Екатерина Владимирова - За гранью снов (СИ)
Напряжение, повисшее в воздухе, начинало жечь кожу.
- Знаете, господин Торалсон, - тихо проговорила девушка, вскинув подбородок, - а я и не знала, что вы обращаете внимание на тех, кто находится в услужении. Это, - она запнулась, - весьма похвально. Правда, папа?
- Думаю, что похвально, - задумчиво ответил Димитрий, - если в этом внимании нет злого умысла.
Слишком прозрачный намек, чтобы его не заметить. Лестер Торалсон предпочел лишь рассмеяться, а Каролла и Димитрий вторили ему. Только никто из них так искренне и не улыбнулся.
Карточки и поздравления шли в особняк Мартэ со всех уголков Второй параллели и за ее пределами, от знакомых и партнеров Димитрия в бизнесе. Все они уверяли, как рады, неописуемо счастливы, что его дочь нашлась. Поздравление от себя лично и от всей семьи прислал так же Натан Бодлер. А Каролла попросила отца не давать положительный ответ на личный визит его семьи, потому что понимала, что еще не готова встретиться с леди Бодлер лицом к лицу в своем новом качестве. На равных с ней, не в качестве рабыни.
Все с нетерпением ждали официального представления Кароллы Мартэ высшему свету. Заголовки газет пестрели статьями о фантастической и невероятной истории Золушки из Праги. Девушке, еще недавно работавшей санитаркой в больнице, внезапно исчезнувшей и столь неожиданно найденной. Ей завидовали, ее удаче радовались, втайне надеясь на подобное чудо для себя, ее желали увидеть. Но никому не удавалось сделать этого до момента, пока на официальном благотворительном вечере, который проходил каждый год в начале марта, она не будет представлена высшему свету.
О ней ходили легенды, ее образ, случайно выхваченный удачливым фотографом, заполонил журнальные киоски и первые полосы газет. Каролла Мартэ, дочь известного промышленника и аристократа Димитрия Мартэ, обрела лицо. И с нетерпением от ожидания личного представления.
А сама Каролла, привыкая к новой роли аристократки, каждый день получала, кроме поздравлений и газет, пестревших статьями о себе, огромные букеты цветов. Каждое утро, точно по расписанию, от одного и того же человека. Прекрасно осознающего, что подобный знак внимания ничего для него не решит и решить не может, но по-прежнему усердно присылающего корзины цветов по известному адресу.
Не сдавшийся борец, упрямец и сдержанный в словах мужчина, всё еще верящий во что-то. Наверное, в то же, во что, сама того не подозревая, верила и та, которой эти цветы предназначались. В прощение и исцеление. Любовью… Единственное, что осталось у них общего на двоих.
Когда я вошла в комнату, первое, что отметила, это удивительный запах цветов. Он коснулся моего носа и, изящно скользнув внутрь, кажется, зацепился за сердце, потому что то стало вдруг очень сильно биться в груди. Опять цветы. Опять от него. Знак внимания. Или выражение собственного упрямства? Сомневаюсь, что Князь Кэйвано делает что-то просто так, но сейчас... искренне не понимала, зачем ему всё это нужно.
Я подошла к отцу и, наклонившись, поцеловала его в щеку. Совсем недавний ритуал, который я считала не только данью уважения, признанием любви, но также доказательством того, что я теперь не одна в этом мире. Прежде всего, для себя самой. Скользнуть поцелуем по щетинистой щеке и ощутить аромат родного, отцовского парфюма. Странно, но мои обонятельные рефлексы помнили то, что забыла память. Касаясь вот так его щеки и вдыхая запах сигаретного дыма, смешанного с дорогой туалетной водой, я возвращалась в детство. А за эти воспоминания я готова была отдать очень многое.
- Доброе утро, - выдохнула я и отошла от кресла, в котором отец читал газету, не обращая внимания на то, что комната заставлена цветами. Точнее, делая вид, что не замечаю этого.
- Доброе утро, милая, - проговорил Димитрий, приподнимая очки с носа. - Ты была в городе?
- Натали просила приехать, чтобы примерить платье для вечера, - задумчиво проронила я. – Она говорит, это будет настоящий фурор. Точнее, мое появление на публике вызовет настоящий фурор, - я взглянула на отца. – Ты тоже так считаешь?
Его губ коснулась улыбка.
- Не может быть иначе, - вокруг его глаз залегли морщинки. – Моя принцесса станет королевой вечера.
Я промолчала, отвернувшись к окну. Я не боялась этого вечера. Да, было волнительно и тревожно, но я не боялась. Как ни крути, я была дебютанткой и главной…достопримечательностью данного собрания, и я была уверена, что внимание прессы, равно как и внимание всех приглашенных на вечер гостей, будет даже против воли приковано к моей скромной персоне. Потому что моя скромная персона три месяца назад перестала таковой являться. Из рабыни превратившись в госпожу. Но у меня не тряслись в предвкушении руки, не подгибались ноги, сердце не стучало громче, чем обычно. Может, со мной что-то не так? Ведь, по логике вещей, я должна была нервничать и переживать! Но мне было все равно, что подумают обо мне все эти люди. Я обрела отца, вот единственное, что меня волновало. Только ради него я согласилась на это представление обществу. Только потому, что я обрела не просто отца, но – дворянина во Второй параллели.
Я могла предположить, что будут говорить мне в лицо те, кому я буду в субботу представлена. Не то, что скажут они друг другу за моей спиной. Льстить, фальшиво улыбаться, заискивать перед сильными мира сего и откровенно лгать, зная, что собеседник делает то же самое, - это игра. И если я хотела сыграть в ней хотя бы партию, я должна была готовиться к последствия. Все они будут спрашивать, интересоваться, как я жила до возвращения домой, кем я была... Всем за гранью уже прекрасно известно, что я была рабыней, но все равно они акцентируют на этом внимание, так же, как это сделал в свой визит Лестер Торалсон.
Я услышала, как зашуршали листы газеты, которую читал отец, и повернулась к нему с вопросом на лице. Димитрий взглянул на меня из-под сведенных бровей, в глазах его читался легкий укор.
- Снова цветы, - выдохнул он, окинув комнату беглым взглядом. - Сегодня еще больше, чем прежде, - а потом вдруг: - Может, уже ответишь ему что-нибудь? Иначе наш садовник почувствует свою ущербность.
Я улыбнулась, подходя к углу комнаты, заставленной корзинками и вазами с цветами. Здесь было всё. Розы, герберы, тюльпаны, орхидеи, даже магнолии! И визитка, очередная, которую я не собиралась читать.
- Я прикажу отправить всё в больницы, - задумчиво проговорила я, взяв в руки визитку, и не раскрыв ее. Я ни одной не раскрыла, они все были запечатанными и хранились в моей комнате. - Когда я работала санитаркой, - проговорила я, - женщинам было приятно, что родственники присылали им цветы.
