Курс на жизнь (СИ) - Милоградская Галина
**Большое колесо Сиэтла — самое большое колесо обозрения на Западном побережье.
5. Золотая девочка с пустотой внутри
Элеонора Смит родилась с серебряной ложкой во рту — об этом не говорил только ленивый. Дочь Александра Смита, потомственного политика, она ни в чём не знала отказа, но при этом росла приятной, не избалованной девочкой. Конечно, немалую роль здесь сыграло воспитание: Гортензия Смит придерживалась одного простого, но строгого правила — сначала дело, потом отдых. И вместо того, чтобы, как ровесники, кататься на велосипеде или играть на заднем дворе с друзьями, маленькая Элеонора прилежно учила сонеты Шекспира. Или сражалась с пианино, пытаясь сыграть этюды Шопена. Но злости на родителей за то, что лишают игр, у Элеоноры никогда не было, ведь все её детские мечты сводились к одному — заслужить одобрение отца.
Александр Смит редко бывал дома. Перелёты, поездки, деловые встречи, редко — с женой, никогда — с дочерью. На семью у молодого политика времени оставалось ничтожно мало, и короткие выходные врезались в память яркими, радужными красками. Привыкшая к дисциплине и контролю, Элеонора не слишком возражала, что школа, которую ей выбрали родители, оказалась закрытой школой-пансионом для девочек «Ани Райт» в Тахоме. Более чем столетняя история, традиции и некая чопорность, но при этом один из самых высоких показателей качества обучения в стране: девяносто девять процентов выпускниц поступали в колледжи или университеты. И снова прилежание, стремление стать лучше, новые вершины, редкие встречи с родителями.
Здесь некого было удивлять своими родными: вокруг были либо дочери политиков, либо бизнесменов. Робость быстро прошла, и вскоре Элеонора обзавелась подругами, а к пятому классу записалась в театральный кружок. С музыкой пришлось завязать — преподаватель со вздохом признала, что особого таланта у девочки нет, так к чему мучить ребёнка, если можно открыть другую дверь? Посовещавшись с директором, посмотрев на табель успеваемости, Александр и Гортензия пришли к выводу: дочь должна стать врачом. Биология и химия на высоте, длинные пальцы так и созданы для хирургии. Спорить Элеонора не стала. Не умела, не могла и не хотела. Зачем? К тринадцати она не успела определиться с профессией, так не лучше, чтобы за неё решили самые близкие и любимые люди?
К выпускному за мисс Смит уже было закреплено место в Гарвардской медицинской школе, и переезд в Бостон открыл перед Элеонорой двери в новую жизнь. Полная свобода после строгих правил, отсутствие контроля и совершенно разномастная толпа студентов — здесь можно было встретить как детей миллионеров, прожигающих жизнь и учащихся ради заветного диплома из «Лиги плюща», так и бедных самородков, которые подрабатывали по вечерам, чтобы оплатить учёбу, и зубрили в остальное время, чтобы не потерять стипендию. Элеонора с лёгкостью превратилась просто в Лору, «Альфа-Пси-Эпсилон» с радостью приняли новенькую в члены сестринства, а студенческие вечеринки поначалу затмили тягу к знаниям. Но вбитое годами стремление стать первой не позволило опуститься на дно и с треском вылететь из Гарварда — через полгода Лора вновь нырнула в учёбу, искусно лавируя между лекциями и вечеринками.
А потом в её жизни случился Майк — подающий неплохие надежды студент экономического. Первая любовь захватила с головой, и Лора впервые поругалась с родными, отказавшись приезжать на Рождество домой и проведя эти дни в Аспене. Через год любовь остыла, оставив после себя сладкое послевкусие и дружескую привязанность, и Лора пошла дальше. Экзамены, лабораторные, первые вскрытия, а в перерывах — танцы до утра, алкоголь и редкий секс без обязательств. После Майка Лора твёрдо решила сначала сделать карьеру, а уж после думать о чём-то действительно серьёзном.
В университете все мечтали о том, что станут блестящими хирургами. Непременно что-то престижное: кардио, нейро, на крайний случай, пластика, но не та, что доступна в каждом центре красоты и оздоровления, а что-то действительно серьёзное: пересадка кожи, реконструкция лица… К получению диплома Лора была уверена — весь мир лежит перед ней, и добиться признания не составит ни малейшего труда. Ординатура в престижных больницах, первые пациенты, первая практика, первая смерть и почти сто процентная загруженность — иногда от усталости хотелось плакать, но Лора твёрдо шла к своей цели, выбрав специализацию кардиохирурга.
— Куда собираешься после вручения диплома? — спросила мама, когда Лора позвонила узнать, ждать ли их на вручении.
— Не знаю. Предлагают работу в Вашингтонской больнице в Сиэттле, но есть предложения из Бостона и Техаса. — Лора вздохнула и покосилась на часы — в семь встреча с друзьями, а она ещё даже не начинала собираться! Отпраздновать окончание учёбы собирались тесной компанией в любимом баре.
— Сиэтл? — в голосе Гортензии послышалась надежда. — Детка, может, ты вернёшься домой?
— Я ещё не решила. Но обязательно определюсь к нашей встрече. Как папа?
— В Вашингтоне, — в голосе мамы послышалась плохо сдерживаемая тоска. — Я его почти не вижу, знаешь.
В груди шевельнулось чувство вины — слишком долго Лора не была дома. Звонки, встречи два раза в год: взрослая жизнь не оставляла времени на общение с близкими. По-прежнему безоговорочная любовь к родителям осталась, но желание заслужить одобрение отца давно утихло. Лора сбросила розовые очки, поняв, что для него карьера всегда была на первом месте. И здесь она точно пошла в Александра. А мама осталась совершенно одна. Могла ли она бросить её теперь? Так в свои двадцать шесть Лора вернулась в Сиэтл.
Подающий надежды ординатор-кардиохирург, Элеонора Смит быстро влилась в коллектив и сама не заметила, как погрязла в рутине. Работа-дом, дом-работа — мир схлопнулся до одной дороги туда и обратно. Отец готовился к очередной избирательной кампании, стал нервным, дёрганым, и на редкие и робкие попытки жены разговорить, узнать, как дела, огрызался. В этот раз борьба предстояла нешуточная, и в тур по штату Александр забрал жену с собой. Лора и сама не могла понять, отчего провожает их с тяжёлым сердцем, но тревога не отпускала. А потом прогремел гром.
— Лора, включи скорее новости! — в ординаторскую влетел запыхавшийся Клинт — широкоплечий брюнет из ортопедии. Картинка на экране послушно сменилась, вверху вспыхнула надпись: экстренная новость. Не отрывая глаз, Лора нажала на звук, и голос ведущего ворвался, как сквозь вату:
— … в сенатора от штата, Александра Смита. Преступник открыл стрельбу во время выступления на стадионе Редмонда. По данным полиции есть жертвы. Так же пострадал охранник, ему оказывают помощь в местной больнице. Мы будем следить за…
— Мама… — Лору оцепенела. Липкой волной растёкся по спине страх, разлился слабостью в ногах. Надо было что-то делать, куда-то бежать, но ужас парализовал, и всё, что она могла делать — снова и снова смотреть на жуткие кадры, на кровь на розетках цвета американского флага и на то, как маму грузят в карету скорой помощи. Клинт что-то говорил, но Лора не реагировала, продолжая крепко сжимать в руках пульт от телевизора.
Гораздо позже, уже к похоронам, пришло понимание — мамы больше нет. И всё упущенное время, что они могли провести вместе, уже не вернуть. А потом появилась злость. На отца за то, что думал только о себе, в то время, как мама оказалась заперта в четырёх стенах. И на себя — за то, что в стремлении покорить вершину забыла о самом близком и родном человеке.
— Мне тоже её не хватает. — Последние гости ушли, и огромный дом Смитов окутала тишина. Лора сидела в гостиной, выходящей широкими окнами на залив. Свет зажигать не хотелось, говорить — тоже. Безразличие затягивало, Лора машинально отпила вина из бокала, что держала в руках, кажется, весь вечер. Тяжело вздохнув, Александр опустился на диван рядом с дочерью и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
