Донасьен Сад - Эжени де Франваль
— Не беспокойся, еще ни одной из женщин не удалось затронуть мое сердце.
Итак, наши два негодяя обговорили обстоятельства сделки, и было решено, что через несколько дней Вальмон предпримет первое наступление на госпожу де Франваль, имея дозволение выбирать любой путь, лишь бы тот привел его к успеху… даже разоблачение измен Франваля, как самое могущественное средство, дабы побудить честную женщину к отмщенью.
Эжени сообщили о принятом решении, и оно чрезвычайно позабавило ее. Бесстыдное создание, она осмелилась заявить, что если Вальмон добьется успеха, то для полноты ее собственного удовлетворения следовало бы, чтобы и она сама смогла удостовериться в падении матери, сама убедиться в разрушении этой цитадели добродетели, уступившей порочному соблазну, столь сурово ею порицаемому.
Наконец наступил день, когда достойнейшая, но несчастная женщина должна пасть жертвою гнуснейшего заговора, когда она, оскорбленная и покинутая ужасным своим мужем… брошена им на произвол нечестивца, согласившегося на бесчестный сей поступок…
Какое неслыханное надругательство!.. Какое презрение всяческой морали! За что решила отомстить нам природа, производя на свет столь растленные сердца?..
Пустая болтовня предшествовала ожидаемой сцене. Вальмон считался близким другом Франваля, и поэтому жена его не могла вообразить ничего предосудительного, оставаясь с ним наедине, что, впрочем, бывало уже не раз. Все трое находились в гостиной, Франваль встал.
— Я покидаю вас, — поклонился он, — меня ждет одно важное дело… Оставить вас наедине с Вальмоном, сударыня, — добавил он со смехом, — это то же, что оставить вас с вашей гувернанткой, он у нас столь благоразумен… но если он начнет забываться, предупредите меня, я не настолько привязан к нему, чтобы уступить ему свои права…
И негодяй удалился.
После нескольких пустых острот, явившихся ответом на реплику Франваля, Вальмон заявил, что за последние полгода друг его сильно изменился.
— Я не осмелился спросить у него о причине, — продолжил Вальмон, — но мне кажется, что его что-то огорчает.
— С уверенностью скажу лишь одно, — ответила госпожа де Франваль, — что сердце его ужесточилось до крайности.
— О Небо, что я слышу?.. Мой друг жесток с вами?
— Если бы он ограничивался лишь этим!
— Так доверьтесь мне, сударыня, вам известна моя преданность… моя неизменная к вам привязанность.
— Гнусные дебоши… преступления против нравственности, всяческого рода извращения… Поверите ли вы этому? Нам предлагают чрезвычайно достойную партию для нашей дочери… он же отказывается.
При этих словах искушенный Вальмон отвел глаза, делая вид человека понимающего… глубоко сострадающего… но робеющего рассказать о том, что ему известно.
— Как, сударь! — восклицала госпожа де Франваль. — Вас это не удивляет? Ваше молчание пугает меня.
— О сударыня, не лучше ли сохранить в тайне то, что может принести горе любимому существу.
— Ваши слова для меня загадка; объяснитесь же, заклинаю вас.
— Как, вы хотите, чтобы я открыл вам глаза на то, о чем вспомнить не могу без содрогания? — вопрошал Вальмон, страстно прижимая к сердцу руку прелестной женщины.
— О сударь, — взволнованно говорила госпожа де Франваль, — или ни слова больше, или же объясните, наконец, я требую… Вы поставили меня в чудовищное положение.
— Оно не более чудовищно, нежели мое, сударыня, и вы тому виновницей, — отвечал Вальмон, устремляя пылкий влюбленный взгляд на свою жертву.
— Но что все это значит, сударь? Сначала вы сеете в душе моей тревогу, затем заставляете требовать объяснений и, наконец, осмеливаетесь говорить мне вещи, кои я не могу и не должна выслушивать, лишив меня тем самым возможности расспросить вас о том, что меня крайне волнует.
— Хорошо, сударыня, я подчиняюсь вашему требованию, и даже если мне придется разбить ваше сердце… Знайте же, в чем причина отказа вашего жестокосердного супруга господину Коленсу… Эжени…
— При чем здесь Эжени?
— Сударыня, Франваль ее обожает. Забыв про отцовские чувства, он стал ее любовником и решил не уступать ее никому.
Госпожа де Франваль не ожидала подобного разъяснения. Столь роковой поворот событий поверг ее в беспамятство. Вальмон поспешил ее поддержать, и как только она оказалась в его объятиях, он продолжил:
— Видите, сударыня, какого признания вы от меня требовали… Ни за что на свете не желал бы я…
— Оставьте меня, сударь, оставьте, — ответила госпожа де Франваль, пребывая в состоянии, не поддающемся описанию. — После столь жестокого потрясения мне надо немного побыть одной.
— И вы считаете, что я могу сейчас покинуть вас? Нет, страдания ваши горько отзываются в душе моей, и посему я даже не прошу у вас дозволения разделить их с вами: я нанес рану, так позвольте же мне ее и залечить.
— Франваль, возлюбленный собственной дочери… О, праведное Небо! А это создание, что выносила я под сердцем, с какой кровожадностью разрывает оно его!.. Преступление столь низменное… О сударь, да разве может такое быть?.. Уверены ли вы в том, что говорите?
— Если бы я сомневался, сударыня, я бы промолчал, ибо спокойствие ваше мне во сто крат дороже, нежели ложно поднятая тревога. Супруг ваш сам поведал мне об этом, сделав меня своим поверенным. Но что бы то ни было, умоляю вас, успокойтесь: давайте будем искать не доказательства, но способ разорвать эту интригу. Способ же этот у вас есть…
— Ах, говорите скорей… Преступление сие внушает мне отвращение.
— На человека с характером вашего мужа, сударыня, невозможно воздействовать с помощью добродетели. Супруг ваш не верит в женскую непорочность. Ему кажется, что лишь гордыня и сила привычки побуждают женщину хранить нам верность, но никак не стремление угодить нам или подкрепить нашу к ним привязанность…
Простите меня, сударыня, но не скрою от вас, что я почти полностью разделяю его мнение на этот счет. Никогда не видел я, чтобы жена силою добродетели своей смогла бы побороть пороки супруга. Поведение, подобное поведению самого Франваля, скорее уязвит его самолюбие и вернет его в ваши объятия: в нем непременно проснется ревность, а на людей, постоянно предающихся любви, данное средство действует безошибочно. Ваш муж, видя, что добродетель ваша, столь им презираемая, является плодом рассудка, а не стечения обстоятельств или немощи плоти, воистину станет ценить ее именно тогда, когда увидит вас пренебрегающей ею…
Он воображает… осмеливается утверждать, что у вас никогда не было любовников лишь потому, что никто ни разу не обратил на вас внимания. Докажите же ему, что сие обстоятельство зависит только от вас… От вас зависит отмщение за его презрение и заблуждения. Возможно, вы погрешите против суровых принципов ваших, но скольких бед это помогло бы избежать, сколь способствовало бы возвращению на путь истинный супруга вашего! И разве после столь незначительной обиды, нанесенной боготворимой вами Добродетели, любой из ее почитателей не введет вас снова в храм ее?
