MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 4
А ещё между этими деревьями был удивительно удобно летать, виляя и выделывая финты. Гарри и Билл с хохотом гонялись друг за другом битых полчаса, периодически меняясь лидерскими позициями, а потом Гарри, в очередной раз засмотревшись на Билла, очень глупо зацепился ступнёй за ветку и мешком свалился прямо под дерево.
Падать оказалось мягко - травы здесь было достаточно, чтобы упасть и с вдвое большей высоты без особых повреждений. Тем не менее, падение вышибло из Гарри дух, потому что сгруппироваться он, как последний раззява, не успел, и первую минуту только лежал, рассеянно моргая, и слушая обеспокоенный голос Билла:
- Гарри, ты в порядке? Гарри, как ты?
Оказалось, что Гарри всё же не совсем в порядке - при падении он умудрился въехать лицом в корень всё того же злопакостного дерева, которому принадлежала коварная ветка, и теперь из уголка разбитой губы текла кровь. Билл осторожно приподнял Гарри с земли и пристроил его голову у себя на плече.
- Всё в порядке, я не ушибся, - по идее, раз всё было в порядке, нужно было бы слезть с поддерживавших рук, но Гарри было слишком хорошо, слишком уютно, слишком спокойно, чтобы так поступить.
- Вот и отлично, - Билл зачем-то крепче прижал Гарри к себе. - Слушай, ты вырос…
- К чему ты это?
- Просто до этого лета я тебя видел только на фотографиях, - Билл рассмеялся. - Причём на тех, где ты годовалый младенец, ещё тех времён, когда Сам-Знаешь-Кто только-только исчез. Так что не ожидал увидеть такого.
Гарри рассмеялся в ответ, беззаботно и дразняще.
- Какого - «такого»?
- Такого красивого, - очень убедительно сказал Билл, чем начисто отбил Гарри всю охоту смеяться.
- Ты… серьёзно? - Гарри поднял голову с плеча Билла и посмотрел прямо в прозрачные серо-зелёные глаза.
- Более чем, - Билл улыбнулся и осторожно слизнул кончиком языка лениво ползшую по подбородку Гарри струйку крови.
Гарри закрыл глаза и нежно коснулся губами скулы Билла - кожа там была нежной и слегка пахла чем-то мужским, вроде лосьона после бритья. Билл перехватил инициативу, целуя Гарри в губы.
Билл вёл, и Гарри оставалось только подчиняться, раскрываясь навстречу - тем более охотно, что Билл был мучительно нежен и деликатен; сделай Гарри хотя бы одно поползновение отстраниться и отказаться от всего, что Билл мог ему предложить, никаких препятствий не встретилось бы. Но Гарри только прижимался к Биллу теснее, стискивая его плечи под белой футболкой с эпатажной надписью «Losers suck, winners pay» так, что пальцы, все в царапинах и пятнах травяного сока, сливались с этой футболкой по цвету - только тёмные травяные пятна выделялись прихотливым узором.
Кто сказал, что он не может позволить себе немного тепла и нежности? В уставе Хогвартса и Уголовном кодексе это вряд ли записано… хотя раз ему только четырнадцать, то в кодексе как раз и записано… но Билла, вроде бы, ничуть не беспокоили подобные нюансы, да и Гарри весьма сомневался, можно ли назвать это совращением малолетнего, не покривив душой до такой степени, что та, бедная, скрутилась бы в ленту Мёбиуса.
На траве было мягко лежать даже без одежды - без новых джинсов, футболки и кроссовок, которые ещё не успели истрепаться; миссис Уизли и вправду угадала размер в точности, кроссовки были по ноге, а одежда облегала тело, не стесняя движений. Хотя совсем без одежды, разумеется, свобода движений была просто пронзительной.
Чудная трава.
Билл скользил губами по телу Гарри; поцелуи были невесомыми, а касания языка - нарочито сильными, с нажимом. Контраст сводил с ума, заставлял выгибаться, просить, бессвязно стонать… губы Билла обхватили член Гарри. Горячая влажность, движения ловкого языка - такие же медленные, нежные, мучительные… Гарри погрузил руку в густые длинные рыжие волосы, растрепав аккуратный конский хвост, и притянул к себе ближе. Билл не противился, принимая в себя Гарри так глубоко, как мог.
Когда палец Билла начал осторожно, чтобы не причинить ни малейшей боли, протискиваться через кольцо мышц, Гарри напрягся. Он помнил прошлый раз - боль, страх, грубое вторжение, темноту - снаружи, под веками.
Но сейчас было светло, и деревья успокаивающе шумели, и на светло-синем, как скол кремня, небе, не было ни облачка; и никакой боли тоже не было. Гарри выгнулся, проталкиваясь в самое горло Билла, и сдавленно всхлипнул, когда перед глазами замелькали звёзды - кайф, невыразимый, долгий, бешеный кайф, перебивший Гарри дыхание. В нём было уже три пальца, и Гарри даже не заметил, когда они там появились.
- Ты уверен? - Билл захватил губами мочку Гарри, и последнему стало совершенно всё равно, уверен он там в чём-то или нет, лишь бы Билл сделал так ещё раз.
- Да, - выдохнул Гарри сквозь зубы.
«Не сейчас - значит, никогда».
- Пожалуйста…
Билл лизнул нежное местечко под ухом Гарри - там обычно чешут кошек - и аккуратно развёл его колени в сторону. Сильные руки приподняли бёдра Гарри; очень хотелось зажмуриться, а ещё лучше, оттолкнуть Билла и убежать - боль, боль, боль, паника; доверие, любовь крошатся осколками и ранят… Гарри заставил себя смотреть на небо. Только на небо. На свет, на чистоту, на спокойствие. И запоминать, как это бывает: нежно. Без боли. До слёз нежно, и Гарри всё-таки заплакал, позволяя той ночи в доме Мартина вытекать из него горьким субстратом - пусть все остальные думают, что это просто слёзы; Гарри знал, что это уходят кошмары, стекают на траву и частью впитываются в землю, частью оседают росой. Боль перегорала, страх таял - оказывается, он сидел в груди огромной ледяной глыбой и хотел заморозить изнутри, но Гарри ухитрился его обмануть, вот так-то.
Тепло в груди разрасталось, превращалось в жар - сначала приятный, а потом жгучий. Билл согнул Гарри почти пополам, обнимая, крепко прижимая к себе и целуя лоб, виски, щёки, пересохшие губы, шепча, какой Гарри красивый, какой замечательный, какой притягательный, как будто в нём горит огонь, и все летят на этот огонь, все, кто видит его глаза, губы, волосы; какой он хрупкий, как хочется его защитить от всего, что только может угрожать, какой он сладкий, самый лучший, самый-самый…
Гарри застонал в голос и вжался в Билла напряжённым членом, нывшим, требовавшим внимания; одного касания было достаточно, чтобы Гарри с громким криком выплеснулся на их тела и траву вокруг, смятую, придавленную их телами - шумевшие над головами ветки дерева замедлили своё движение, звуки распались на множество отдельных мелких-мелких фрагментов, на которые, наверно, в обычном состоянии никогда не разделить птичье пение или шелест листвы, и каждая клеточка Гарри взлетала к седьмым небесам, чтобы вернуться полной ленивой неги и обжигающего удовольствия одновременно. Билл двинул бёдрами ещё пару раз, входя в Гарри до предела, и тихо, сдавленно застонал, расслабляясь.
