Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen"
Дедушка Мороз осчастливил Дрейка красиво упакованным комнатным цветком.
— Aloe variegata, — присмотревшись, именую я растение. — Или алоэ пёстрое.
— Откуда знаешь? — недоверчиво спрашивает Вася.
— У меня тётушка — почётный растениевод… была растениеводом. А у неё хочешь-не хочешь, но в предмете разбираться станешь.
— Эрудированный ты товарищ, Сорокин, — хмыкает Щёлок. — Недооцениваем мы тебя, — сделав это лестное для меня заключение, он поворачивается к Дрейку: — Так от кого посылка, Андрюша? Если не секрет.
— Боюсь, что секрет, — Дрейк поборол хитро свёрнутую упаковку и теперь задумчиво крутит в руках цветочный горшок. На кипенно-белой керамике пояском прочерчена чёрная линия, которая в одном месте изгибается силуэтом сложившей крылья бабочки. — Дедушка Мороз не пожелал оставить мне записку.
— Может, это была Снегурочка? Надо ж ещё додуматься, чтобы подарить тебе, — на последнем слове Вася делает ударение, — комнатное растение.
— Может, и Снегурочка, — не спорит Дрейк. — Только что мне с этой радостью теперь делать?
— Домой забрать, — коротко предлагает Ольга. Всё то время, что мы втроём изучаем подарок, она принципиально смотрит в свой монитор.
— У меня дома он загнётся максимум через месяц, — отмахивается от предложения Дрейк. — Здесь его, что ли, оставить?
— Пускай здесь загибается? — уточняет Вася.
— А мы назначим за него ответственного. Оль, будешь за цветком ухаживать?
— Нет, — зло отвечает аналитик.
— Ну и ладно. Тимыч, тогда это тебе. Как эксперту по цветоводству.
Несчастное, никому не нужное алоэ всучивают мне в руки с напутствием: — Поставишь рядом с монитором, будет вредное излучение поглощать.
Блестящий аргумент заставляет Васю показательно прикрыть глаза ладонью, а меня растерянно пробормотать: — Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — Дрейк почти не прячет удовольствие от того, как ловко избавился от обузы, но сердиться на него я не умею. Ладно, не велика забота — полить цветок раз в неделю.
Aloe variegata остаётся жить на моём столе.
***
Как и обещала, на следующий день Ольга приносит мне «Историю бога». Поскольку всякий подарок хорош отдарком, то после искренних благодарностей я спрашиваю: — Слушай, может, тебе тоже хотелось бы что-нибудь почитать в бумаге, да взять неоткуда? А то у меня неплохая библиотека.
— Я даже не знаю, — чуточку теряется Ольга. — Сложно навскидку сказать.
— Но ты имей в виду, хорошо? И ни в коем случае не стесняйся.
— Хорошо, не буду, — она совершенно чудесно улыбается, и входящий в комнату Дрейк не может это не заметить.
— Доброе утро. Не помешал?
Мы с Ольгой недоумённо переглядываемся, и я отвечаю за обоих: — Привет. Да нет, не помешал.
— Ну и отлично.
Дрейк отворачивается к платяному шкафу, Ольга возвращается за свой компьютер, а я всё стараюсь понять, какой подтекст можно было увидеть за банальным одолжением книги.
— Ну-ка, колись, Тимыч. Насколько у тебя с Ольгой всерьёз?
Хорошо, что я успел поставить чашку с кофе на подоконник.
— Увлечение мозговыносибельной гуманитарщиной всякого рода? Боюсь, уже на всю жизнь.
Настолько ультрамариново Дрейк смотрит на меня впервые за всё время нашего знакомства.
— Рад за вас.
Что-то я совсем разучился его понимать.
Моя предпраздничная неделя движется по обычному распорядку: днём — подчистка проектных «хвостов», вечером — старый диван, торшер и интересная книга. Общую идиллию слегка нарушают ранние подъёмы, однако я стараюсь на них не зацикливаться. Тем более что пока это единственный привет из галлюцинации: даже на итоговое пятничное совещание шеф приглашает одного Дрейка, оставив аналитика в покое. Любопытной части моей натуры очень хочется узнать, планируется ли вечером тридцатого девичник с участием Ольги, но, к счастью, шансы получить ответ равны нулю.
В течение пятницы, тридцатого желчность недовольного своей участью Дрейка опасно приближается к уровню Васи Щёлока. Ситуацию усугубляют два переноса начала совещания на всё более поздний срок.
— Половина шестого, — выплёвывает Дрейк во время послеобеденного кофепития в комнате отдыха. — Не понимаю, неужели им всем домой не нужно?
Одними словами сочувствия здесь не обойдёшься, так что я не долго думая предлагаю: — Ну, давай я с тобой за компанию на работе задержусь, чтобы веселее было.
— Веселее от того что ты из-за меня впустую потратишь личное время? Спасибо, предпочту погрустить.
Обидный ответ, даже если знать, что продиктован он вовсе не моей неуклюжестью в попытке поддержать товарища. Однако Дрейк, кто бы что о нём не думал, умеет понимать и признавать свои перегибы. Сделав большой глоток глюкозно-кофеинового концентрата, который обычно выдаётся за нормальный эспрессо, он совсем другим тоном говорит: — Извини, Тимыч. Куда-то меня совсем не в ту степь понесло.
— Бывает, — пожимаю я плечами. — Так тебя дождаться? Мне ведь не надо ни к Новому году готовиться, ни участвовать в каких-то предпраздничных мероприятиях.
— Ну, подожди немного, раз настаиваешь. Но если до семи вечера разговоры о космических кораблях в Большом театре не завершатся, то смело собирайся домой. Договорились?
— До половины восьмого. Договорились.
Дрейк хмыкает: — Не умеешь без оговорки, да, Тимыч? Вроде и согласился, однако на своих условиях.
— Тебе же не в ущерб.
— Не в ущерб. Только чем ты эти полтора часа развлекаться будешь?
На его беззлобную подковырку я отвечаю абсолютно честно: — Книжку перечитывать.
Естественно, я вообще не собираюсь уходить раньше, чем закончится совещание. У меня с собой Ольгина «История бога», которую я собирался сегодня вернуть, но раз уж так вышло, то оставлю себе до конца каникул. Люблю перечитывать хорошие вещи: на второй раз они лучше укладываются в памяти. Поэтому когда коллеги расходятся — кто домой, кто в конференц-зал, — я делаю себе очередную кружку латте, достаю из нижнего ящика стола неприкосновенный запас орехового печенья и готовлюсь с комфортом провести столько времени, сколько потребуется.
Напрасно мы иногда забываем, что руководители — такие же люди, причём многие — люди семейные. Дрейк возвращается всего через час, и, судя по довольному блеску его глаз, в реальности гендиректор тоже не поскупился на шампанское.
— Свежий ветер и свобода! Пускай и всего на десять дней.
— Но мы молодцы? — интересуюсь я. — По итогам года?
— Лучше всех, — безапелляционно отвечает Дрейк, распахивая платяной шкаф. — Отметим?
Надо же. А я думал, он так сильно раздражается задержкой на работе из-за назначенного кому-то свидания.
— Ты точно уверен, что мы сможем найти свободный столик в семь вечера тридцатого декабря?
— Точно.
Чувство дежавю пробегает вдоль позвоночника неприятным холодком.
— Ну, давай отметим. Только не пивом со свиными рёбрышками, ладно?
Условие на пару мгновений ставит Дрейка в тупик.
— Задачка, — прищёлкивает он языком. — Но я тоже не лыком шит: организую тебе вариант без пива и рёбрышек.
На улице по-новогоднему ясно и морозно, а узкий рогатый месяц вообще словно сошёл со страниц повести Николая Васильевича. Помнится, в галлюцинации этим вечером был снегопад — очередное успокаивающее отличие.
— Ты разве без машины? — любопытствую я, когда мы проходим мимо стоянки.
— Ага. Утром подумал: «Вдруг генеральному захочется угостить меня односолодовым вискарём по случаю Нового года?» — и оставил конягу в стойле.
— Так вам виски наливали?
— На самом деле «Асти», я даже немного разочаровался во вкусах начальства.
— Зато под традицию праздника больше подходит.
— Эт-точно.
Обещания Дрейк выполняет железно; у меня вообще появляется подозрение, будто он заранее заказал столик в маленькой семейной пиццерии.
