Донасьен Сад - Эжени де Франваль
Он воображает… осмеливается утверждать, что у вас никогда не было любовников лишь потому, что никто ни разу не обратил на вас внимания. Докажите же ему, что сие обстоятельство зависит только от вас… От вас зависит отмщение за его презрение и заблуждения. Возможно, вы погрешите против суровых принципов ваших, но скольких бед это помогло бы избежать, сколь способствовало бы возвращению на путь истинный супруга вашего! И разве после столь незначительной обиды, нанесенной боготворимой вами Добродетели, любой из ее почитателей не введет вас снова в храм ее?
О сударыня, лишь к разуму вашему я взываю. С помощью средства, которое я осмеливаюсь вам прописать, вы вернете себе Франваля, навеки сохраните его подле себя. Из чувства противоречия отдаляется он от вас; удаляется, чтобы никогда более не вернуться. Да, сударыня, я смею утверждать, что вы не любите своего супруга, иначе вы не стали бы колебаться.
Госпожа де Франваль, изумленная подобной речью, не проронила ни слова. Наконец, обретя снова дар речи, она напомнила Вальмону прежние его слова.
— Сударь, — вкрадчиво произнесла она, — предположим, что я воспользуюсь полученным от вас советом, но на кого должна я обратить взор свой, чтобы смутить спокойствие мужа?
— О, — воскликнул Вальмон, не замечая расставленной ему ловушки, — прелестный и боготворимый друг мой… на того, кто любит вас больше всех в мире, обожает вас с той минуты, когда впервые увидел; кто по вашему приказу готов умереть у ног ваших…
— Прочь отсюда, сударь, прочь! — гневно вскричала госпожа де Франваль. — И не смейте более показываться мне на глаза. Ваша хитрость разгадана. Вы приписываете мужу моему заблуждения, на которые он не способен… лишь для того, чтобы коварством своим соблазнить меня.
Так знайте же, что, как бы ни был он виновен, средство, что вы предлагаете, столь отвратительно, что даже в мыслях я не могу согласиться им воспользоваться. Измены мужа никогда не узаконят измену жены, напротив, они должны побудить ее к еще большему благоразумию, чтобы Верховный Судия, посланный Всевышним в города, погрязшие в пороках в ожидании Страшного суда, смог бы спасти ее душу от всепожирающего пламени геенны.
При этих словах госпожа де Франваль вышла и, кликнув лакеев Вальмона, предложила ему удалиться, что он и сделал, сгорая от стыда за свою неудавшуюся попытку.
Хотя прелестная женщина и разгадала козни приятеля Франваля, сообщение его вполне соответствовало собственным ее страхам и подозрениям ее матери. Поэтому она безотлагательно решила сама найти им подтверждение.
Она отправилась к госпоже де Фарней, рассказала ей обо всем, что произошло, и возвратилась домой, полная решимости осуществить задуманное.
Давно уже бесспорной признана истина, что самых злейших врагов имеем мы в лице наших слуг. Вечно ревнивые, вечно завистливые, они, стремясь облегчить цепи рабства своего, поощряют наши пороки, дабы вознестись над нами и хотя бы на миг, теша тщеславие свое, ощутить власть над вершителями судеб своих.
Госпоже де Франваль удалось подкупить одну из служанок Эжени. Обещание обеспеченной старости, легкой работы и заверения в том, что одолжение это послужит достойному делу, побудили девушку пообещать госпоже де Франваль в ближайшую же ночь предоставить той возможность убедиться в несчастии своем.
Урочный час наступил. Несчастную мать привели в кабинет, смежный с комнатой, где коварный супруг ее каждую ночь подвергает надругательствам и брачные их узы, и самое Небо. Эжени находилась там же, вместе с отцом. Множество зажженных свечей должны были освещать преступников… Алтарь уже приготовлен, вознесенная на него жертва ждала, жрец следовал за ней… Госпожа де Франваль была в отчаянии: любовь ее поругана… Собрав остатки мужества, она распахнула разделявшую их дверь и ворвалась в комнату. Там, заливаясь слезами, она упала на колени к ногам кровосмесителей.
— О несчастье всей моей жизни, — восклицала она, обращаясь к Франвалю, — разве хотя бы раз заслужила я подобного обращения… от вас, вас, кого я все еще боготворю, несмотря на все оскорбления ваши… Взгляните на слезы мои и не отталкивайте меня. Умоляю вас, пощадите несчастную, уступившую собственной слабости и соблазненную вашими коварными речами… Я поверила, что можно обрести счастье там, где в действительности — пучина порока и преступления…
Эжени, Эжени, неужели хочешь ты поразить грудь, вскормившую тебя? Беги прочь от злодеяния, вся низость которого тебе неведома!.. Приди сюда… скорей… мои объятия ждут тебя. Смотри, твоя несчастная мать на коленях заклинает тебя не преступать законов человеческих и природных…
Если же уговоры мои напрасны, — продолжала она, выхватывая кинжал и направляя его прямо в сердце, — вот то, что избавит меня от позора. Кровь моя да падет на вас, и скорбное тело мое будет последним укором вашему преступлению.
Те, кто уже знаком с нравом Франваля, легко поверит, что изверг этот спокойно взирал на разыгравшуюся сцену, но все еще немыслимо им представить себе Эжени достойной его пособницей.
— Сударыня, — сказала эта развращенная дочь с жесточайшим хладнокровием, — ваши упреки мне безразличны. Мне смешон скандал, устроенный вами супругу вашему. Разве он не волен в своих поступках? И если он не порицает меня, то какое право имеете на это вы? Разве мы подсматриваем за вашей интрижкой с господином де Вальмоном? Разве препятствуем вашим с ним удовольствиям? Так извольте соблюдать наше право свободно предаваться любви или же не удивляйтесь, что я первая буду требовать у супруга вашего заставить вас блюсти его…
С этими словами терпению госпожи де Франваль пришел конец. Весь гнев свой она направила против недостойного существа, забывшегося и зарвавшегося в словах своих. Поднявшись с колен, госпожа де Франваль в неистовстве бросилась на Эжени… Но гнусный бессердечный Франваль, схватив жену за волосы, оттолкнул ее от дочери, потащил через всю комнату и с силой столкнул ее с лестницы.
Окровавленная, без чувств, упала она на порог комнаты одной из своих служанок, которая, разбуженная жуткими криками, уже открыла дверь навстречу своей хозяйке, чем и спасла ее от ярости тирана, спускавшегося прикончить несчастную свою жертву…
Госпожу де Франваль уложили в постель, заперли двери спальни, оказали необходимую помощь. Зверь же, столь свирепо ее преследовавший, возвратился к своей отвратительной сообщнице и спокойно провел с ней ночь, посрамляя тем самым весь род человеческий, ибо даже звери дикие в такой час не смогли бы вызвать большее омерзение… ужас… И мы краснеем от стыда за необходимость поведать вам об этом.
