По - другому (СИ) - Евдо Анна
— Твой танцевальный партнёр номер три заходит на второй круг.
Я закатываю глаза. Майя смеётся.
— Это тебя ни к чему не обязывает, но придаёт уверенности в своей привлекательности и неотразимости, согласись?
Из прохода между столами раздаётся «Лиза». Музыка звучит фоном, немного приглушая слышимость. Возле нашего столика останавливается Алика. Я смотрю на бывшую подругу и чувствую горькое сожаление. Наверное, можно постараться переступить через её интрижку с Марком, только продолжить общаться и постоянно думать о возможности повторения подобного будет нечестно по отношению к нам обеим. Я так не смогу.
— С днём рождения, — читаю по её губам.
Я киваю. Ко мне подходит тот самый кавалер. Алика замечает его и присоединяется к своей компании. Чуть позже я встречаю Алику на танцполе. Двигаться красиво она всегда умела, привлекая внимание и парней, и девушек.
Как только начинает звучать медленная композиция, под понимающий смех Майи я сбегаю в туалет, передохнуть, освежиться и спрятаться от назойливого ухажёра. Промакиваю виски смоченной в холодной воде салфеткой. В зеркале вижу, как из кабинки выходит Алика, притормаживает и приближается к раковинам.
— Как ты? — она обращается ко мне через зеркало.
Я тоже не перехожу на прямой контакт и отвечаю отражению:
— Нормально.
— Мне жаль, что так вышло между нами, — неожиданно говорит она и переводит взгляд на струю воды из крана.
— Мне тоже жаль, — искренне произношу я. — Очень.
Алика вскидывает голову, и я чувствую её энергетику. Когда она чего-то хочет, то заражает своим желанием.
— Ты в курсе, что Марк ищет нового инвестора? Ник его кинул, — Алика торопится ухватить нить нашего разговора и размотать её дальше.
— Мне больше не интересны новости о Марке, — я обрываю выползший из автомата кусок бумажных полотенец и вытираю руки.
Алика ничего не говорит. Я выхожу из туалетной комнаты.
К родителям я приезжаю после обеда. Пока мама с Евой разбирают пакет с гостинцами к столу, папа отводит меня в мою бывшую комнату.
— Кредитные деньги мы переведём тебе в понедельник, — он достаёт из кармана плотный запечатанный конверт, — а это наш безвозмездный вклад. Прибери сразу.
На глаза наворачиваются непрошенные слёзы. Я обнимаю папу и осознаю, что мама, видимо, так и не одобрила подобную материальную помощь.
Мы возвращаемся на кухню, где уже накрыт стол и выставлен красивый фарфоровый чайный сервиз. Воздушный торт со свежими ягодами украшают цифры 2 и 5. На овальном блюде выложены аккуратные дольки домашней сладкой колбаски, в розетках поблёскивает моё любимое вишнёвое варенье. Папа зажигает свечи. Я закрываю глаза и, загадав «пусть всё будет хорошо», задуваю их. Мама передаёт мне объёмный пакет с комплектом пушистых махровых полотенец.
— В новой квартире всегда пригодятся, — она целует меня в щёку.
— Там внутри открытка — я сама подписала, — тараторит Ева и вкладывает мне в руку нож, чтобы поскорее разрезать торт.
Раздаётся звонок в дверь. Папа открывает. Через мгновение перед моим носом мелькают белые цветы, такой же белый пакет, и я оказываюсь в крепких объятиях Маринки.
Через час мы с подругой уходим на прогулку. Бродим по знакомым улочкам, болтаем обо всём и ни о чём. Задав общий вопрос «ну ты как, нормуль?», Марина рассказывает о себе. Я уточняю, и она в подробностях мне отвечает.
— Зайдём на кофе? — спрашивает и тут же будто утверждает Марина, поднимаясь на крыльцо симпатичного кафе. Я его не помню. Видимо, новое.
Я останавливаюсь и смотрю в спину Марины. А ведь я сама разбаловала подругу кофейнями и такими посиделками. Оплата всегда оставалась за мной. Даже пополам ни разу не делили. То денег нет, то сама понимаешь, где я и где ты, то мы же подруги, какие между нами счёты. Я загодя уверена в реакции Маринки, но говорю прежде, чем она открывает дверь кофейни.
— Только если ты угощаешь, — я досадливо морщусь. — Ты же знаешь, что я оформляю квартиру, считаю каждый рубль сейчас.
Марина спотыкается на верхней ступеньке. Хватается за ручку. Дёргает дверь на себя.
— Так и быть.
Мы занимаем свободный столик у окна. Марина пытается держать лицо, только с треском проваливает непосильную задачу. Я спокойно наблюдаю. Оказывается, у меня выработался небольшой иммунитет на неприятные открытия о близком окружении.
Официантка кладёт перед нами меню. Я демонстративно открываю его и начинаю листать, видя как бледнеет лицо подруги, которая застыла на странице с напитками.
— Только кофе или возьмём что-то ещё? — игриво спрашиваю я и разворачиваю к ней страницу с красочными фотографиями. — Твои любимые штрудели. Еще и три начинки на выбор.
— Воздержусь. К лету надо подтянуть фигуру, — Марина выдавливает улыбку. — Да и торт мы недавно ели.
Я продолжаю разглядывать следующие разделы меню. Дело не в благосостоянии человека или в том, что я зажралась. Я никогда не обращала внимания на то, что Маринка дарит мне книги из библиотеки её бабушки или домашний цветок в обрезанной пластиковой бутылке. Знаки внимания и дружбы были многократно важнее. Только больше я не вижу за этим скупердяйством ни внимания, ни дружбы. Одно сплошное потребительство. Сегодня она прилетела в гости, наспех вручила мне три подвядшие хризантемы и набор кухонных полотенец. Заключила меня в удушающие объятия, чтобы я не принялась рассматривать её дары. Неужели она держит меня за полную дуру? Я прекрасно знаю, что она работает в цветочном салоне и эти цветы всего лишь неликвид, списанный на выброс. А яркая надпись на верхнем полотенце «С Новым Годом!», конечно, может быть с натяжкой притянута к новому году моей жизни, только снежинки по всему полю однозначно кричат о том, что это передарение ненужного в её хозяйстве презента. Острее всего царапает мысль, что это не она держит меня за дуру. Это я позволяю так с собой обращаться. Ради эфемерной дружбы, которая обросла ценниками со всех сторон.
— Я буду кофе и мороженое. — Я закрываю меню и смотрю на Марину.
Она поджимает губы и шлёпает свой буклет сверху на мой.
— Я возьму только кофе. Ты же дашь мне попробовать мороженое? — якобы шутливо вскидывает она чётко оформленные брови. Оформленные у мастера. Как и ногти, покрытые гелем-лаком.
— Конечно, тем более за него платишь ты, — я продолжаю смотреть ей в глаза.
Она всхихикивает и машет рукой.
— Да ладно, один раз можно пошиковать. Свои же люди, сочтёмся.
— Действительно, — непринуждённо произношу я. — Полагаю, я заслужила чашку кофе и полпорции мороженого за кофту, — я опускаю взгляд на ворот своего пуловера, одолженного Марине из-за внезапного похолодания, — которую ты с осени забываешь вернуть. За деньги на билеты, которые канули в Лету. За откровенно подчёркиваемое бесплатное жильё и хавчик, которым ты так привыкла пользоваться все эти годы.
Марина вспыхивает и прищуривается.
— Марин, как давно я стала для тебя лишь платёжным атрибутом?
— С тех пор, как ты жируешь и даже не ценишь то, что само плывёт тебе в руки, — резко и грубо огрызается она.
Значит, обойдёмся без игр и притворства. Меня устраивает.
— Например? — Я облокачиваюсь о стол и смотрю на злое лицо Марины.
— Ты жалуешься на разбитое сердце, хотя могла бы иметь в два раза больше. Марк на тебя слюни распускал. Мужик с квартирой и при деньгах. А ты нос задираешь в уверенности, что обойдёшься без него. И ведь обойдёшься, потому что тебя почему-то все привечают. Хорошая работа без усилий, тогда как я корячусь тут в этом вшивом салоне, пытаясь захомутать тех, кто, не считая, заказывает по сто роз в плетёных корзинах. Ты не живёшь с родителями, которых видеть не можешь, умудряясь втереться в доверие к посторонней тётке, и она с радостью пускает тебя к себе под крыло. Я тоже хочу красивой жизни. Мы же подруги. С тебя не убыло заплатить за мои приезды, чтобы я выслушивала, на какую выставку ты бездарно просаживаешь не малую сумму или как откладываешь лишние деньги. Тебе же в радость делать добро. Так чего же ты сейчас возмущаешься и строишь из себя прожжённую стерву?
