Дом на Уотч-Хилл (ЛП) - Монинг Карен Мари

Когда я достала немного денег из своих убывающих наличных накоплений (официантка всегда даёт чаевые другим), он отмахнулся от моих денег, заверив, что мистер Бальфур о нём хорошо позаботился, и направил меня к двери.

— Вы повезёте меня обратно в Новый Орлеан завтра?

— Добро пожаловать в Дивинити, мисс Кэмерон. Рады видеть вас здесь, — ответил мистер Грэхем, возвращаясь к машине.

— Грей, — поправила я. Но дверца закрылась, и он уже уезжал прочь.

***

Джеймс Бальфур был степенным джентльменом 76 лет, хотя чувствовал он себя ничуть не старше пятидесяти, как он сам мне сообщил, сверкая голубыми глазами. Он имел осанку актёра на пенсии, остро осознающего каждое своё движение, копну седых волос, улыбку наготове и благородные манеры. Подтянутый и опрятный, он двигался с лёгкой грацией мужчины на десятки лет младше его возраста, экспрессивно жестикулировал при разговоре. Я полагала, что в какой-то момент своей карьеры он был судебным адвокатом, с драматизмом отстаивал свои дела. Его тёмно-синие пошитые на заказ слаксы, лёгкий свитер и дорогие часы заставили меня порадоваться, что я надела второе своё платье, а не джинсы. Он настоял, чтобы перед разговором о деле я побаловала себя стаканом сладкого чая и толстым куском карамельного торта из семи слоёв, который его жена, Леннокс, испекла сегодня утром.

К тому моменту, когда он отставил в сторону тарелку и встал, чтобы взять кожаный портфель со своего стола, я уже испытала прилив энергии от сладкого и была более чем готова узнать о своём мнимом наследстве, чтобы потом отправиться в отель и принять душ. Я боялась, что если в ближайшее время не смою с себя запах Келлана, то могу изобрести лазейку в своих нерушимых правилах, вернуться в Новый Орлеан и выследить его, говоря себе, что я заслужила великолепный трах на прощание, прежде чем вернуться к своей несчастной жизни. Я уже наполовину согласилась с этой мыслью.

На протяжении дня проблески нашей ночи вместе то и дело врезались в меня, каждый раз заставляя мой разум практически опустошаться. Я ловила себя на том, что перестаю слышать слова водителя, гадаю, где жил Келлан, как он жил, какими бизнесами управлял, в доме какого стиля он проживал. Какую музыку он слушал, читал ли он книги, что делал в свободное время? Часто ли он ходил на свидания, без обязательств, без разбора? Или он придирчивый, как я? Всегда ли он трахался вот так? Была ли прошлая ночь для него такой же иной, как для меня, или я оказалась незначительной получательницей того, чем в прошлом так беспечно одаривала других? Может, лучший секс в моей жизни был для него всего лишь проходным сексом на одну ночь, который никогда не повторится? Или же я засела под его кожей так же глубоко, как он засел под моей? Думал ли он обо мне сегодня?

Я чувствовала себя такой идиоткой! Я действительно гадала, думал ли мужчина обо мне сегодня. Что со мной не так? В прошлом я никогда не задавалась такими вопросами. Это ужасно постыдно. Эта Зо мне вообще не нравилась. Я приходила чисто и быстро, и уходила точно так же.

«Слишком чисто», — сказала бы мама. В отсутствии у меня бойфрендов она винила себя. И в этом была доля правды. Когда ты с самого начала знаешь, что не задержишься надолго, ты распаковываешь лишь необходимые вещи, не обзаводишься безделушками, не вешаешь фотографии на стены. Ничто не является перманентным. Ты это знаешь, ты адаптируешься.

— Как я и сказал вам по телефону, — произнёс мистер Бальфур, возвращаясь на диван напротив меня и кладя портфель на журнальный столик между нами, — вам оставили наследство как единственной ныне живущей наследнице покойной.

Вот так стремительно рухнула надежда, за которую я цеплялась — я не обрету здесь семьи. У меня имелась одна родственница, помимо мамы, но и та скончалась. Я поистине осталась сиротой, последней в своей родословной.

— Детей у неё не было?

— Дочь, но она давно умерла.

— Кем мы приходились друг другу?

— Я не располагаю этой информацией.

— Но это определённо по материнской линии, а не по линии моего отца?

— Полагаю, что так.

— Полагаете?

— После изучения я ничего не нашёл в своём досье. Должно быть, Джунипер это упоминала; просто я забыл отметить письменно.

— Само собой, вам нужно более весомое подтверждение, чем чьё-то устное заявление, что мы родственники.

— Если Джунипер сказала, что вы родственницы, значит, это так. Мне выпала привилегия работать на неё в течении пятидесяти двух лет. Она не допускала ошибок, не оставляла ничего на волю случая.

На свете не было никого, кто не совершил бы ни одной ошибки.

— Как она меня нашла?

— Этой информацией я тоже не располагаю, но она заверила меня, что генетический анализ дал однозначный результат. Вы совершенно точно родственницы.

Вот вам и наследство, к чему бы оно ни сводилось.

— Я никогда не сдавала образец на генетический анализ.

Он с сухой улыбкой выгнул бровь.

— Насколько вам известно.

Я выгнула бровь в ответ.

— Что это должно значить?

— Вы стригли волосы в местном салоне? Выносили вечером мусор на обочину?

Мои глаза прищурились.

— Хотите сказать, что эта ваша Джунипер украла мой мусор, ища… не знаю, пластырь или волосы?

— Она украла бы намного большее, мисс Грей. Хотя мне кажется более вероятным, что она поручила частному сыщику проследовать за вами к парикмахеру и собрать с пола образцы, пока никто не видит. Она десятилетиями искала своих родственников по крови.

— Когда она умерла?

— Девять дней назад.

Через шесть дней после моей матери.

— Джунипер нашла вашу мать через больничные данные. Я так понимаю, она болела, а потом… случился пожар. Я очень соболезную вашей потере.

— Медицинские данные — это частная информация. Но полагаю, такая женщина, которая готова воровать чьи-то волосы, опустится и до нелегального получения медицинских данных. Похоже, эта ваша Джунипер была славной личностью.

Он рассмеялся.

— Ваша Джунипер. Она ваша родственница, и я уже вижу её в вас. У вас те же не терпящие чуши манеры. И вы точно так же щурите глаза, когда ваш нрав берёт верх.

— Однако я не считаю, что цель оправдывает средства, — парировала я, ещё не зная, что это моё заявление вскоре подвергнется проверке, и я обнаружу, что готова применить любые средства, вообще любые. Нет никакой линии, разделяющей светлое и тёмное, правильное и неправильное. Забавно, как быстро инстинкт выживания сокрушает то, что ты когда-то считал нерушимым.

— Возможно, для вас ставки никогда не были столь высоки. Как только вы подпишете бумаги, соглашение будет неоспоримым — не то чтобы было кому его оспаривать. Я сам организовал траст, и он предоставляет защиту интересов вас обеих. Вы можете показать бумаги своему адвокату перед тем, как подписывать их, и более того, я советую вам это сделать. Однако условия наследования не обсуждаются. Они должны быть выполнены без отклонений и нарушений.

Звучало зловеще. Я снова ощетинивалась. Проницательный мистер Бальфур заметил и продолжил:

— Что касается деталей вашего родства с Джунипер, вероятно, вы найдёте эту информацию где-то в имении, среди её бумаг. Я не утаиваю от вас информацию, мисс Грей. Будучи её поверенным, я просто не имею доступа к данным сведениям, — он нахмурился, затем добавил: — Она говорила, что есть кулон, который носили разные ответвления вашей семьи, и у вашей матери мог иметься таковой?

— Ничего не приходит на ум.

— У неё не было любимого кулона?

— Мама не очень любила ювелирные украшения, — сказала я. — Теперь мы уже никогда не узнаем. Я всё потеряла в пожаре.

Не совсем всё. Несколько дней назад Том Харрис позвонил мне и сказал, что они спасли немного вещей — столько, что поместилось в одну небольшую коробку. Огнеупорный сейф в мамином шкафу был придавлен падающими обломками, но содержимое осталось невредимым. Я планировала забрать всё, когда вернусь. Я подозревала, что едва ли найду что-то помимо документов, но надеялась, что там будет нечто большее; особенные фотографии, которые мама припрятала, наполненные любовью моменты, пережившие пожар, чтобы потом я могла стискивать их, плача. Шарф, который она носила, и на котором сохранился бесценный запах моей матери. У меня не осталось ни единой её фотографии. Я изнывала от желания свернуться в постели, смеясь, плача, вспоминая, но у меня имелась лишь моя сумка, урна с прахом и воспоминания, которые с ходом времени всё сильнее станут размываться по краям.