Можешь остаться (СИ) - "ruzzay"

========== Кофе ==========

Ей всё это надоело.

Абсолютно всё.

Гермиона смотрела на себя в зеркало и не могла успокоиться. Истерика топила с головой, а слёзы уродовали отражение, рисуя постыдные дорожки на щеках.

Внутри точно завязался узел из невысказанных слов и подавленных эмоций, но лучше бы он завязался сразу на шее и сразу потуже. Ничего уже не могло спасти её исключительно прискорбное положение, а значит, она со спокойной душой должна была сначала хорошенько пореветь, а после сделать какую-нибудь до ужаса глупую хрень.

Что вообще делают люди в последний нормальный день своей жизни?

А была ли её жизнь хоть когда-то нормальной?..

Точно нет.

Но слова родителей определённо выходили за все возможные приемлемые рамки.

Если всё сводилось к несчастью, то какой смысл было идти наперекор? Всё давно решено за неё и, кроме как: «делать, как говорят», оставалось лишь действительно выбрать приличную люстру и найти тугую верёвку.

Отчаянный шаг. Совершить его она всегда успеет, а вот потратить время на свою «любимую глупость» Гермиона могла в последний раз.

У них остался всего день. Один, к чёртовой матери, день, каждую последующую минуту которого она собиралась трахаться.

И пусть глаза уже болезненно блестели, а лицо превратилось в месиво из слёз, косметики и несдержанных эмоций, ей нужно было идти к нему. Сейчас или уже никогда. Реально никогда.

Взгляд мазнул по экрану телефона, — три часа дня.

Значит, он уже освободился.

В тот же момент телефон завибрировал — пришло новое сообщение. От отца.

Мистер Грейнджер: Завтра вечером быть дома. Ты уже взрослая девочка. Научись расставлять приоритеты.

Гермиона закатила глаза и бросила телефон в сумку. Собрав вещи, она выбежала из женского туалета, который был её святилищем в этом студенческом муравейнике, и мысленно посчитала правильным попрощаться с ним. Всё-таки именно здесь она пролила наибольшее количество слёз — их видели только голые ледяные стены и заляпанное зеркало, а совместные воспоминания — уже один из фактов близости.

Прощай, родной туалетик…

До нужной аудитории Гермиона добралась слишком быстро, но замерла в нерешительности перед дверью, обводя опечаленным взглядом табличку с номером «148». Это было их место — их небольшое и уютное пространство, — маленькая аудитория, в которой с этого года перестали проводить занятия.

Неужели она сейчас в последний раз вломится туда и посидит на преподавательском столе?

Как жаль, что времени не хватало даже на сентиментальные рассуждения. Хотелось в этот момент смахнуть скупую горькую слезу, но все слёзы давно выплакались, и смахивать ей стало нечего. А жаль…

Пальцы привычно легли на ручку, и, резко потянув вниз, Гермиона распахнула дверь и проскользнула внутрь.

— Приёмные часы окончены.

Она даже не расслышала, что он сказал. Всё её внимание сосредоточилось на том, чтобы запомнить, как сладко прозвучал глубокий низкий голос. Идеально и вкусно — каждый звук и полутон — музыка для ушей. В несчастной одинокой старости она точно скрепя сердце будет вспоминать, как его губы произносил её имя:

— Гермиона?

Перемотайте время и дайте ей диктофон. Срочно. Кто-нибудь!

Сидя за дальним столом, он зарылся среди бумажных стопок, явно занимаясь рабочими делами, но ему предстояло повременить с макулатурой, потому что она здесь.

Для Драко Гермиона всегда была в приоритете, поэтому, не зная о том, что она завтра уезжает, он всё равно с довольством глянул на неё поверх очков, словно ждал, но сразу же спрятал мягкость за непроницаемой маской.

Прерывисто втянув в себя воздух, Гермиона вспомнила, зачем пришла. Она бросила сумку на пол и спешно прошла к нему, никак не реагируя на вопросительный взгляд.

Ей не нужно объясняться.

Не произнося ни слова, Гермиона уселась на его колени, обхватила ворот рубашки и притянула к себе, резко вжимаясь губами в уголок его рта. В нос ударил мягкий аромат сладкого парфюма, а поза показалась ей самой удобной из тех, что только можно было представить. Его колени, на удивление, всегда отличались мягкостью и изысканным комфортом. Вот — её царская ложа на сегодня.

Драко попытался выпутаться из её хватки, но этого было недостаточно, чтобы сбить с неё спесь безумия, и, вероятно, смирившись со своей участью, всё-таки сдался, приоткрывая мягкие губы.

Она заёрзала, толкаясь языком глубже. Вот её глупая нужда — поцелуи с ним. Чувственные, вязкие и ласковые настолько, насколько это возможно.

Вкус шоколада сразу отпечатался на губах. Ей хотелось надеяться, что в памяти тоже.

Как же ей нравилось целоваться с ним.

Его руки ненавязчиво легли на поясницу и медленно спустились к ягодицам. Он крепко стиснул их и подхватил Гермиону под ноги, не разрывая поцелуй, чтобы усадить поверх бумаг на стол. Может, она сидит на чьём-то реферате?

Он прижался к ней, оставляя между ними миллиметры.

Боже, она даже не сняла с него очки…

Когда Драко перехватил инициативу, прикусывая её нижнюю губу, Гермиона запустила пальцы ему в волосы и немного отстранила от себя. Он понял её и хаотичными поцелуями стал спускаться по подбородку вниз, к шее.

Его горячее дыхание и прикосновения — доза душевного обезбола. Разве нужно было что-то ещё?

Дужки его очков задевали скулу, поэтому Гермиона откинула голову в сторону и улыбнулась. Сколько раз они забывали о его очках, изворачиваясь и останавливаясь, чтобы снять их?

Она игриво усмехнулась, а Драко, не прекращая игривые, жгучие поцелуи, хрипло спросил:

— И что вы делаете, мисс Грейнджер?

Она лишь рвано выдохнула и прикрыла веки. Драко звучно всосал венку на шее и резко отпустил кожу, точно оставив на ней яркий красный след.

— Вы разве не нарушаете учебный устав?

Она с трудом разбирала его слова сквозь шум бьющегося пульса в ушах. От мыслей о том, как они выглядели со стороны и где этим занимались, её щёки покраснели.

— Я надеюсь, вам стыдно…

Драко вернулся к её губам, а Гермиона совсем потерялась в нём, уже не замечая, как урывками гладит его лицо, щипает плечи или выводит линии на спине. Ткань рубашки под пальцами чувствовалась как никогда приятно. Он специально её надел?

Им нельзя было шуметь, как только Драко провёл ладонью по её бедру и сжал у основания, она не сдержала протяжный стон.

Что он творит?..

— Грейнджер, — тон его голоса вдруг стал строгим, а губы и руки исчезли с тела. — Ты объяснишь, какого хрена ты выглядишь как недотраханная истеричка?

Гермиона чуть отстранилась и рассеяно посмотрела на него. О чём это он?..

А, слёзы. Ну, конечно, в таком виде она к нему ещё не заявлялась.

Вместо ответа она ухмыльнулась на услышанное и наконец-то подцепила тонкую оправу съехавших очков. Как же они ей нравились! Особенно то, как выигрышно они подчёркивали строгие черты его лица.

Но стоило Гермионе стянуть их, как она моментально оторопела от его взгляда.

Хмурые глаза вводили в ступор немым вопросом: «Что за хрень?».

Чёрт.

— Грейнджер, у тебя даже руки трясутся.

В руках действительно был тремор. Гермиона из принципа не обращала внимания на лёгкую тряску. Это было не важно. Ничего не важно. Всё пройдёт, а их время закончится.

«Всего лишь день…», — звучало мантрой в её голове, не позволяя отвлекаться.

Она снова попыталась прижаться к нему, но Драко удержал Гермиону на месте. Она ещё раз подалась вперёд, но он не отпускал. В уголках глаз снова стали собираться слёзы, а мысли разлетелись в разные стороны.

Она не могла ему ничего сказать…

— Не знал, что ты умеешь плакать, — на этот раз его голос прозвучал чуть мягче. — Хочешь сказать, ты не такая стервозная сука, какой кажешься? Не узнаю тебя.

Гермиона понимала, что так звучит поддержка из его уст, но ей это было не нужно. Слова всегда производили противоположный эффект.

— Драко, я… — по щеке скользнула слеза. — Я скажу потом.