Неоспоримая | Я куплю тебе новую жизнь
Но как ей, черт возьми, переступить через эту липу???
Если любила, то каждой частичкой своей души. Даже рассыпавшись на невидимые атомы, в каждом из них сохранила бы любовь размером с земной шар. Взорвавшись, заполнила бы своими чувствами всю космическую галактику.
Кто-то презрительно скажет, пубертатный максимализм. Да ничего подобного! Это Анастасия Сладкова. Не умела она жить по правилам. Существовала эмоциями. Только они ею управляли. Плохо ли, хорошо, но не изменили ее ни время, ни испытания.
Интуитивно чувствовала, что что-то пошло не так. Оказалось, не напрасно. Переживала, что с той, первой ночи, он не делал никаких попыток физического сближения. Носился с ней, как с фарфоровой куклой. Иногда словно и прижать сильнее боялся. Все делал вполсилы. Ощущала сдерживаемое им сексуальное возбуждение. Хотела дать то, в чем он нуждался. Но не решалась сделать первый шаг. А он, черт подери, просто пошел и взял то, что показалось доступней да не забористей!
В порыве слепой душевной боли, свирепо растерла по щекам удушливую влагу. Всхлипнула…
В этот самый момент дверь спальни резко распахнулась, и на пороге появилась баба Шура.
– Ты собираешься спускаться? Доброе утро!
– Доброе, ба. Сейчас приду, – отвернулась, делая вид, что убирается на письменном столе. Только голос, предательски дрожа, выдавал ее состояние.
– Что случилось? – сходу поинтересовалась Александра Михайловна.
– Ничего. Живот болит.
– Не мели ерунды, Стася. Лицо все в красных пятнах, голос дрожит… По-хорошему спрашиваю, что случилось?
– А что, будет еще и по-плохому? – нашла в себе силы, чтобы пошутить.
– Ты мне зубы не заговаривай, – сердце переворачивалось, когда видела, как Стаська шмыгает носом и потеряно оглядывается. – Ну?
– Расстроилась из-за Егора, – закатывая глаза, неохотно выдала Стася.
Баба Шура суматошливо влетела в комнату, на ходу машинально подбирая разбросанные Стасей декоративные подушки.
– Ступай, умойся. А потом поговорим, – поправила сбитое покрывало на кровати. Разложила подушки. Глубоко вздохнула, успокаивая нервы и воображение.
Дожидаясь возвращения Стаси, успела сложить книги и ручки, валявшиеся по письменному столу.
– А теперь нормально расскажи, что случилось? – строго спросила, усаживаясь в кресло напротив Стаси.
В который раз повторилась немая сцена в их неподражаемом стиле. Баба Шура сверлила девушку внимательным взглядом. А та, в свою очередь, возмущенно вздыхала и закатывала глаза.
– Ох, бабушка… Вот поэтому я тебе и не могу ничего рассказывать. Кипишуешь на ровном месте!
– Давай, говори. Я ему…
– Он ничего не сделал, – перебила бабу Шуру Стася. – Ничего. Просто я увидела в интернете фото и расстроилась.
– Какое еще фото? Фотографию? Чью?
– Егора и… девушка с ним.
Баба Шура, подпирая широкой ладонью лицо, громко фыркнула.
– Нашла из-за чего слезы лить! Тоже мне… Может, и уцепилась какая-то… Вон их сколько вокруг него. Всегда так было. Только он тебя любит. Я уверена.
Стасе хотелось ей верить, но болезненно-свежие впечатления от увиденного не позволяли расслабиться и отпустить ситуацию.
– Может и так... Я уже ничего не понимаю. Не понимаю… – устало выдохнула она. – Вообще-то я у тебя спросить хотела… Пустишь меня на танцы сегодня? Артем давно звал…
– Сегодня же суббота. Я думала, ты у Егора ночуешь? – спросила Аравина, изучая Стасю пристальным взглядом.
– Я тоже думала, – недовольно буркнула девушка. – А теперь не хочу, – упрямо вздернула подбородок.
Глаза бабы Шуры заволокли встревоженные оттенки.
– А он знает?
– Узнает.
– Я так понимаю, постфактум?
– Угу.
– Ох, Стаська… – тяжело вздохнула Аравина. – Что ты творишь? Бури хочешь?
– Урагана!
– Совсем из ума выжила? – в сердцах воскликнула баба Шура. – Ты характер его знаешь. Не затевай то, с чем потом не справишься. Да и вообще, так не делается, дочка! Сядьте, нормально поговорите. Отыщите истину…
– Не хочу я с ним ничего обсуждать, бабушка! Он меня в известность не ставил, когда отправлялся на столь масштабное мероприятие с этой… – на языке крутились отнюдь не лестные существительные, любезно одолженные у прошлой жизни.
Надо же, сколько не использовала матерные слова, а при случае так и всплывали.
– Стася, Стася… Сейчас в тебе говорит обида, никак не здравый ум. Не горячись, я тебя очень прошу! Дождись Егора. Поговорите. Переночуй с этими мыслями. А завтра…
– Нет, ба. Нет. Нет, – отчаянно запричитала. – Я его, если увижу… я не знаю… будет хуже!
Не хотела рассказывать Аравиной о схватках, что случились у них в прошлом году. Но, зная себя, понимала, если она не остынет, то больно будет и ей, и Егору. Не сумеет держать язык за зубами, наговорит лишнего. А истерики она не хотела.
