Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
На одной из скамеек, которую уже миновала тень от вокзального здания, сидела одинокая пожилая женщина с пожитками. Аполлон перекинул свою увесистую сумку через плечо и слегка в раскоряку, провожаемый любопытствующими взглядами, направился в ту сторону.
Откуда-то сверху раздались вдруг шипение и потрескивание, и женский голос пробубнил какую-то, видимо, важную, информацию. Какую именно, разобрать было невозможно: сквозь "хр-хр-хр…" слышалось только: "бу-бу-бу…".
Аполлон поставил сумку, со всеми необходимыми для своей травмы предосторожностями сел на свободный край скамьи и, медленно водрузив щиколотку одной ноги на колено другой – очень удобное положение для пострадавшего органа в шортах, – откинулся на спинку. Женщина на другом конце скамейки, видно, пригревшись на солнышке, дремала. Аполлон, последовав её примеру, закрыл глаза. Нужно было спокойно, не спеша, обдумать сложившуюся ситуацию, выработать план дальнейших действий.
Вспомнились события последнего времени, круто повернувшие его жизнь. В Мехико его нашёл один толстяк, представившийся его земляком, руководителем какого-то этнографического общества, в котором заинтересованы в получении самой подробной и правдивой информации о жизни в СССР. Никаких особых заданий не давалось, нужно просто пожить в России, выдавая себя за её гражданина, чтобы всё было натурально, как есть. Да, там видно, работают не дураки – Фрэнк правильно говорил: чтобы всё было достоверно и интересно, нужно окунуться в гущу событий, погрузиться в самую глубину… Ха-ха, эта скотина Фрэнк думает, что он торчит в Мехико… Им нужна книга о жизни в России. Да-а-а… Эти этнографы как будто господом посланы, как волшебная палочка, исполняющая все мечты… Этот тип из общества уверял, что репортажи за его подписью будут идти в Бостон регулярно и с хорошим качеством… Этот толстяк откровенно предупредил, что если здесь обнаружат, что он, Аполлон, американец, ему, даже ни в чём не повинному, светит тюрьма или Колыма. Впрочем, нелегальное проживание в чужой стране – уже преступление. А как в России обходятся с преступниками, он знает. Хотя родители ему об этом ничего не рассказывали. Вообще, с родителями ему повезло – благодаря им, особенно отцу, по-русски он говорит не хуже какого-нибудь москвича, знает литературу, культуру, обычаи, да и вообще, чувствует себя почти таким же русским как и американцем… Родители тоже думают, что он в Мехико… И друзья-подружки… И все расходы эти этнографы-антропологи взяли на себя, обеспечили переправку… бр-р-р…, лучше о ней и не вспоминать, надёжные документы – на его вторую настоящую, отцовскую, фамилию, легенду, снабдили русскими деньгами на несколько лет безбедного существования. Он уже успел сориентироваться, что с такой суммой он здесь – миллионер. И они согласились на его предложение для начала обосноваться в посёлке, где родился и жил его отец. Отец часто рассказывал ему о своей жизни в России. А последнее время старика вообще замучила ностальгия по родной земле…
Не всё, конечно, так просто с этим этнографическим обществом. Что-то тут нечисто… Наверняка, они не те, за кого себя выдают. Хотя, с другой стороны, а почему бы и нет – прослышали, что он мечтает пожить на родине отца, способен написать бестселлер… Как говорится, задачи и цели совпадают… Да чёрт с ними! Главное, он волен жить, как захочет, безо всяких условий, ограничений и контроля. А может, и вправду им достаточно только книги о его житье-бытье тут. Хотя, всё-таки подозрительно… Да плевать, в конце концов! По возвращении он напишет такую книгу о России! Бестселлер! Всё изнутри! Всё испытано на себе. Никаких выдумок. Великая правда о России, от самых её глубинок до самой элиты! А название: "Американский русский". Или "Русский американец". Нет, лучше – "Я был русским столько-то месяцев". Или лет. Надо подумать… Это будет бомба! Это сколько же можно будет на этом деле заработать?! И, главное, уже есть заказчик! Да он ещё устроит аукцион среди издателей!.. Они будут рвать его рукопись друг у друга зубами! Ну, кто больше, господа? А он не спешит… Ну, кто больше всех?.. А дальше – его собственная газета! Нет, журнал. Точно, журнал. Что-нибудь почище "Плейбоя" или "Пентхауза". Да ещё с русским опытом… Вот тогда Фрэнк приползёт к нему на коленях…
У Аполлона разыгралось воображение. Он представил, как сидит в роскошном кабинете за огромным столом. Входит Фрэнк. Он умоляюще-заискивающе смотрит на Аполлона и говорит с дрожью в голосе:
– Пол, ну, пожалуйста, ну возьми меня! Ты же знаешь, на что я способен.
А он его спросит:
– А быков дразнить в Коста-Рику поедешь, Фрэнк?
– Да, да! Я их буду фотографировать крупным планом! У меня лучший фотоаппарат во всех Штатах, Пол!
И тогда он ему скажет:
– Ладно, Фрэнк, пакуй чемодан… На два года на Аляску. Моржей и белых медведей фотографировать. А ты как думал?!
Аполлон блаженно заулыбался, не открывая глаз.
А девочки тут ничего!.. С этой проводницей Валей всё так многообещающе началось… Дьявол! Такого с ним ещё никогда не приключалось. Это же кому рассказать – не поверят. Вот смех бы был – вернуться из России с полным простором в штанах. Смех… Лучше уж застрелиться тогда… А зубки у неё острые… Смейся, не смейся, а теперь всё равно, пока не заживёт, придётся помучиться воздержанием… А может, лучше книгу тогда назвать "Оскоплённый в России"? Ха-ха. Или что-то в этом роде. Надо будет взять на заметку…
Ладно, хватит о прошлом и отдалённом будущем. Настраиваемся на ближайшее будущее. Установка на полное перевоплощение из американца в русского. Забыть все свои американские привычки, вспомнить всё, о чём рассказывал отец. Самоконтроль и ещё раз самоконтроль. Уже чуть не прокололся со своим "проблем серо"…
Аполлон, по-прежнему с закрытыми глазами, вяло зашевелил губами.
Я успокаиваюсь и расслабляюсь… Я в России… Я русский… Так, отец, рассказывал, что из Михайлова Хутора обычно был какой-нибудь транспорт в Синель, на спиртзавод. Хотя, сколько лет уже прошло. Может, там уже и завода давно нет… Я гражданин России… Гражданин СССР… Гражданин…
– Гражданин, – пожилой упитанный милиционер с погонами лейтенанта остановился возле загорелого светловолосого парня в бежевых шортах и зеркальных очках, вальяжно развалившегося на одной из привокзальных скамеек, – гражданин!
Тот продолжал сидеть в вызывающей позе, закинув ногу на ногу так, что высветился протектор кроссовки с прилипшим к нему окурком.
Милиционер, придав своему и без того строгому лицу ещё более строгое выражение, наклонился и тронул Аполлона – а это был, конечно же, он – за плечо:
– Гражданин!
– Who (произн. "Ху") кто (англ.)… – Аполлон встрепенулся и, видимо, ещё не придя в себя от дрёмы, сбрасывая одну ногу с другой, носком кроссовки задел милиционера.
Тот ойкнул и, согнувшись, схватился обеими руками за пах, куда пришёлся удар. Аполлон же, резко опустив ногу, тоже сморщился и инстинктивным движением рук прикрыл аналогичное место у себя.
Публика, находившаяся поблизости, с недоумением и любопытством наблюдала за происходящим. Женщина, дремавшая на этой же скамье и открывшая глаза при первой призывной фразе милиционера, испуганно вскочила и, схватив свою поклажу, торопливо отбежала в сторону.
Случайный удар, хоть и пришёлся в болезненное место, был, видимо, не столько сильным, сколько неожиданным. Милиционер тут же очухался, хотя страдальческая гримаса не сошла с его лица; рука его дёрнулась, было, к кобуре, но на полпути остановилась.
Аполлон тоже оправился от неожиданного поворота событий, коснувшегося его травмированного органа.
– Извините, – пролепетал он. – Простите, пожалуйста. Я не хотел… Это получилось случайно.
– Ты!.. Ты!.. Вы!.. – милиционер то ли не находил подходящих для данной ситуации слов, то ли никак ещё не мог перевести дух после полученного удара. Наконец вдохнул поглубже и выдохнул:
– Оскорбление!.. Матом… При исполнении… – он на мгновение задумался. – С нанесением тяжких телесных повреждений…
Страдальческое выражение его лица уже сменилось на почти свирепое. К нему вернулось – только что подмоченное – достоинство представителя власти. Глядя на рассвирепевшего человека в форме, Аполлон побледнел.
– Гр-р-ражданин, пр-р-ройдёмте в отделение, – рыкнул лейтенант и, увидев, что к ним уже приближается ещё один блюститель порядка, добавил, обращаясь к нему:
– Иван, в отделение этого пляжника!
"Ну вот, влип… Размечтался…", – тоскливо подумал Аполлон.
Отделение милиции находилось рядом, в здании вокзала, только вход был с торцевой его стороны.
В небольшой комнате, с окном, затянутым вылинявшей занавеской, стояло два стола – один напротив двери, второй под окном; в углу между столами покоился массивный сейф какого-то серо-буро-малинового цвета; у стены слева – небольшой шкаф; рядом – несколько потёртых стульев.
