Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen"
Только этого мне и не хватает.
— В семь вечера тридцатого декабря? — подчёркнуто недоверчиво уточняю я. — Сейчас даже в «Макдоналдсе» все столики забиты под завязку.
— Спорим, я найду нам шикарное место? Тридцатого декабря и в семь вечера, — азартно щурится мой спутник.
— Не буду я спорить. Я вообще предлагаю вызвать такси и разъехаться по домам.
— Ну, Оль, это не спортивно. Давай, соглашайся: мне давно хотелось проверить, существует ли в ресторанах неприкосновенный запас столиков.
— Проверь без меня.
— Одному неинтересно.
Мы недолго играем в гляделки.
— Хорошо, — сдаюсь я с обречённым вздохом. Не хочу его расстраивать, пусть и не до конца понимаю, кому конкретно принадлежит желание: Ольге или Тиму.
Чтобы раскаяться в собственном великодушии, мне достаточно просто войти в дверь того, что Дрейк именует рестораном. По сути же это обычный кабак: шумный, полутёмный, пропахший табаком, алкоголем и подгоревшей едой. На первый взгляд внутри и яблоку ловить нечего, но дюжий неразговорчивый детина, заведующий барной стойкой, специально для нас извлекает из подпространства крошечный столик с двумя лавками в самом дальнем углу зала.
— У них тут своя пивоварня, — заговорщицки делится Дрейк, по-простому складывая наши пуховики на свободное место своей лавки, — поэтому рекомендую обязательно попробовать тёмное. И свиные рёбрышки — лучше ты нигде в городе не найдёшь.
Пиво и жирная свинина. Ужин-мечта хоть для йога, хоть для Тима-трезвенника.
— А что-нибудь ещё в меню у них есть? — без надежды интересуюсь я. Разворачиваться и уходить было бы глупо: не силой же меня сюда привели, сам согласился.
— Понятия не имею. Да и зачем?
Действительно.
— Ладно, заказывай всё на двоих. Только с раздельным счётом.
Дрейк закатывает глаза: о, феминистки! — машет рукой и даёт заказ подбежавшей к нам официантке.
Я готовлюсь к долгому ожиданию, однако еда появляется на столе меньше, чем через десять минут. Две кружки пива, увенчанные плотными пенными шапками, две тарелки рёбрышек-гриль, корзинка с хлебом и большое блюдо свежих овощей.
— Для тех, кто предпочитает закусывать салатным листиком, — подмигивает мне Дрейк. — Ну что, за прошедший и наступающий?
— За них.
Кружка глухо ударяет о кружку, хлопья пены падают на исцарапанное дерево столешницы. Я смачиваю губы в пиве — вот же горькая дрянь.
— Как тебе?
— Гадость, — бестактно брякаю я, но Дрейк не обижается.
— Ничего, к концу первой распробуешь, — утешает он в своей трикстерской манере. Ольга рассердилась бы, сочтя фразу вкупе с выбором заведением завуалированным издевательством. Я же давно понял: иногда люди просто говорят, не задумываясь о том, что слышится собеседнику. В этом плане никто из нас не идеален.
Пользуясь тем, что хлеба нам принесли от души, я сооружаю многоэтажный бутерброд из срезанного с рёбрышек мяса, ломтиков помидор и салатных листьев. Выходит весьма неплохо, можно рискнуть и повторно продегустировать пиво. Вдруг вкусовые рецепторы Ольги устроены по-другому, отчего у меня получится понять цимес сочетания воды, хмеля и солода?
— Ну ладно, не совсем гадость, — признаю я в ответ на вопросительный взгляд Дрейка.
— А я тебе про что! Эта штука из любого язвенника сделает ценителя. Девушка! Будьте любезны вторую для меня.
— Андрей, учти, я тебя на себе не понесу, — заранее предупреждаю я. — И не потому что вредная, а потому что мне физической силы не хватит.
Говорю это на полном серьёзе, только Дрейк всё равно смеётся: — Не дрейфь, подруга, у меня организм тренированный. Для него что литр пива, что литр чая — одна петрушка. Но первое однозначно вкуснее.
А вот я предпочёл бы чай. От него не бывает тумана в голове и лёгкой раскоординации в движениях. Будет мне новый урок: не мешать шампанское с пивом, особенно без хорошей закуски.
Дрейк что-то оживлённо рассказывает, только я почти не вникаю в смысл. Просто слушаю звук его богатого обертонами голоса, просто слежу за подвижной мимикой красивого лица, за непринуждённой жестикуляцией и в какой-то момент понимаю, что впервые за последние дни расслабился по-настоящему. Алкоголь тому причиной или совпадение с пятничной традицией, однако тугой узел в солнечном сплетении, постоянно державший мои нервы натянутыми, почти развязался. И сразу стало легче: дышать, улыбаться, жить.
— Ещё кружечку?
— Ох, нет. Иначе уже тебе придётся меня нести.
— Да без проблем. Хоть до самой квартиры.
Кажется, Дрейк несколько преувеличил тренированность своего организма. Верный признак того, что пора заканчивать с возлияниями.
— Лучше по старинке, в такси. Кстати, не пора ли его вызывать?
— Намекаешь на «янки гоу хоум»? Ладно, давай закругляться. Девушка, счёт!
— Раздельный, — почти по слогам добавляю я, поскольку не до конца уверен в собственной артикуляции.
— Оль-ля!
— Мы договаривались.
Дрейк качает головой, всем видом показывая что как джентльмен вынужден смириться с высказанным дамой пожеланием, даже если желает она очевидную глупость. Меня это страшно умиляет — да-а, вовремя, очень вовремя мы подошли к финишу пивопития.
А на улице нас ждёт эталонный зимний предновогодний вечер. Медленный снегопад, жёлтый свет фонарей, украшенные иллюминацией деревья. Дрейк вкусно втягивает носом чистый, слегка морозный воздух и спрашивает:
— Точно вызываем машину? Или пройдёмся ещё немного?
«Точно», — уверенно говорит голос разума, однако мой обретший самостоятельность язык отвечает: — Ну, давай пройдёмся.
Я пытаюсь исправить оплошность, добавляя: — По парку до остановки.
Расстояние — в лучшем случае на четверть часа вальяжной прогулки. Пусть я порядочно подшофе, но не думаю, что за такое короткое время успею во что-нибудь вляпаться.
Парковые дорожки расчищены, однако ноги мои всё равно идут как-то не так. Дрейк дважды удерживает меня от падения, после чего предлагает кардинальное решение проблемы: — Слушай, возьми меня под руку, а?
Я-Тим стопроцентно знаю, что соглашаться нельзя, и всё равно делаю. Сердце сразу же заходится в приступе тахикардии, мышцы каменеют от выброса адреналина, отчего мне начинает казаться, будто двигаюсь я один в один как робот Вертер.
— Уже распланировала встречу Нового года?
— Нет.
— Серьёзно? Чтобы ты — и до тридцатого не определилась?
— Серьёзно. Не знаю. Ничего я не знаю.
Кто я? С кем я? Зачем я?
— Оля, эй, Оль-ля, — Дрейк останавливается и мягко разворачивает меня к себе. — Ты чего?
Я смотрю на него из какой-то дальней дали, моё тело здесь, но где я сам?
— Ничего.
— Неужто пивовары с технологией намудрили? — хмурясь бормочет Дрейк себе под нос. — Оль, солнышко, возвращайся, — он легонько встряхивает меня за плечи, а я вдруг начинаю плакать. Тихо, без всхлипов и рыданий, просто катятся по щекам тёплые капли. Оттого ли, что совсем запутался, где граница между Тимом и Ольгой? Или оттого, что всё это — иллюзия, которая никогда, никогда-никогда не повторится наяву?
— Эй, не надо, — Дрейк бережно обхватывает моё лицо ладонями, стирает слезинки большими пальцами. — Всё же хорошо, зачем плакать?
Ничего не хорошо, пытаюсь объяснить ему я. А то, что расстояние между нашими губами практически исчезло, и вовсе плохо.
Поцелуй полон нежной заботы, в нём хочется раствориться без остатка, хочется забыться, не думать, отдать себя ночи и этому сильному, красивому человеку. Если всё не взаправду, то какая разница, кто я и кто он?
— Пожалуйста, — шепчу я в целующий меня рот, — пожалуйста, Дрейк, не надо. Так нельзя; пожалуйста, я не хочу.
Он отстраняется, совсем чуть-чуть, чтобы было пространство для вопроса.
— Почему?
Потому что какую бы приставку к слову «сексуальность» я о себе не использовал — эта ночь станет ложью, неважно в реальности или нереальности.
