Вадим Смиян - Месма

    Влад прошел один ряд могил, затем – уже в обратном направлении, второй, далее – третий… Его встревожило одно обстоятельство: некоторые могилы не имели никаких обозначений: просто над холмиком возвышался деревянный столбик, вбитый  в землю лет этак 15-20 тому назад. Это означало, что здесь покоится неизвестный. Ни таблички с именем и фамилией, ни дат жизни и смерти… Просто кого-то закопали здесь, и случилось сие прискорбное событие в 50-ые годы. А что, если и Августу похоронили подобным образом? В безымянной могиле? И как же он ее узнает?

     Владу сделалось нехорошо. А между тем, время неумолимо бежало вперед, солнышко стремительно спускалось к горизонту. Его косые лучи, словно бесконечные золотистые шпаги, пронизывали пространство между стволами вековых сосен, зажигали огненные сполохи на верхушках старых крестов, сверкали скоплениями огоньков на каменных надгробиях. Картина являла собой печальное и завораживающее зрелище , однако Владу было вовсе не до кладбищенских мрачных красот: он начал уже заметно нервничать. Все его блуждания среди могильных холмиков и крестов оставались безуспешными. Могила Августы никак не желала показываться ему.

     Уже начало смеркаться, когда Влад вдруг обнаружил, что попал в сектор, где лежат мертвые, упокоившиеся в начале уже 60-ых годов. Он немедленно вернулся обратно. И снова последовало упорное хождение между могильными рядами. Многие из захоронений стали уже ему знакомы, и Влад с раздражением замечал, что проходит по одному и тому же месту в третий, а то и в четвертый раз! Как будто какая-то неведомая сила водила и водила его вокруг да около, причем совершенно впустую; его не оставляло ощущение, будто искомое захоронение находится где-то здесь, совсем рядом, и он проходил мимо него несколько раз, упорно не замечая… и хождениям этим не было конца.

    Становилось темно, дневная жара давно исчезла, ее сменил какой-то жуткий, леденящий все члены холод. Влад начал элементарно зябнуть – и это нынешим знойным летом, когда днем плавился асфальт, а ночью рубашка прилипала к телу, промокая от пота! Но здесь оставаться дольше было невозможно… Владу пришлось смириться с неудачей, и он, выбравшись с территории сектора,  уныло побрел к автобусной остановке.

    В гостиницу он приехал в половине двенадцатого, пребывая в самом отвратительном настроении. Влад был твердо убежден, что обошел весь нужный ему сектор – пядь за пядью. Но могилы, обозначенной именем Августы, там не было и в помине! Что это значит? И как ему теперь быть? Он все больше и больше склонялся к мысли, что людоедка обрела свой покой под одним из холмиков, обозначенных скромным деревяннным столбиком. Возможно, кому-то было нужно, чтобы ее захоронение оставалось неизвестным. Кому? Разве только самому фотографу – этому самому Прохору Михайловичу. При одном, правда, маленьком условии – он должен был сам преставиться несколько позже Августы! Это условие как будто выполнялось: воспоминания писались еще в 1961 году, а Августа похоронена в 50—ых… Если только это не заблуждение Самсонихи. Из записей пока не очень понятно, какие между Августой и Прохором были  отношения. Возможно, это станет яснее из дальнейшего изложения, возможно, оно прольет какой-то свет на вопрос о местоположении ее могилы? Иного источника и путеводителя, кроме записок старого фотографа, в распоряжении Влада нет…

    Он принял горячий душ, смыв с себя весь пот, всю пыль и весь негатив минувшего дня. Затем присел к столу напротив настенного зеркала, зажег настольную лампу и вновь погрузился в чтение…

    Часы на стене показывали начало одиннадцатого вечера, и Прохор Михайлович уже приготовил треногу, наладил фотоаппарат – в общем, сделал все необходимое для очередной встречи очередной юной жертвы. Около часа тому назад он  наблюдал в окно, как Августа прошла по улице в сопровождении паренька лет двенадцати, как подвела его к площадке лестницы, ведущей в подвал… Прохор заметил также, как Августа пустила подростка впереди себя, а сама задержалась на верхней ступеньке входа и огляделась по сторонам – вероятно, убеждаясь, что не привлекла ничьего внимания, после чего поспешно спустилась к подвальной входной двери вслед за мальчиком.

   И вот теперь Прохор Михайлович ожидал условного стука в дверь, ведущую в подвальное жилище своей сообщницы. Медленно-медленно ползло время. В комнатах фотоателье стояла зловещая тишина, нарушаемая только мерным тиканьем

 настенных часов. Прохор присел к столу, пытаясь успокоиться и унять сильное непрошенное сердцебиение. С чего это он так разволновался? Все идет так же, как и всегда. Да и по времени… он бросил взгляд на часы: до того, как Августа должна привести свою очередную жертву, остается примерно полчаса! А жертвы попадаются тоже разные – с одной возни надо больше, с другой меньше… Главное, чтобы электричество не отключили, однако до планового еженочного отключения времени еще вполне хватает, даже с солидным запасом. Беспокоиться не о чем…

 Вдруг фотомастер нервно вздрогнул: в дверь внезапно резко и громко постучали. Августа стучала совсем не так! Прохор Михайлович и не сразу сообразил, что стук был произведен вовсе не в подвальную дверь, а во входную.

   Он вскочил на ноги, будто подброшенный мощной пружиной. Несколько секунд стоял, прислушиваясь,  словно надеялся, что незваные гости сами уйдут. Тишина длилась несколько секунд, а затем стук повторился – резко и настойчиво.  Нетрудно было догадаться, КАКИЕ посетители стучат в дверь подобным образом. Фотограф ощутил на лбу выступившие капли холодной испарины.

   «Кого же это черт принес в такое время? – с испугом подумал он. – Неужели это… конец?»

    И снова раздался стук, на сей раз особенно нетерпеливо. Прохор Михайлович на негнущихся ногах направился к входному тамбуру. В дверь опять ударили, похоже – теперь ногой.

    - Иду, иду! – раздраженно крикнул Прохор Михайлович. – Хватит барабанить…

 Дрожащей рукой он отодвинул засов, отпер замок и приоткрыл дверь, выходившую на крыльцо. В сумраке ночи он увидел за порогом контур высокой плотной фигуры в военной форме – гимнастерка, фуражка, сапоги… От ужаса у фотомастера даже дыхание перехватило.

    «Вот и пришли за мной,» - с неожиданным равнодушием мелькнула в голове  страшная мысль, и Прохор вдруг с изумлением ощутил, что ему вроде стало как-то легче дышать, что ли…

 Однако пришедший офицер не стал ему тыкать в нос документом, не стал также

 произносить обычной в таких случаях  фразы: «Гражданин такой-то? Собирайтесь…» Вместо всего этого он вполне приветливо произнес: