Вопреки (СИ) - Карпинская Настасья
— Мне пообещали, что мы ненадолго.
— Везет. Я в этом гнезде со змеями уже третий час сижу. Студентка? — спросила без пренебрежения, просто интерес.
— Уже нет, закончила.
— Молодо выглядишь, даже сначала подумала, что первокурсница. Хотела уже Вернеру прописать за совращение.
— Был замечен?
— Вроде нет, но кто их знает. В этой стае негласное правило: чем старше мужчина, тем моложе жена. Я у Соболя третья. Клянется, что последняя, — на этих словах она, усмехаясь, хмыкнула, снова припадая к бокалу. Анна хотела что-то еще добавить, но мужчины закончили свою беседу и переключили свое внимание на нас.
Спустя еще полчаса мы, попрощавшись с юбиляром и его супругой, наконец, вышли из ресторана. Сев в машину, вытащила из сумочки сигареты. Горький табачный дым наполнил легкие, а я, приоткрыв окно и откинувшись на спинку сиденья, прикрыла глаза, понимая, что я теперь двадцать раз подумаю, прежде чем соглашаться на поездку с Марком. Вернер тоже закурил, выезжая на центральную улицу.
— Извини, не мог не заехать. Соболь друг моего отца. Хороший друг, сейчас таких мало.
— Да ладно, будем считать, что это было баш на баш. Ты мне контакты Борских, а я с тобой сходила на бал к Сатане. Квиты.
— И все же за мной свидание с вкусным кофе и приятной атмосферой, дабы сгладить неказистое впечатление.
На языке так и крутилось, что окружение человека характеризует его личность, но удержалась вступать в полемику, сейчас не было никакого желания.
Кафе оказалось действительно годным, атмосфера тихой, уютной, с ароматом кофейных зерен и ванили. Марк был все так же галантен: лишь легкий флирт без наглости и пошлых намеков. И только в машине, доставив меня к дому, подался чуть ближе ко мне, надеясь сорвать поцелуй. Все-таки есть у него что-то мажористое. Сейчас в контексте всех событий это читалось: “вот, мол, я тебе жизнь красивую показал, в которой я ежедневно кручусь и в друзьях имею не простых людей, хочешь так же?” И тут варианта всего два — куплюсь или нет. И от этого уже дальнейшие отношения строятся: отношение ко мне и отношения со мной. Отвернулась, повышая свою цену, задирая ее выше того, что он так услужливо сегодня приоткрыл мне. Он же, усмехнувшись, взял меня за руку и прижался губами к запястью, принимая ставку.
Но окружение не только характеризует личность, определяет ее общественный статус. Окружение еще и оказывает влияние и давление на твою жизнь, независимо от твоего желания.
Глава 10
В суете дней, переговорах с Горских, оформлении последних документов в налоговой и тестовом запуске интернет-магазина, сдобренным активным вниманием Вернера к моей персоне, я совершенно забыла про приезд родителей. До Н-ска они летели самолетом, а потом пересаживались на поезд, так как в нашем городе аэропорта не было, и мы должны были их встретить на вокзале. Но я закрутилась, и звонок Сашки стал для меня полной неожиданностью.
— Кать, встретишь сама родителей? У меня тачка сдохла, третий день с ней мучаюсь.
— Вообще-то, у меня нет колес под ж*пой, братец Иванушка, — последнее иронично-саркастично, ибо чего-то он подтупливает.
— Сестрица Аленушка, — вторя моей интонации, — именно поэтому я тебе в помощь серого волка отправил в лице Калинина. Подъедет ровно к пяти, будь готова.
— О’кей, а как же гуси-лебеди? — протянула в трубку, растягивая свои телеса на диване и разминая затекшие от долго сидения за ноутбуком мышцы.
— Вот, если ты про*бешься, прибудут гуси лебл*ди.
— Давай сразу лебл*дей, а то чего-то тоскливо мне.
Сашка бедный даже поперхнулся:
— Мелкая, я понимаю, что ты выросла, но я как-то к этому не привык еще. Родителям скажи, что мы завтра с утра всей семьей к ним приедем.
— Будет сделано! — и взглянув на часы, добавила: — Хватит трындеть, Иванушка, мне надо лыжи чистить, а то серый волк скоро прикатит, а я марафет не навела.
То самое чувство, когда вроде и надеяться не на что, но где-то на дне души все еще тлеет огонек призрачной и совсем непонятной для трезвого разума надежды, иррациональной. И именно поэтому сборы тщательней и придирчивей, чем того требует ситуация. От очередного звонка телефона едва не подскочила на месте, так как Калинин был у подъезда. Прихватив сумочку, вниз по ступеням, совершенно по-глупому окрыленная.
Дорога до вокзала в дружеской легкой и непринужденной беседе обо всем подряд: дорогах, политике, общих знакомых, работе и погоде. Смотрела на его профиль с легкой небритостью на лице и пальцы физически зудели от желания прикоснуться. Если бы не Милана… если бы не она…
— Так, — Ромка припарковался на свободном месте у здания вокзала и взглянул на часы, — осталось всего десять минут до прибытия поезда. Пошли сразу на перрон.
Родители были уставшие, но счастливые: загорелые и наполненные морем впечатлений. Мать беспрестанно рассказывала о поездке и одновременно задавала вопросы мне, интересуясь происходящим в моей жизни, Сашкиной, внуков и даже о своих фиалках спросила, вызывая подобным во мне волну удивления. Отец же больше молчал, устало и довольно улыбался, приобнимая жену и поглаживая ее плечо.
— Ром, ты поднимись к нам, я тебя хоть чаем угощу. Мы такие вкусные сладости привезли, — предложила мать, стоило Калинину остановиться у подъезда.
— Спасибо, теть Лариса, но я поеду, поздно уже, Мила ждет. Завтра маму к вам завезу, да и попробую.
Лариса Михайловна, конечно, еще раз сделала попытку уговорить, поохала и поахала на очередной отказ, но Калинин лишь помог затащить чемоданы и распрощался, своим уходом снова множа во мне пустоту, углубляя и обнажая ее. Но изменить я ничего не могла.
Суета матери уже спустя час начала изрядно напрягать и, если бы не отец, я бы давно свинтила к себе. Но я соскучилась. Мы сидели на кухне, пили чай, и я совершенно по-ребячески прижималась к папиной груди, слушая мамины рассказы о прогулках по открытым рынкам во Вьетнаме и разных гастрономических изысках, что там предлагались прямо на улице.
— Как у тебя дела? — шепнул папа.
— Хорошо, — так же тихо в ответ, лишь для нас двоих и его поцелуй в мои волосы. Такой теплый отеческий жест, наполняющий и успокаивающий, расставляющий все по своим местам, говорящий, что все будет хорошо при любом раскладе, лишь потому, что он рядом, несмотря на то, что дочка выросла и ее проблемы это далеко уже не разбитые об асфальт коленки.
Спустя некоторое время папа удалился в спальню отдыхать, а я засобиралась домой.
— Смотрю на тебя, Катюш, и понимаю, что ты так и осталась папиной дочкой, — больше как-то для себя проговорила мать, откладывая в сторону полотенце, которым еще пару секунд назад протирала посуду.
А я, уже поднявшаяся со своего места, остановилась.
— И почему так… — продолжила она, задумчиво переводя на меня взгляд, — я всегда мечтала о дочери, о том, как буду заплетать косички и наряжать в разные красивые платьица, а когда вырастет, учить женским секретам и уловкам. Но ты даже в пятилетнем возрасте всегда бежала к Стасу, чтобы он поправил тебе резиночку на волосах или переодел испачканные колготки. Вроде моя, а совершенно чужая.
— К чему это все, мам? — я прислонилась плечом к дверному проему, не совсем понимая смысла поднятой темы.
— Не знаю… Смотрю на вас с отцом, и сожаление какое-то в душе бродит. Ты меня никогда не слушала, и, думаю, уже слушать не станешь, но я все же хочу дать тебе один совет, он простой и жизненный: всегда борись за свое счастье любыми методами, оно того стоит, поверь мне, — моя приподнятая бровь и требующий пояснения взгляд. — Я тетрадку твою старую нашла на балконе после твоего отъезда в Н-ск. Шкаф старый убрали, я вымывать в углу все начала, смотрю листы какие-то старые из-под обшивки торчат… А когда ты домой вернулась и Лида про Ромку за столом говорить начала, у тебя на лице все написано было, а сегодня и вовсе… — она как-то понимающе покачала головой и видя, что я сделала шаг обратно к столу снова потянулась к чайнику, наполняя чашки и прикрывая кухонную дверь.
