трудно представить в танцующей толпе. И так же уверен, что в его коллекции из закрытого ночного клуба и места для тусовок, есть еще парочка ресторанов. Вероятнее всего, все это даже оформлено под какую-то общую торговую марку. Умно — не хранить все активы в одной корзине.
— Дмитрий Викторович Шутов? — передо мной появляется Шкаф номер три и после моего утвердительного кивка предлагает пройти за ним.
Идем по лестнице на второй этаж, оттуда — в сторону «випов», но не в общий ряд, а налево, в почти незаметный коридор, в отдельную комнату, которая обустроена явно как раз для таких случаев: стильно, приглушенный свет, не орет музыка, есть столик и удобные кожаные диваны, явно слишком крутые, чтобы какие-то обдолбанные петухи жарили тут бухих в дым телок.
Я почти был готов к тому, что Авдеев меня помаринует, перед встречей, но он уже на месте — дает отмашку охраннику, что нас можно оставить наедине.
— Располагайся, — не указывает никуда конкретно, предлагая выбрать самому, куда сесть: подальше в кресло и напротив, на диван.
Конечно, сажусь на диван.
— Кофе? Что-то покрепче?
— Воду с лимоном.
Он вызывает официантку и просить принести мой заказ в двух экземплярах.
— Как Валерия? — спрашивает вот так сразу в лоб, пока я придумываю, какой «приятной» новостью огорошить его в первую очередь: насчет того, что его дочь — на самом деле не его, или что я собираюсь ее забрать?
— Готовится закапывать мужа. — Кажется, это тот самый ответ, после которого тему моей обезьянки мы в принципе закроем раз и навсегда.
— Его папаша это просто так не оставит. Но ты, наверное, и так в курсе?
— Будь моя воля, я бы рядышком закопал и этого пидара, — не вижу смысла кокетничать и корчить из себя добрячка.
— Я так и понял, поэтому оставил одного Завольского тебе на закуску.
Мы обмениваемся тяжелыми взглядами.
Ну и хули ты хочешь сказать? Что черный платочек на головке моей обезьянки — твоих рук дело? Что ты не боишься запачкать руки, если трогают твое? А с хуя ли она — «твое»?
— Лори под моей защитой, с ней все будет в порядке. Но спасибо, что сделал эту проблему на один хер меньше.
— Завольский попытается вернуться на похороны сына, — продолжает Авдеев. — Его «встретят» как положено, но это задержит его буквально на несколько дней. Потом он попытается достать Валерию. Ты уже знаешь, как решить эту проблему? — Последнее с выразительным нажимом, как будто дает понять, что пока не получит утвердительный ответ — ни о чем другом мы говорить не будем.
Бля, сука, чувствую себя как на экзамене. Зато теперь я знаю, что Лори не сказала ему правду насчет ребенка. Если бы Авдеев знал, что ребенок от него — хрен бы он разрешил какому-то незнакомому мужику отвозить ее в больницу.
— Авдеев, Лори больше не твоя забота. Отчитываться перед тобой о своих планах я не собираюсь — вообще не имею такой привычки. Еще раз благодарю, что не остался стоять в стороне. — Хотя чувствую себя максимально херово из-за того, что должен благодарить мужика, на которого у моей маленькой обезьянки как минимум иногда текут слюни. И чтобы поскорее переключить на другую тему, достаю из кармана копию документов о том, что французская клиника получила мой запрос на определение отцовства. — Это ответ на вопрос, что я делал в твоем доме.
Авдеев бегло изучает документ.
Странно, я был уверен, что хотя бы какая-то часть его каменной рожи натянется от такого финта ушами, но он абсолютно непоколебим. Реально кусок гранита. Понятия не имею, что делал бы я, если бы вдруг узнал, что ребенок, который носит мою фамилию и которого я уже два года опекаю, как зеницу ока, вдруг оказался «плодом» спермы другого мужика, но уж от души точно бы выматерился.
— И какова вероятность, что она — твоя дочь?
— Практически стопроцентная. — Рефлекторно поглаживаю шрам под глазом. Если бы Марина хотя бы поставила под сомнение возможность моего отцовства — она бы не бросила на меня как загнанная в угол крыса, которой все равно уже нечего терять. — Я намерен забрать свою дочь, Авдеев. Это чтобы мы тут сейчас не начали колотить друг друга хуями, изображая непонимание. Стася — моя дочь. Рогожкина лишила меня возможности хоть как-нибудь принимать участие в ее воспитании. Она позволила другому мужику поверить, что моя дочь — не моя, а его. Поэтому — на хуй белые перчатки.
— А я, типа, в твоем этом плане, бесправное бревно? — Авдеев чуть склоняет голову на бок, разглядывая меня совершенно непроницаемым взглядом из-под насупленных бровей. — Ну, типа, я должен сейчас обосраться от новости, что мою дочь вдруг решил забрать какой-то хер с горы?
