Эрик Хелм - Критская Телица
Элеана еле заметно усмехнулась.
Жрицы уединились, отослав прочь остальных, устроившись неподалеку от юго-восточной опушки. Понемногу возносилось в зенит жаркое солнце, и прогреваемый воздух предгорий струился меж огромными стволами, тихо и бесшумно шевелил вечнозеленую листву.
Даже здесь, в нескольких милях от берега, благоухание цветов, обильно произраставших по всей роще, не могло полностью заглушить свежеморского духа, запаха вспененной соленой влаги, ласкавшейся к дальним пескам и утесам.
Утро заканчивалось.
— Девочка, разумеется, не созрела вполне, и все же... Ведь не могучему воину ее вручают! Идоменей лишь на два года старше. Пускай потешатся, невелика беда.
Примолкнув и разглядывая Элеану, Алькандра дожидалась ответа.
Верховная жрица вновь усмехнулась.
— Ты не согласна?
— В том-то и загвоздка, — медленно сказала Элеана, — что не взрослому воину, хотя, куда ни кинь, всюду был бы клин...
— Пожалуйста, поясни.
— Я уповаю, — продолжила верховная жрица, — только на правоту Ифтимы. Ежели придворная дама ошиблась, Криту может прийтись нелегко...
— Погоди, погоди! Ифтима? Криту?.. Честное слово, не понимаю!
— Закон мягок. И надлежит соблюсти его таковым. Даже преступив уложение суровое и незыблемое.
— Не понимаю, — прошептала совершенно сбитая с толку Алькандра.
— Сейчас поясню. Царица Адреста.
— По прозвищу Жестокая?
— Да.
— Но ведь она правила шесть веков назад... Какая связь?
— Адресту запомнили, — сказала Элеана, — как правительницу, при которой остров испытал неслыханные бедствия и тяготы. Распространяться незачем, знаешь сама.
— Конечно. Дикие налоги, хуже египетских; казни по первому навету, ущемление всех исконных прав... Ее, кажется, изгнали за рабовладение?
— Учредила тайную торговлю с Та-Кеметом. Покупала сотни людей и втихомолку отправляла, на Серединное плоскогорье, в рудники. Царицу боялись пуще чумы, делали вид, словно ничего особого не творится. Но когда Жестокая вздумала обращать рабами своих же подданных, критяне подняли мятеж.
— Однако...
— Видишь ли, мы говорим о следствиях. Причина же известна только мне, ибо только я имею доступ к древним табличкам, повествующим полную истину.
Алькандра не сводила взора с Элеаны. Искорка зарождающейся догадки промелькнула в ее зрачках.
— Адреста отличалась исключительной женской холодностью. Пропавшие вотще и втуне, прокисшие жизненные соки отравили ей душу, сделали свирепой, завистливой, беспощадной. Великий Совет учел это. Мы негласно и неназойливо присматриваем за правильным воспитанием наследников престола, заботимся, чтобы супружество новобрачных венценосцев протекало верным руслом, в довольстве, счастье и наслаждениях. Но сегодня случилось непредвиденное.
— Ты думаешь...
— Я уверена. Давай потолкуем откровенно, без обиняков.
— Хорошо.
— Арсиноя — ребенок; правда, ребенок, не по возрасту пылкий.
Младшая жрица засмеялась:
— Да уж! Вымогать у Совета брачную ночь...
— Не в том дело. Ифтима поведала, что наша новая государыня уже года три как завела привычку нежно ласкать себя на сон грядущий. У благородной дамы хватило ума и опыта, подметив, никому не проронить ни полслова. И не одергивать малышку...
— С этим бесполезно бороться, — пожала плечами Алькандра. — А вдобавок, если не ошибаюсь, рукоблудию предаются девяносто девять из каждой сотни отроков и отроковиц.
— Правильно. Только Арсиноя — отроковица необычайно страстная. Ифтима рассказала мне обо всем, когда обнаружила, что девочка буквально извивается под ее руками в купальне. Убоявшись возможных обвинений, придворная попросила о встрече, дабы изложить, как обстоят дела.
— И ты..?
— Велела подольше и поусердней проводить губкой между ног царевны, — улыбнулась Элеана.
Алькандра прыснула.
— После замужества подобные вещи минуют естественным путем, — сказала Элеана, — Только я не ждала столь поспешного замужества.
— Напротив! — подняла брови Алькандра. — Если девчонка невестится даже от прикосновения Ифгимы... Пускай попляшет на здоровье и досыта!
— Бывают разные прикосновения. Не хочу, чтобы в итоге заплясал весь остров.
— ?!
— Условились толковать в открытую. Идоменей — щенок. Ему бы только в морскую войну играть. Правда, умелая женщина за два-три месяца сделала бы царя образцовым любовником — возраст наилучший, — да нет у нас ни месяца, ни дня. Арсиноя пустила стрелку наобум и угодила прямо в цель.
— Наобум ли?
— Заранее рассчитать эдакую фразу — нужен изрядный опыт... Но слова прозвучали прилюдно, и выбора не оставляют. Нынешней ночью молодожены должны резвиться. Однако нельзя, чтобы царица легла в постель Арсиноей, а поднялась Адрестой.
— Теперь уяснила, — промолвила Алькандра после долгого размышления. — Неуклюжий молокосос. Грубость. Боль. Отвращение к соитиям. Пыл сменяется холодностью, наступают разочарование, горечь и злость — возможно, мстительная злоба... Ты этого страшишься?
— Да. Очень.
Элеана помолчала.
— Ничего не утверждаю, но летопись гласит: Адресту отдали супругу в двенадцать. Нашей красавице на год меньше.
— Послушай, — сказала, наконец, Алькандра, — ведь существуют возбуждающие отвары, настои...
— Нельзя. Они, помимо прочего, обостряют чувствительность, расширяют жилы. Девица сначала измучится непереносимой похотью, а потом обольется кровью и обезумеет от боли.
— А мазь? Ну, та, которую втирают возлюбленным Аписа?..
— Для девственницы? Опомнись, телочка!
Алькандра прикусила язык, поняв, какую смолола глупость.
— Следует поискать иной путь, — произнесла Элеана.
— Который, подозреваю, уже найден.
— Угадала.
— Внемлю, — сощурилась Алькандра.
— Сперва принеси обет молчания.
Женщины дружно поднялись и неторопливо двинулись на прогалину, где три часа назад Арсиноя увила золоченые бычьи рога "лилиями, сделалась царицей и поставила Элеану в столь затруднительное положение.
Гирлянда по-прежнему пребывала на месте.
Громадный белый бык дремал чуть в стороне, опустившись брюхом на лимонный крупнозернистый песок и подогнув мощные ноги. Рога сверкали так, что больно было глядеть. Розовато-коричневые ноздри слегка раздувались. Животное не шевелилось. Лишь мимолетная дрожь, изредка мелькавшая по атласной шкуре, нарушала невозмутимую неподвижность священного исполина.
Тяжелые, ленивые веки еле заметно приподнялись, когда прохладная ладонь Алькандры легла на звериный лоб. Раздался шумный вздох. Взвились и развились потревоженные песчинки.
— Клянись, — негромко велела Элеана.
