Дело леди Евы Гор - Кира Леви
Игги, стоявшая за моей спиной, подавила смешок, а вот лицо барона Локсли оставалось непроницаем.
Старец задумчиво провёл пальцами по краю стола, потеребил край рукава, наконец, тяжело вздохнул, кивнул и, не спеша, скрылся за массивной дверью. Было слышно, как он что-то бормочет про «знаки времени», «необычные женщины» и «настоящее испытание для монашеского терпения».
Я уж подумала, что он пошёл звать настоятеля, а оказалось, старик ходил в подсобное помещение. Монах вынес моток бечевки и принялся связывать бумагу стопками. Бумаги оказалось больше, чем той, что лежала на виду. Но я виду не подала, что что-то не так. Пригодится.
Затем мужчина порылся под столом и извлёк большую корзину. В неё сложил пустые чернильницы, перья и поставил большой стеклянный флакон с чернилами.
Посчитав на пальцах, сколько я ему должна, он озвучил сумму. Я тут же расплатилась. Барон Локсли молча взял тяжёлую корзину, даже не дрогнув от её веса. Игги подхватила по стопке в каждую руку, а я забрала оставшиеся листы.
Со всем этим богатством мы покинули лавку и направились к карете, оставляя монаха подсчитывать дневную выручку.
Глава 49. День Чудес
Ремонт в моём доме, наконец, завершился.
Когда я ступила на порог, меня встретил чистый, тёплый, уютный дом. Мой дом!
Лёгкий аромат свежего дерева, мягкий свет магических ламп, искусно вырезанные орнаменты на мебели. Здесь и следа не осталось от былого запустения, как было, когда я только приехала в Марвеллен.
— Миледи, ну как вам? — нетерпеливо спросила Игги.
Все очень старались сделать мне приятное, и пока я была на службе в ратуше, отдраили всё до блеска. Развесили занавески на чисто вымытых окнах, застелили постели, разложили мягкие ковры.
Я провела ладонью по гладкой поверхности столика, чувствуя под пальцами прохладу лака и счастливо улыбнулась:
— Прекрасно!
Но долго наслаждаться тишиной мне не дали. Уже через несколько минут я вновь оказалась в гостинице, где кипела подготовка к празднику — Дню Чудес.
Сегодняшний день был особенным. Я придумала этот праздник сама, вдохновившись воспоминаниями о том, как на Земле люди отмечают Новый год. Здесь год сменялся весной. Но кто мне запретит праздновать День Чудес именно сейчас? Когда улицы окутаны белым покрывалом, а трескучий мороз щиплет за нос прохожих. Когда просенец, средний месяц зимы, уступает место сеченю, последнему зимнему месяцу.
Дети со всей улицы носились по гостинице, развешивая гирлянды из остролиста и падуба, прикрепляя к ним бумажные снежинки и леденцы. В центре холла возвышалась высокая ель, украшенная самодельными игрушками, блестящими лентами и фигурками, вырезанными из бумаги.
Магда с самого утра командовала кухней, и воздух был наполнен ароматами специй, копчёностей, сладостей, яблок с корицей и свежей выпечки господина Генри. Меню у нас сегодня было праздничное. Всё-таки я не удержалась и показала, как готовить майонез и «Оливье», «Сельдь под шубой» и «Винегрет». В духовке доходило на противнях жаркое. А у Адель с Вивьен дома запекались окорока. Для детей приготовили картофельное пюре и нежные отбивные.
Гостей не звали, но ждали. Дети уже успели всем рассказать о Дне чудес.
Весь день был наполнен суетой, смехом, радостными голосами. К семи часам, когда рабочий день остался позади, в гостинице начали собираться гости: соседи, друзья, господин Питер Уэбб со своими ребятами, господин Генри со своей милой жёнушкой, торговцы, господин Кори, некоторые городские чиновники — все, кто за последнее время стал частью моей жизни.
Лили сияла, успевая шутить со всеми гостями и направлять их к столам с угощениями. Столы в этот раз расставили под стенами, чтобы было больше пространства для танцев. Кто хотел перекусить, мог это сделать и стоя. Большие кастрюли с тёплым глинтвейном стояли по четырём углам столовой.
Ярмарочные актёры, приглашённые развлекать гостей, распевали в холле песни и устраивали представления для детей.
Всё вокруг переливалось светом. Люди смеялись, выпивали горячий глинтвейн, обсуждали последние новости. В воздухе чувствовалась магия праздника.
И я была в центре этого веселья, смеясь, подхватывая малышей на руки, помогая завязывать ленты на еловых ветках.
В углу холла установили зелёную красавицу, украшенную леденцами, лентами и объёмными снежинками. И как-то подозрительно быстро леденцы понизу куда-то исчезали.
Смех детей слился с музыкой, когда кто-то схватил меня за руку и потянул в игру. Музыка ускорялась. Мы играли в «Ручеёк», цепляясь друг за друга, смеясь, пробегая под сцепленными руками. Музыка изменилась, став быстрее, и толпа увлекла меня в новый круг. Веселье накрывало гостей волной.
Люди смеялись, кружились, хлопали в ладоши, подхватывая ритм.
Я поймала Игги за руку, закружилась вместе с ней, а потом, в порыве веселья, подхватила маленькую Оливию и закружила её, пока девочка визжала от радости.
В этот момент кто-то с силой подтолкнул кого-то в мою сторону. Я, не глядя, схватила его за руку и потянула за собой в круг.
— Давай же, не стой столбом!
Я кружилась, смеясь, в хороводе. И только когда мы сделали полный круг, я подняла глаза, чтобы посмотреть, кого же затащила в танец.
Сердце ухнуло вниз.
Передо мной был герцог Гровенор во плоти. Я замерла. Почти оступилась, но он удержал меня, крепко сжав запястье.
— Продолжайте, миледи, — произнёс он, в голосе звучал смех.
— Вы! — только и смогла выдохнуть, но поток танцующих снова подхватил нас, увлекая за собой.
Я не могла остановиться. Рука герцога твёрдо держала мою, взгляд был прикован ко мне. Мы кружились в танце, музыка ускорялась, воздух вокруг нас становился жарче.
Глинтвейн, смех, огонь, магия, веселье — всё смешалось в один вихрь.
И вдруг мы оказались под ветвями омелы.
Кто-то в толпе засвистел.
Щёки горели от танца, от глинтвейна, от взгляда, которым герцог смотрел на меня.
— Вы должны поцеловаться, — выкрикнула Лили, проносясь в танце мимо нас в паре с Валентайном. — Миледи, вы же сказали, что это традиция!
— Не упускайте момент, милорд! — подхватил Валентайн, подмигивая другу.
Я чуть приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, остроумно пошутить, разрядить ситуацию… Но герцог вдруг шагнул ближе, крепко перехватывая меня за талию и вжимая в себя.
Музыка, смех, свет ламп — всё исчезло. Передо мной было только его лицо.
Губы коснулись
