Сильвия Дэй - Жар ночи
Коннор понял, что она говорит по телефону, и ощутимо расслабился. По крайней мере, они здесь одни. Это как раз то, что нужно, потому что ему здесь только посторонних не хватало. И без того нервы на пределе.
Коннор пересек гостиную и помедлил у порога столовой. Стейси смотрела в другую сторону, спина ее была напряжена, рука потирала затылок.
Черт побери, ну и славная же у нее задница. «Великовата» — так, кажется, она сама про нее думала. Ну что ж, маленькой ее точно не назовешь, но она тугая, округлая, так и просится в ладони. Ему чертовски хотелось ухватить эти ягодицы и поставить ее в удобную позу, чтобы засадить член под самый корень. Что ему сейчас требовалось позарез, как дыхание, так это жаркий, неуемный секс, ощущение полного слияния. Вожделение было столь сильным, что его даже затрясло. Но тут ее голос зазвучал более возбужденно, и Коннор нахмурился.
— Я понимаю, что ты не видел его много лет. Еще бы я это забыла… Нет, этого не было… Черт побери, да, это правда! Он мне вшивых десяти центов не послал, чтобы помочь тебя вырастить. Забыть? Он там на лыжах раскатывает, а я тут брошена в одиночестве, так еще должна и забыть? Джастин… Джастин! Дорогой… — Она тяжело вздохнула и швырнула трубку. — Дерьмо!
Коннор увидел, как она запустила пальцы в непослушные кудряшки, и лишь потом заметил, что ее плечи содрогаются от рыданий, которые она пытается скрыть. И неожиданно для него к желанию забыться в жарком сексе примешалось нечто иное. Сочувствие, желание поддержать и утешить.
— Эй, — окликнул он, стараясь, чтобы голос, учитывая ее горечь и раздражение, звучал помягче.
Но она подскочила как ошпаренная и схватилась за грудь.
— Совсем трахнутый, что ли?! — воскликнула Стейси, повернувшись к нему со слезами на густых черных ресницах и бледных щеках. — Ты меня до смерти напугал!
— Прошу прощения.
Но тут взгляд ее упал на его бедра, и, увидев, что вставший член задрал полотенце к самой талии, она ошарашенно выдохнула:
— Боже мой!
С учетом его вожделения, ее боли да еще и недавних Кошмаров, всякого рода ухаживания казались неуместными.
— У тебя самая прекрасная задница, какую я только видел, — пояснил он.
— У меня самая что?.. — Стейси заморгала. — Нет, это ж надо, он разгуливает по дому полуголый, с торчащим членом, и все, что может сказать, это «у тебя прекрасная задница»!
— Если ты предпочитаешь, чтобы я был совсем голый, так это запросто.
— Черт побери, нет! — Она возмущенно скрестила руки, отчего отсутствие бюстгальтера сделалось еще заметнее.
Жаркая волна копившегося неделями вожделения прокатилась по его коже, и Коннора бросило в пот.
— Для этого дома такие фокусы не годятся.
— Меня мало заботит, что годится, а что не годится для этого дома, — честно ответил он. Она явно была такой, какая ему и требовалась: мягкой, теплой, эмоциональной женщиной. — Куда интереснее, что больше подходит для тебя. Ты как предпочитаешь, начать с мягких прикосновений? Или любишь напор? Как лучше тебя иметь, быстро и яростно или медленно и долго? Что приводит тебя в экстаз, милая?
— Господи! Ты, я гляжу, не из тех, кто бродит вокруг да около!
Увидев, как расширились ее зрачки, что представляло собой несомненное приглашение, Коннор подошел ближе. Осторожно. Стараясь не делать резких движений, потому как понимал, что она в растерянности, и вовсе не хотел ее спугнуть, чтобы она попыталась убежать. Да он бы и не дал ей убежать.
— У меня просто терпения не хватает на болтовню, — вкрадчивым тоном пояснил он. — Я хочу тебя. Ночь с тобой была бы райским блаженством после того, сквозь что мне недавно пришлось пройти. Мне вообще здесь не по себе. Я тоскую по дому, да и просто тоскую.
— П-п-р-р-ости. — Стейси тяжело сглотнула, глаза на ее пикантном личике казались огромными, язык просунулся между вишнево-красными губами. — Прости, что вынуждена тебя огорчить. Но я сегодня не могу. У меня голова болит.
Он подошел еще ближе.
Попятившись, она налетела на барный стул. Грудь ее вздымалась и опадала так же учащенно, как и его. Ноздри раздувались, чуя опасность. А в нем вызревала и усиливалась потребность схватить ее, привлечь к себе, убедить остаться и сказать «да». Не допустить, чтобы она отказалась принадлежать ему, в то время как некий первозданный внутренний голос нашептывал ему, что это именно так.
«Она моя, — настаивал этот голос. — Моя».
И что-то в ней смогло это воспринять.
— У нас обоих выдался паршивый денек, — произнес он куда более хрипло, чем ему хотелось. — Стоит ли добавлять к этому еще и паршивую ночь?
— Секс не разрешит мою проблему.
Обхватив руками деревянное сиденье, Стейси вскинула подбородок, и ее груди округлились так вызывающе, что его желание возросло до уровня мучительной жажды. У него вырвался звериный рык, и она тихо охнула. Тонкий хлопок майки обрисовывал ее набухшие, затвердевшие соски.
В ответ на это член Коннора напрягся еще больше, чего он, учитывая специфику своего наряда, не мог бы скрыть, даже если бы хотел. Но хотел он ее. Немедленно! Хотел забыть о том, что он вдали от дома и, возможно, никогда туда не вернется. Хотел забыть о том, как ему морочили голову бесстыдной ложью. Хотел заключить в объятия эту теплую, нуждавшуюся в близости женщину и помочь ей забыть о ее собственной боли. Он знал в этом толк, проделывал это великолепно, был подлинным умельцем по этой части. И на этот раз ему предстояло доказать это не во сне, не в грезах. В реальности.
Коннор ощущал, как растет в ней желание, мешаясь с растерянностью и отчаянием, как она дрожит от возбуждения, как ее смятение, раздражение, гнев подавляются настоятельной потребностью. Потребностью в ни к чему не обязывающей близости, в единении, не отягощенном грузом обязательств и ожиданий. В чистом, откровенном наслаждении. Ее только нужно было чуть-чуть подтолкнуть.
Коннор потянул за полотенце — и оно упало на пол.
— Умереть не встать! — вырвалось у нее. — Ты бесподобен!
Мягко улыбнувшись, он намеренно придал ее высказыванию не совсем тот смысл, который она вкладывала.
— О чем ты говоришь? Я ведь еще даже не начал.
* * *Его низкий глубокий акцент буквально обволакивал Стейси, заключая в жаркий кокон вожделения. Осознавая, что возбуждается, и злясь на себя за это, она все равно не могла оторвать взгляд от стоявшего перед нею прекрасного — действительно прекрасного! — нагого мужчины. От его загорелого тела с рельефной мускулатурой. От медовых волос над крепким лбом. От голубых, как Карибское море, глаз, осматривавших ее с головы до ног, жадно, похотливо, но при этом с нежностью.
