Валентина Герман - Ведомые светом
Когда-то — может быть, минуты, а может, месяцы назад — он чувствовал рядом теплое присутствие Берзадилара. Ощущение это было единственным, что согревало его посреди холодной пустоты, но потом брат исчез, оставляя Терлизана наедине с тоскливой бесконечностью, где нечем было дышать, некуда было смотреть, незачем было двигаться. Он мог и не идти никуда вовсе — разницы не было. И он остановился, и опустился на колени, ощущая, как тьма кровожадно сгущается вокруг него.
— Терлизан… — прошелестел голос, хриплый и смутно знакомый.
Впрочем, быть может, это ему только померещилось.
— Терлизан…
— Терлизан!..
Нет, не померещилось. А в неясный гомон уже вливались все новые голоса, узнать которые в их переплетении он был не в силах.
— Терлизан.
Тихий, но такой могущественный зов вмиг заставил замолкнуть остальные.
Терлизан обернулся, сознавая внезапно, что вокруг него уже не тьма, но просторный церемониальный зал с рядом колонн, опоясывавшим его по кругу. Вместо крыши над головой — звездное небо. Посередине в огромной каменной чаше горит огонь.
— Святилище памяти, — прошептал Терлизан едва слышно.
Он знал это место. Каждый из их расы знал его.
Это здесь они впервые принимали истинное обличье. Именно здесь они получали в дар — или в проклятье — свою прежнюю жизнь.
— Что я тут делаю?..
— Настало время искупления, Терлизан.
Он резко обернулся на голос, тотчас узнавая его, несмотря на прошедшие столетия.
— Вершитель?..
Слепой старец в белых одеждах предстал перед ним: прозрачный, паривший в воздухе. А позади него — еще два десятка таких же прозрачных тел, в пестревших поколениями одеждах, с лицами, искаженными ненавистью и страданием.
— Кто это?
— Все те, чьи судьбы ты сломал, делая неправильный выбор снова и снова. Те, чьих любимых ты пожертвовал в угоду собственной цели.
Терлизан насмешливо скривил губы.
— О, так значит, вы здесь ради мести. Что ж, прошу. Я буду счастлив, если вы рассеете меня по Ауре навеки.
Вершитель медленно повел головой.
— Они не стремятся убить тебя. Смерть будет для тебя избавлением, а не расплатой.
— Тогда что же вы задумали? — ничуть не испуганно сощурился Терлизан. — Пытать меня вечно? Замуровать в темнице, подобной Книге Тени?.. Что ж, спешу огорчить вас: после того, что сотворил со мной этот древний безумец, я не проживу слишком долго, чтобы вы успели насладиться моими мучениями.
— Они успеют насладиться сполна, — бесстрастно заверил его Вершитель. — Ибо нет большего мучения, чем в бессилии наблюдать, как перед тобой ломают самое дорогое на свете.
Терлизан вздрогнул.
— Чего вы хотите?
— Смотри, Терлизан.
Он с тревогой обернулся — и застыл в немом потрясении.
В зале появились люди — чуть больше дюжины, облаченные в ритуальные одежды: белые тоги, алые плащи. А у входа, застыв в нерешительности и сжимая в дрожавших пальцах пояс простого белого платья, стояла девушка.
Тонкий стан. Огненные волосы. Глаза цвета весенней листвы.
— Не может быть, — прошептал Терлизан, глядя на нее с неверием, и восхищением, и тревогой. — Даенжи?..
— Сегодня день ее семнадцатилетия, — произнес Вершитель. — Сегодня она обретет память о своей прошлой жизни.
— Я не понимаю, — качнул головой Терлизан. — Она ведь погибла, не дожив до семнадцати несколько месяцев…
— …и возродилась к новой жизни здесь, в этом времени, — закончил за него Вершитель.
Терлизан резко обернулся.
— Чушь. Если бы она возродилась, то какого черта мне было исполнять твое пророчество?.. Зачем было гоняться за проклятой Слезой Тени, если бы Даенжи была жива?..
— Но ты ни разу даже не подумал о такой возможности, — сказал Вершитель, глядя на него слепыми глазами. — Ты не искал другого пути.
— Я не искал его, потому что ты обрек меня на эту дьявольскую судьбу, чертов старикашка!!.. Какой выбор у меня был?!
— Самый простой — делать или не делать каждый шаг на твоей дороге.
— Твои пророчества всегда сбываются, — процедил Терлизан.
— И почти всегда иначе, чем этого ждешь, — Вершитель улыбнулся уголками губ. — Ты сделал правильный выбор с Диадрой. И посмотри, к чему это привело.
— Пророчество сбылось, — отвернулся Терлизан, сознавая, что проклятый оракул был прав.
— Может быть, — туманно ответил Вершитель. — Может быть, не до конца.
Терлизан хотел было спросить, что он имел в виду, однако в этот миг Даенжи, глубоко вздохнув, сделала шаг к огненной чаше. Давящая тревога принялась расползаться по сердцу Терлизана.
— Что вы задумали?..
Все это было так странно: и Вершитель, и эти призраки, и Даенжи, внезапно живая здесь, перед ним…
Это был сон. Больное видение его умиравшего разума.
— Даенжи получит память о прошлой жизни. Но не только о своей: она увидит все, что было после. Все, что ты делал, оправдываясь ее именем. Убийства. Жестокость. Ложь.
— Нет, — неверяще прошептал Терлизан.
Это сон. Всего лишь сон, не больше того.
Но тогда отчего же так страшно?.. Отчего все кажется таким реальным сейчас?..
Даенжи… такая чистая, такая светлая и невинная перед ним. Чего она ждет, что мечтает увидеть там, в своем прошлом? Приключения? Счастливый брак? Детей?..
Но нет, нет, там только смерть, и мучения, и его жизнь — грязная, неприглядная, мерзкая внезапно и столь очевидно…
— Она не заслуживает этого, — Терлизан резко обернулся к молчаливым призракам. — Слышите?.. Она невинна. Это несправедливо…
— Было ли справедливо, когда ты забирал у них близких — навсегда? — тихо спросил Вершитель.
— Но разве вы не должны быть лучше меня??.. Разве для вас это не слишком низко, опускаться до столь жестокой и беспринципной мести?..
Ответом ему было молчание.
— Это сон, — качнул головой Терлизан. — Всего лишь сон.
— Нет, — ответил Вершитель, бесстрастно и коротко, но одно это слово обрушило все для Терлизана.
Он резко обернулся, в один миг так поразительно четко различая перед собой нежные черты любимого лица — еще не омраченного осознанием, не искаженного отвращением — и бросился к Даенжи:
— Нет!!..
Но было поздно: она сжала в ладони тонкое лезвие кинжала, и несколько капель ее крови устремились в сердцевину равнодушного пламени.
Миг — и они испарились с резким шипением, и клубы алого дыма взметнулись из чаши, окутывая дрожавшую девушку в белом платье. Она закрыла глаза, растворяясь в них, теряя очертания.
И — сноп лазурно-черных искр взорвался в воздухе, рассеивая алый дым без остатка.
