Юлия Фирсанова - Божественные маскарады
Рик возмущенно бросил в ответ, что он никому не позволит наживаться на своем безграничном горе, и поспешно, с видом внезапно опомнившегося скромника, натянул одежду снова. Потом, все еще возмущенно пофыркивая, сел за стол и, скорбно вздыхая, начал писать расписку на Омниерские земли.
– Пусть эти десять диадов, которые я возвращаю тебе, – шмыгнув носом, попросил расчувствовавшийся Джей, отсчитывая деньги, – пойдут на поправку твоего слабого здоровья, братец.
Хмуро зыркнув на брата, Рик быстро сгреб денежки в кошель.
– Все, игра закончена, – с облегчением объявил Нрэн, по долгу «зеркала обетов» быстро собрал свободные карты с двух столов в колоду, часть которой уже лежала у него во внутреннем кармане и, больше ни на что не обращая внимания, стремительно вышел из залы, оставив своим мучителям благодатную почву для размышлений о том, каким образом кузен отыграется на них за «невинные» шуточки и милые розыгрыши, стоившие ему километров загубленных аксонов клеток нервной системы.
Впрочем, гипотезами на сей счет развлекались только Рик и Джей. Энтиор уже начал раздумывать над тем, в какое одеяние ему стоит облачиться к предстоящему балу, дабы произвести максимальный эффект на всех присутствующих. Элия тоже предвкушала развлечения. Лимбера посетила печальная мысль о завершении отдыха от государственных забот и досада, что даже в это время не обошлось без них. Кэлер жалел Нрэна и радовался тому, что теперь сможет жевать без помех в любое время суток. Кэлберт уже был душой в море, а Лейм с беспокойством думал о том, что выкинет сегодня друг Элегор.
А что Элегор непременно что-нибудь выкинет, юноша нисколько не сомневался. Уж больно ярко блестели серые глаза приятеля, когда вчера после окончания турнира менестрелей они заглянули поужинать в «Эльфийский сон» и, поддавшись на уговоры, Лейм рассказал герцогу историю о покушениях на Элию и угрозе сверху. Принц часто делился с ним своими, да и семейными тайнами, зная, что, несмотря на всю свою безалаберность, хранить чужие секреты друг умеет.
На этот раз Элегору особенно понравился тот бардак, который образовался из-за нечаянных попыток родственников убить принцессу и клубочка интриг Джея и Рика по доведению принца Нрэна. Лейм просто физически ощущал, как ворох «гениальных» идей начал роится в голове друга под влиянием его рассказа, над которым герцог частенько смеялся до слез. Искренне смеялся теперь и сам принц, видя комичность ситуаций и зная после Суда Абсолюта, что любимой кузине ничего не грозит.
Но мысль о том, что именно задумал Элегор, теперь не давала юноше покоя. Иногда изобретательность герцога, гораздого на самые невозможные выходки, просто выбивала принца из колеи, и, осуждая его, он чувствовал себя умудренным жизнью старцем, а ведь на самом деле по возрасту был даже моложе друга. Загадочные слова о совершенно потрясающей идее развлечения для сегодняшнего бала просто не шли у Лейма из головы.
Нрэн быстрым широким шагом, поскольку бежать богу войны было бы унизительно, преодолел расстояние между залой, где проходила игра, и своими покоями, тщательно запер за собой дверь, не только задвинув засов и закрыв замки, но и активизировав стандартный набор охранных заклинаний, и направился в ванную. Там, следуя медитативным методикам великих воинов, богов затворников с высоких гор, он, за неимением горного водопада, попытался смыть с себя все неприятности и злость ледяным душем, чтобы остался лишь беспристрастный холодный рассудок, способный здраво судить о происшедшем.
Но ледяная вода, вопреки мудрым суждениям затворников, на сей раз снизила лишь внешнюю температуру тела бога, никак не повлияв на внутренний жар его мечущегося сознания.
Растеревшись жестким полотенцем, Нрэн накинул любимый черный халат с золотыми цветами и прошел в комнату отдыха. Сел, попытался углубиться в состояние покоя, методически пересыпая ароматные трубочки зеленых листьев в фарфоровый чайник. Покой не приходил, бурный океан мыслей никак не хотел превращаться в реку со спокойным течением.
Поняв, что вопреки всем советам мудрецов гор и медитация над чашкой ароматного травяного чая ему не поможет, принц тяжело вздохнул, признавая свое поражение. К сожалению, никто из тех отшельников-воинов никогда не встречался с принцессой Элией и рецепта восстановления душевного равновесия после контакта с ней не изобрел. Впрочем, Нрэн подозревал, что такого рецепта и не было. Прелестная богиня могла выбить из состояния медитативного безразличия кого угодно.
А сейчас, вдобавок к обычным терзаниям по поводу своих низменных желаний, принц мучился раздумьями о реальности плотских приключений, пытался догадаться, что знает и думает обо всем этом непредсказуемая Элия (знать бы еще конкретно, что именно в реальности было!), и бесился от сознания того, что братья так играли его чувствами. Короче, внутреннее спокойствие его высочества собрало чемоданы, слиняло в неизвестном направлении и затаилось, отказываясь отвечать на тщетные призывы о возвращении, поступающие от измученной души.
Осознав, что чаем делу не поможешь, Нрэн разжал кулак и ссыпал с ладони на поднос чайные листья, превратившиеся в труху. Одним гибким текучим движением принц поднялся с подушек на ковре и покинул комнату отдыха, где так и не смог отдохнуть. Оставался еще один выход, вернее, вход в потайную комнату – когда не помогало уже ничего, принц шел туда.
Слово-ключ открыло потайную дверь, скрытую деревянной панелью, и бог вошел в святая святых своей личной молельни. Скинул халат на пол перед портретом, протянул руку к столику рядом, сжал в пальцах нежное белое кружево, вдохнул чарующий аромат самой желанной женщины во Вселенных. Потом вновь поднял глаза на портрет. Дивная кисть погибшего мастера в точности передавала красоту великой богини, совершенство безупречной фигуры, ироничную улыбку, надменный взгляд серых глаз…
Принц долго и пристально смотрел на портрет принцессы, наконец тень горькой улыбки скользнула по его губам. Бесполезно! Теперь ему не поможет даже это! Безумие зашло слишком далеко! Место, где раньше его горечь и жажда находили хоть какое-то утоление, изменилось. Или изменился он? Ее запах, вещи, одежда, лик на бездушном холсте лишь будили дикую волну нового необузданного желания.
Нрэн сам испугался его силы, осознав бездну, разверзнувшуюся перед ним. Две безумные ночи накрепко привязали его к кузине. Он понял, что жажда ее тела, живой, дышащей, реальной плоти с каждым днем будет становиться все более невыносимой, и спасения от этого не найти нигде, кроме ее ложа.
«Я сойду с ума от любви и желания, – с меланхоличной безнадежностью подумал бог, перебирая, словно связку старинных четок, свои мысли. – Уйти из этой инкарнации, чтобы забыть обо всем, мне нельзя, слишком нуждается теперь в силе бога войны семья, быть с кузиной мне тоже нельзя, я ее недостоин, а без нее я скоро вообще не смогу быть. Что делать? Элия сильная колдунья, я должен сказать ей о своем безумии, пусть сотворит для себя какую-нибудь защиту и держится от меня подальше. После того как я настолько легко поддался на наваждение, она и так, наверное, считает меня похотливым грязным животным, зверем. А если это было не наваждение? Нет, глупости, если бы это было реальностью, она бы ненавидела меня, боялась, а не смеялась. Что ж, сегодня на балу все ей и скажу, а потом уеду проверять границы. Быть может, если я не буду видеть ее, знать, что она рядом, станет легче? О, Творец, за что ты караешь меня этими любовью и болью?»
