Невестка слепого барона - Полина Ром
Мне изо всех сил хотелось помочь ей!
Я снова вздохнула и слегка прикрыла глаза, как бы заново «переживая» этот трогательный момент. Мужчины терпеливо ждали, и я, “успокоившись”, продолжила:
-- У этой женщины, ваше преосвященство, был совершенно удивительный голос. – Теперь я смотрела прямо в глаза к кардиналу и обращалась большей частью к нему. – Этот голос проникал в самое сердце, и каждое слово откладывалось у меня в памяти, как некая драгоценность. Обычно, ваше преосвященство, я почти сразу забываю свои сны, но слова этой женщины запомнила в точности. Помню даже сейчас, до последней буквы.
-- И что же сказала тебе женщина, дитя мое? – кардинал посматривал на меня без улыбки, но явно чуть снисходительно.
-- Она ответила мне так: «Сын мой послал своим детям зерно это, дабы не знали они голода. Но силы Тьмы велики и зла в них много. Они наслали на благое семя проклятие, и дети сына моего, вкушая эти зерна, получают не только силы и благословение, но и страшную болезнь. А я всего лишь стараюсь отделить чистое от нечистого.».
Я снова сделала паузу, как бы стараясь вспомнить и передать свой сон получше, снова перекрестилась и продолжила:
-- Сердце мое было полно любовью к этой женщине и состраданием к ней же: сколь велика была перед ней смешанная куча зерна и сколь мало она успевала перебрать! Мне стало так жалко ее и так хотелось помочь хоть чем-то, что я сама предложила: «Если хотите, почтенная госпожа, я помогу вам.». Женщина согласилась с печальной улыбкой. Когда я встала на колени рядом с этой кучей и запустила руку в теплые зерна, она погладила меня по голове и тихо прошептала: «Господь увидит твои старания, Клэр, и болезнь никогда не коснется тебя.
Храни чистое зерно два года и оставшаяся часть зла покинет его. Только помни, драгоценное дитя: нельзя бросать начатое!». Я, господин кардинал, во сне очень удивилась тому, что женщина знает мое имя. Я ведь никогда раньше не видела ее! Некоторое время я помогла ей перебирать зерна руками, а потом осмелела и спросила: «Почтенная госпожа, откуда вы знаете мое имя?». Женщина вновь погладила меня по волосам, и ладонь ее была такой теплой и ласковой, что показалось, будто у меня прибавилось сил! Она ответила мне: «Мне ведомы имена всех детей, дочь моя!»…
В комнате повисла несколько напряженная тишина. Я молчала и смотрела на собственные колени, не давая собеседникам возможности заглянуть мне в глаза. Эту драматическую паузу мы обсудили с Освальдом и решили, что будет правильнее дождаться вопроса. И вопрос прозвучал, но не от кардинала, а от герцога:
-- И что же было дальше, графиня?
Я с ласковой и задумчивой, много раз отрепетированной улыбкой посмотрела своим собеседникам в глаза и ответила:
-- Не знаю… В этот момент я проснулась.
Герцог и кардинал явно были сильно заинтересованы, даже заинтригованы моим рассказом. Они переглянулись.
Герцог молча кивнул его преосвященству, как бы выражая на что-то согласие, и священник заговорил со мной. Он задавал мне бесконечные вопросы, уточняя разные мелочи: во что одета была женщина, какого цвета были ее волосы, в какую руку — правую или левую, она набирала зерно. Он спрашивал, какие еще плоды я видела в этом саду и как выглядела трава, из чего были сделаны мешки с пшеницей. Уточнял, какого цвета был огонь и пахло ли от него дымом, как горели больные зерна и не шевелились ли те, что упали на землю. Он задавал такое множество вопросов, что беседа заняла у нас вдвое больше времени, чем мой небольшой рассказ.
ОСВАЛЬД
Все время разговора я наблюдал не за Клэр и ее сто раз отрепетированным рассказом, а за нашими собеседниками. Я видел воочию, как их мягкая снисходительность сменяется сперва интересом к беседе, а потом и неким суеверным страхом. Мужчины оба были немолоды и умели держать себя в руках, но к таким сказкам явно не были готовы.
Хотя Клэр вроде бы обращалась почти все время именно к кардиналу, герцог слушал ее не менее внимательно. И в какой-то момент, очевидно, поверив ей окончательно, набожно перекрестился. Кардинал держался дольше, но и его, как мне казалось, не просто заинтересовал рассказ, но и поразили некоторые обдуманные нами детали.
Все это время я молчал и не вмешивался, позволяя его преосвященству строить беседу так, как тот сочтет нужным.
Там, в своем мире, я никогда не был слишком воцерковленным человеком, но все же историю религии немного знал. Я знал, что в нашем средневековье, при наличии множества проблем в социуме существовало огромное количество как истериков, желающих привлечет к себе внимание, так и просто жуликов и лжецов. Я знал, что церковь относилась к подобным видениям с большой подозрительностью, и вовсе не ожидал от кардинала немедленной веры в рассказ моей жены.
Более того, я совершенно точно знал: чтобы признать истинность этого сна или видения, церковь должна собрать нечто вроде судилища, на котором обязательно будет присутствовать так называемый адвокат дьявола*.
Помню, как в юности меня поразило то, что на роль адвоката дьявола Святая матерь церковь назначала не абы кого, а самого умного и образованного церковника, обладающего скептическим складом ума и готового во имя чистоты веры сомневаться в каждом слове и факте, которые будут изложены на судилище.
Не
