Очень древнее Зло - Екатерина Лесина
И мир этот ей чужд.
— Я, — женщина смахнула слезу. Грязная. И не слишком красивая. Но почему-то ему хотелось смотреть на лицо. Этому не было логического объяснения. Но хотелось.
И коснуться.
— Я пришла… я знаю, что обещала остаться, но пришла… мы должны что-то сделать.
— Должны, — сказал Ричард.
— Что?
— Убить.
— Демона?
Глупая. Разве можно убить демона? Не этим жалким людишкам, которые позабыли, что есть истинная сила.
— Их, — подсказал он. И решил, что демоницу убивать не станет. Она… забавная.
И дара в ней ни капли.
Ничего-то в ней нет. Как и смысла оставлять её в живых. Но…
— Что с ним? — она повернулась к границе, которая так и держалась. — Ты… ты что с ним сделала?
— Не я. Я… я лишь спасала свое дитя, — та, что подарила жизнь, стояла по ту сторону. Она была… такой, как раньше. И это правильно. Еще немного и она обретет свободу.
Они оба обретут свободу.
И тогда дотянуться до тех никчемных людишек, которые и заперли их здесь. Или не до них, но до других. Главное, дотянутся. Люди слабы, но внутри них горят искорки. Свет ранит. Свет греет. И свет дает силу. Если собрать много силы, то дверь снова откроется.
И они уйдут.
Наконец-то уйдут.
Домой.
— Мы заключили сделку. Мой сын слишком много сил потратил, когда вытаскивал меня. И дверь закрылась…
Зачем она объясняет?
— А потом оказалось, что мы оба заперты в этом круге. Они… они сумели сделать что-то. И сам мир держит нас взаперти… — та, что дала жизнь, положила обе ладони на воздух. И тот остался неподвижен. — Сперва у нас были силы. Были. Мы ждали, что кто-то придет… и тьма… она не вся вернулась. Разлилась. И мы звали, она приходила.
Кормила.
Приносила с собой тени людей и существ. Иногда люди приходили сами. Каждая искра оттягивала неизбежное… но они жили. Вдвоем. И он мог бы развоплотить ту, что даровала жизнь.
Мог бы.
Она бы даже не стала противиться, но почему-то… почему?
Он так и не понял. Просто в какой-то момент сил стало так мало, что физическое его вместилище начало рассыпаться. Она… та, что даровала жизнь, прятала его внутри своего тела. Но её тело было слабым, не способным вместить много.
И отсрочка была временной.
А… он все никак не решался её выпить. И она тоже, хотя могла бы продлить свое существование.
— А потом я встретила его… мальчика, которым мог бы стать мой сын. Сперва я думала, что сожру… нам нужны были силы, но он… он был забавным. А сил как раз капля. Капля нас не спасла бы. Мы стали разговаривать. Обо всем. И он пообещал, что освободит. Человек, который дал слово демону…
Смешок.
Её смех всегда успокаивал. А еще колыбельная, которую она пела.
— И мы стали искать… старые книги, старые сказки. Замок живой, и мир тоже. Так он сказал. К замку есть ключи, и к миру должны быть. Тогда-то я и вспомнила истории… о тех, кто был до людей. О тех, кто ушел. И о дарах, которые оставили они.
Было тяжело.
Кто бы знал, до чего тесно и неудобно человеческое тело. А еще страшно. Он никогда прежде не испытывал страха. И растерялся.
Даже демоны способны растеряться.
Затаился.
Выжил… он только и думал, что должен выжить. Он и тот, кто принял его. Кому он, согласно старому договору, не мог причинить вреда. И… и получилось.
Как-то да получилось.
А теперь…
Что теперь?
Ключи.
Собраны. Все, кого он сумел найти. А ведь тоже не так и просто… вечера в библиотеке. И вереница имен. Люди столь недолговечны. И нити родословных, что обрывались одна за другой. Нет, это не он делал. Человек. Тот человек, который, возможно, и сам не понимал, что делает и зачем.
Но человек был жив.
Зол.
Почему? Теперь… договор есть. Договор был заключен. Добровольно. Но… что делать с человеком теперь?
— Сердце! — раздался крик. — Ему надо вырезать сердце!
А потом вдруг стало больно.
Он, пусть и был демоном, все равно боялся боли. Оказывается. И удивился еще. И поднял руку, чтобы свернуть шею той, которая посмела… и не сумел.
А в следующее мгновенье его вместилище, к которому он так привык, притерпелся и даже, можно сказать, сжился, вдруг треснуло. И его выбросило.
Вот тьму.
В бесконечную необъятную злую. Тьму.
Артан не успел.
Он… он потерялся. И растерялся, что совершенно недопустимо. Он вдруг понял, что стоит на краю круга, готовый переступить через выбитую в камне границу.
И сердце его бьется так сильно, что еще немного и проломит грудь. А он будет рад, если это сердце выпадет к ногам женщины, краше которой нет. Или дело не в красоте, дело в том, что… он к ней шел.
К этой женщине он шел.
Всегда.
Даже когда вытеснил её из своей памяти.
Глупец.
Разве возможно отказаться от части души, а она… она и была душой. И сердцем. Самой жизнью его. Как можно было только…
И он стоял. Бессильный. И счастливый. Несчастный. Готовый на все и не способный сделать даже шаг. Стоял и смотрел. А она не смотрела.
Не на него.
Не на… других.
На… ненависть ослепила. И обездвижела. Как он… проклятый! И вправду проклятый! Как он смеет так… нагло пялиться на женщину, которая создана для Артана.
— Эй, — рядом кто-то оказался. — С ним что-то не то…
— Смею предположить, прекраснейшая госпожа, что сей доблестный молодой человек находится во власти чувств…
— Так выведи его из этой власти… стой!
Дышать было тяжело от ненависти.
— Да куда она… о чем они вообще говорят?!
Женщины.
Артан знает этих женщин. Он пришел сюда за ними. Или… нет… он пришел, чтобы положить свое сердце к ногам той, которая…
И принес ей дары.
Да… корону и меч. В этом смысл!
— Слушай, мне не нравится, как он на нее смотрит! Он, по-моему, окончательно того… свихнулся.
— Это любовь, о несравненная!
— Брун, а Легионеры что, говорить умеют?
— Этот, к сожалению, научился.
— Буду счастлив, если вы представите меня…
— Не сейчас! Слушай, ты до него дотянуться можешь? Меня не пускает!
— Это граница, госпожа, она поставлена для живых… чего вы хотите? Вытащить юношу я не смогу, увы, он будет сопротивляться…
— Так шандарахни его чем-нибудь по голове! Только не до смерти.
Отвлекает.
Их разговоры…
— Брун, где ты его раскопала…
— Сам нашелся. И скажи своей сестрице, чтобы в следующий раз думала, кого
