Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти
♥ ♥ ♥
УТРОМ я слышу, как мама ходит по комнате.
— Привет, — говорю я, присоединяясь к ней на кухне. Она улыбается и указывает пальцем на чашку кофе. Я отказываюсь, качая головой. — Спасибо.
— Ты вчера пришла поздно, — говорит она.
— Я была с Мелани.
— Ну, конечно. Это всё объясняет.
Я намазываю маслом тост, чтобы не смотреть ей в глаза, когда вру. Иначе она в одно мгновение всё поймёт. Благодаря профессии, мама, по обыкновению, легко и сразу распознаёт лжецов. Нужно по-настоящему постараться, чтобы её обмануть — что, как я полагаю, у меня здорово получается.
— Мама, у меня появилась возможность, мне предлагают интересную работу, и поэтому я уезжаю на некоторое время из города.
— Уезжаешь? — повторяет она.
Она же юрист. Она привыкла задавать вопросы и давить на тебя взглядом, пока ты либо не раскиснешь, либо не сдашься. Я смотрю на неё в ответ и молчу, заставляя себя не дёргаться под её пристальным вниманием.
— Это подразумевает полёт, Пандора?
От одного этого слова у меня в животе всё переворачивается, как будто кто-то ворошит внутренности ложкой.
— Я только недавно летала с Мелани, я приняла свои лекарства, и всё было в порядке. Когда я проснулась, мы уже приземлились. Я возьму лекарства с собой и попробую часть пути проехать наземным транспортом, — вру я. Понятия не имею, как передвигается рок-группа, путешествуют ли они по суше, воздуху или, чёрт возьми, даже по морю. Тем не менее, я раскрываю ладонь и показываю ей коробочку с лекарствами, которую только что достала, внутри лежат три таблетки.
Она смотрит прямо на меня, не обращая внимания на таблетки.
— Так что же это за возможность такая?
— Хорошая возможность, просто отличная, — поправляюсь я, лихорадочно пытаясь очистить разум от всех мыслей, чтобы изобразить убедительную ложь. — Я представила предложение по нескольким квартирам — с тёмными тканями, ну, ты понимаешь. То, что мне нравится. Эти квартиры принадлежат большой, гм, семье, и меня сразу же наняли. Сказали, что никто это не сделает лучше меня — это должна быть только я. И я занимаюсь дизайном достаточно долго, чтобы понимать, что такой возможности мне, скорее всего, никогда больше не представится. Никогда.
— Хорошо, и когда ты вернёшься домой?
— Недели через три, я думаю.
— Ну, хорошо.
Мы продолжаем наш завтрак в полной тишине. Я стараюсь выдыхать медленно, чтобы дыхание не сбивалось.
— Панпан! — мне на колени приземляется пушечное ядро, и я смеюсь, когда Магнолия окутывает меня теплом своего тела.
— Привет, Магнитик! — говорю я, щипая её за нос. Я придумываю для Магнолии разные имена, начинающиеся с «Маг». Когда я спрашиваю её, что она, задумала, сестра расплывается в улыбке, демонстрируя все свои зубы.
— Ничего такого, — говорит она, высвобождаясь и засовывая руку в коробку с хлопьями на столе.
— Магазинчик, я ненадолго уеду. Сможешь это время постараться держаться подальше от неприятностей?
— Не-а. Беда — моё второе имя.
— Мы же договорились, что это моё имя. — Я подхожу к шкафчику и достаю тарелку с ложкой. — Будешь скучать по мне? И что ты будешь делать, когда я уеду?
Она моргает.
— Пока меня не будет, составь список того, что ты хотела бы со мной сделать, и мы всё сделаем, когда я вернусь, — говорю я ей.
Магнолия кивает и несёт тарелку с хлопьями к столу. Я большая сторонница списков. Ты записываешь свои желания на бумаге, и это всё равно, что предъявляешь их Вселенной: «Сука, ты должна сделать так, чтобы это сбылось». Я переняла это от своей матери, которая замужем за своими списками, и, думаю, что, вероятно, выйду замуж за свой… когда наконец соберусь его написать.
— Хорошо, я так и сделаю, — говорит Магнолия, принимаясь за хлопья. Я чувствую, как вибрирует мой телефон, и замечаю на улице машину Кайла.
— Кайл уже здесь, мне лучше пойти.
Убираю телефон и прижимаю Магнолию к себе. Когда я встаю, мать кивает. Хватаю спортивную сумку и на мгновение теряюсь в сомнениях, обнимать её или нет. Поскольку она стоит с чашкой кофе в руке и не делает ни единого движения в мою сторону, я киваю в ответ и ухожу. Она просто не очень тактильный человек, да и я тоже. Нам удобнее оставаться в наших маленьких пузырях — кажется, что в такие маленькие пузыри способна проникнуть только Магнолия. Ну, Мелани тоже иногда лезет в мои дела.
Обнаруживаю Кайла за рулём и забираюсь в его скучный автомобиль.
— Что всё это значит? — спрашивает он, сбитый с толку сумкой, которую я бросаю на заднее сиденье. — Я везу тебя на парковку какого-нибудь отеля? Ты что, за одну ночь стала членом картеля?
— Я… э-э, буду сниматься на сцене в фильме о Crack Bikini. Так что…
— Внатуре? Да ладно, не гони.
Он выглядит изумлённым, из-за чего мне хочется застонать.
Он не знает, что я знакома с Маккенной. Никто из моих друзей не знает, кто был тем «мудаком, который заставил меня ненавидеть мужчин» — это их слова, не мои. Кроме Мелани, которой я рассказала вчера вечером только потому, что эта сучка хотела отказаться от концерта и остаться дома — вероятно, чтобы позволить своему здоровому самцу затрахать до смерти.
— Потому что я потратила грёбаное состояние на два билета, и потому что он тот грёбаный мудак, кто разбил мне сердце и сделал меня бессердечной и озлобленной сукой.
— Кто? Тот, кто продал тебе билеты?
— Нет, Маккенна-хрен-собачий-Джонс!
— Ты правда будешь сниматься в фильме о Crack Bikini? — спрашивает Кайл.
— Нет, Кайл. Мне просто нравится вешать тебе лапшу на уши ради поездок в случайные отели.
— Когда вернёшься? — настаивает он.
— Меньше, чем через месяц.
Мы направляемся туда, где мне было велено со всеми встретиться, и когда я замечаю кучу заказных автобусов на стоянке отеля, то начинаю так нервничать, что меня потряхивает.
Кайл паркуется в благоговейной тишине, затем хватает сумку и помогает мне нести её к группе музыкантов. Но, прежде чем мы добираемся до них, он останавливается и по-братски чмокает меня в щёку, и — разве это не прекрасно? — за этим наблюдает из-за двери ближайшего автобуса Маккенна. Я приподнимаюсь на цыпочки и засовываю язык Кайлу в глотку, и до того, как он успевает сообразить, какого хрена я обмениваюсь с ним слюной, отстраняюсь с тихим стоном.
— Веди себя хорошо, — пытаюсь произнести слова соблазнительным голосом, но получается не очень убедительно.
А Кайл больше не смотрит на меня. Он смотрит на Маккенну.
На Маккенну, который уже успел выпрыгнуть из автобуса и теперь приближается к нам, — на рок-звезду, всего из себя такого шикарного, с сексуальной стрижкой «ёжик», в тёмных очках и с насмешливой улыбкой.
— Ах, а вот и наша почётная гостья! — лучезарно улыбается Лайонел, направляясь в мою сторону, но его отвлекает кто-то из технических работников.
Маккенна не оказывает нам такого радушного приёма. Руки, которыми, как я мечтала, он должен был обнимать меня до конца жизни, Маккенна скрещивает на широкой груди, и я замечаю, как он хмурит брови, когда снимает солнечные очки, цепляет их за вырез футболки и устремляет свои серебристые волчьи глаза на Кайла. Маккенна бросает на меня быстрый незаинтересованный взгляд, но затем, чёрт возьми, ему требуется гораздо больше времени, чтобы осмотреть Кайла. По моим нервам скользит холодная сталь. Тот факт, что он рок-звезда и потрясающе сексуален, не спасает — и не спасёт — его от моего ада.
— Пандора! — кричит кто-то, и камера нацеливается в мою сторону.
При упоминании моего имени Маккенна поворачивает ко мне голову — и я не готова к тому, что вижу в его глубоких, потрясающих глазах, тёмных и ждущих, или к глубокой, интенсивной вспышке жара, которую они вызывают у меня в животе. На один миг мы встречаемся взглядами, а в следующую секунду он поворачивается к оператору, тянется рукой к камере и сдвигает её так, чтобы объектив был направлен в сторону. Затем подходит и окидывает Кайла с ног до головы ледяным взглядом.
