Молли Харпер - У хороших девочек нет клыков (ЛП)
БАААБББББАААААХХХХХ
Красные и золотые звезды взорвались где-то в глубине мозга, когда меня сдуло с крыльца Дика и швырнуло на капот собственной машины. Мое недовольство насчет разбивания собственной персоной еще одного лобового стекла быстро сменилось осознанием того факта, что рукава моей одежды оказались объяты пламенем. Этот момент показался мне более существенной причиной для беспокойства. Я успела сбить огонь аккурат перед тем, как прогремел второй взрыв. Этой волной меня смело с машины на асфальт, приложив затылком о цементные блоки, подпирающие рядомстоящий Эль Камино[1]. В глазах вспыхнули оранжевые всполохи, и я рухнула в какое-то мягкое темное место, где ожоги на руках не заставляли кричать от боли.
Я все еще пребывала в полубессознательном состоянии. Это радовало. А вот что совсем не радовало, так это раскладушка, к которой я была прикована цепью прямо сейчас. Я лежала в плохо освещенной комнате, слабо пахнущей цементной пылью и отбеливателем. Кто-то дал себе труд снять с меня тлеющую одежду и накинуть синюю больничную робу. Я подергала наручники, сковывающие запястья, и не сдержала вопля. Еще не зажившие ожоги на руках и цветом и структурой напоминали свежеприготовленный гамбургер.
- Агх, я фортуной отымета, - простонала я. Знаю, не совсем по Шекспиру[2], но сделайте скидку на мою контузию. Я принюхалась к цепям. Под явным запахом стали угадывалось что-то более сильное.
- Они укреплены титаном, - сообщил из темноты чистый молодой женский голос.
- Отыметая фортуной, - повторила я.
Офелия восседала на складном стуле в углу. Ее клыки блеснули, когда она растянула губы в тусклой улыбке.
- А ты умеешь выразиться по случаю.
- Что происходит? – спросила я, пытаясь сесть. Мой капитально пострадавший вестибулярный аппарат дал понять, что это была плохая идея. - Кто запустил группу мариачи[3] ко мне в голову?
Офелия, которая, как я могла теперь видеть, была одета в неприлично короткую клетчатую юбку и блузку школьницы, подошла к изножью мой койки.
- Я велела тебе вести себя тише воды. Велела не высовываться на радар.
- Я так и делала, - запротестовала я с закравшейся в голос плаксивой ноткой.
- Тогда как ты объяснишь тот факт, что тебя нашли без сознания рядом с горящим трейлером, принадлежащим одному из самых старых вампиров в округе?
Ну только не снова
- Послушайте, в последний раз говорю, я тут не при чем. Я подошла к входной двери, и трейлер взорвался. Погодите! Дик был внутри? Он мертв?
Снова этот акулий взгляд, который пугал даже больше, чем тогда, когда светился из темноты.
- Учитывая час, в который это случилось, мы предполагаем, что Дик был внутри. Конечно, мы бы не смогли найти его тело, будь это так. Огонь превратил бы его в пепел. Вопрос в том, почему ты оказалась настолько глупа, что не обеспечила себе пути отхода с места преступления.
Ужас уступил место гневу, что показалось мне хорошим знаком. Я возмутилась:
- Чего ради мне поджигать Дика?
- А чего ради ты подожгла Уолтера? – парировала она.
- Я не поджигала Уолтера! – воскликнула я.
- Предоставь мне объяснение, Джейн. Дай хоть что-то, с чем я могла бы пойти к другим членам совета, к вампирам, требующим правосудия. Приведи хоть сколько-нибудь правдоподобную причину, почему двое мужчин, с которыми ты, по слухам, имела отношения, – будь то правда или выдумка, не имеет значения – закончили обугленными головешками. Объясни, почему тебя нашли рядом с горящим трейлером Дика после того, как вас видели за любовной размолвкой на вечеринке.
- Это не было любовной размолвкой! Это была дружеская беседа!
- Есть свидетели твоих неоднократных саркастических наскоков в его сторону.
- Это была дружеская беседа с элементами сарказма.
Офелия не выглядела убежденной.
Я вздохнула.
- Что теперь со мной будет? Сюда войдет какой-нибудь вампирский детектив и будет допрашивать меня с помощью телефонной книги и резинового шланга[4]?
Я видела, как усмешка плескнулась в ее глазах, но она не позволила себе улыбнуться.
- Был созван трибунал, чтобы обсудить твое положение. В зависимости от результатов этого обсуждения, тебе могут назначить испытание на завтрашний день.
- Испытание, - повторила я и тут до меня дошло. – Из числа тех самых испытаний? Подождите, разве мне не положен адвокат, телефонный звонок или еще что-нибудь в этом роде?
- Нет, - отрезала она, снимая с меня наручники. Я медленно села. В мгновение ока Офелия оказалась на другом конце комнаты и вне зоны моей досягаемости. Откуда такое недоверие? - Ты обвиняешься в истреблении двух представителей своего вида. «Билль о правах» на тебя больше не распространяется.
Она отвернулась к двери, затем снова крутанулась в мою сторону. Офелия подошла к раскладушке, не спуская с меня своих пылающих черных глаз.
- Мне очень жаль. Ты кажешься довольно интересным вампиром.
- Тогда не делайте этого! – воскликнула я. – Перестаньте делать из меня показательный пример для других молодых вампиров. Я - ужасный пример. Со мной за неделю случается больше странностей, чем со многими нормальными людьми за всю жизнь.
- Мне жаль, - повторила она. – Но еще больше я сожалею о потере Дика Чейни. Когда-то давно, мы были … близкими знакомыми.
- Я что, единственная во всем Холлоу, кто не переспал с Диком Чейни?
- Возможно, - согласилась она.
- Мои соболезнования, - сказал я. Пожатие плеч оказалось довольно болезненным жестом, который сообщил мне, что несколько осколков стекла все же застряли где-то в районе лопатки. Габриель был прав, чесалось страшно.
Габриель.
- Мой сир, Габриель Найтингейл, в курсе, что я здесь? - спросила я, когда Офелия уже было открыла дверь камеры.
Она кивнула.
- Тебе не разрешены посещения, - сообщила Офелия, закрывая за собой очень массивную дверь.
И впервые с тех пор, как меня пристрелили и бросили умирать, я была действительно напугана.
Всякий раз, когда на канале «Лайфтайм» показывали эти ужасные фильмы на тему «женщины в тюрьмах», я думала: «ну и что тут такого страшного?» Я в состоянии вынести одиночество. Даже если нет возможности почитать, можно предаваться фантазиям. Я могла бы писать. Или дремать.
Ну, так вот, как и многие мои предвзятые представления из предсмертной жизни, это было разрушено. В камере не было окон, так что я не могла сказать день сейчас или ночь. Часов тоже не было, так что и время не узнать. Я не могла спать, потому что заживающие ожоги на руках чесались как сумасшедшие. А мои фантазии все время прерывались противными вопросами, такими как: «Где Габриель?», «Почему это все время случается со мной?», «В этот раз я умру окончательно?».
