Кошка Белого Графа - Кира Калинина
Бог суда и кары оглянулся, выискивая кого-то, а потом устремился в толпу. Люди шарахнулись в стороны.
Дакх остановился перед каталкой Хальфорда:
– Ты видел его?
– Видел, – увечный оборотень улыбнулся с умилением. – Уже совсем большой. Скоро летать начнет.
Казалось, он не испытывал перед суровым божеством ни малейшего трепета. А его слабый и хриплый голос был слышен в каждом углу зала.
– Скорее, чем ты думаешь, – ответил бог с неожиданной теплотой и обернулся к толпе. – Вот ваш новый защитник! Крылатый волк будет охранять ваши сны. Не равняйте его с теми, кого вы зовете фантумами. Крылатый волк рожден для бескорыстного служения. Его предназначение – оберегать невинных и карать виновных!
Сделав это удивительное заявление, Дакх исчез.
Рауд подвел меня к каталке и пожал Хальфорду руку.
– Рад за тебя, дружище!
– Видишь, девушка, как обернулось, – сказал мне оборотень, в его глазах стояли слезы. – Счастья тебе. Счастья вам обоим!
А потом время вышло, и черно-белые двери наконец открылись.
Из предрассветной мглы веяло стужей, а у меня не было хотя бы шали, чтобы добежать до саней.
Не успела я подумать об этом, как плечи укрыла тяжелая волчья доха, укутав меня пышным мехом и знакомым запахом с головы до ног.
Гости толпились у раздевальни, усталые, потрясенные, взбудораженные. Я не поверила своим ушам, услышав женский возглас, полный неподдельного восторга:
– Вот это Ночь! Чудо, а не Ночь! Никогда такой не было!
Но чудеса еще не исчерпали себя.
В дверях налетел ветер, сорвал с головы капюшон, распахнул доху; кожу под одеждой обдало морозным дыханием. По ткани свадебного костюма прокатилась волна холодного света, и красное стало белым, заткалось алмазными узорами. Я ощутила, как меняется крой, удлиняется подол.
Стало жутко: мой наряд превратился в погребальный саван. Вспомнилось видение, посланное шалуньей феей на Зимнем балу: я – в белом, и я… счастлива?
Так мы и вышли наружу, протолкнувшись сквозь ждущую чего-то толпу.
У подножия крыльца выстроились снежные витязи во всем великолепии своего боевого облачения, чтобы приветствовать владыку зимы и его супругу по воле богов.
Вот отчего гости не спешили покинуть храм!
У меня волосы на затылке зашевелились, когда застывшие глаза витязей обратились к нам, а копья наклонно взметнулись в воздух, образовав арку, горящую неживым синим огнем.
Кучер Сельфан, подпоясанный серебряным кушаком, лихо соскочил с козел, открыл перед нами дверь кареты и опустил подножку, чтобы мне было удобнее забраться внутрь.
Но Рауд медлил, любуясь городом. В жемчужной дымке нарождающегося утра Альгота была прекрасна. Широкие улицы, затейливо украшенные фасады домов, крыши из цветной черепицы – все это было теперь на виду. Снега осталось ровно столько, чтобы придать городу сказочно-праздничный вид, какой ему и полагалось иметь на исходе Ночи Всех Богов. В просветы облаков проглядывало бледно-сиреневое небо, и с него в полном безветрии падали красивые пышные хлопья.
Свет схлынул с моего платья, и оно опять изменилось, став из белого багряно-золотым. Длинный-длинный шлейф стелился по снегу – алый, как разгорающийся у горизонта восход. Его лучи развеяли призрачные фигуры витязей и весь морок этой долгой ночи, которая бывает раз в году и в которую происходят самые безумные, невероятные и непредставимые человеческим разумом вещи.
Глава 28,
в которой все становится совсем хорошо, а главное – правильно
На Ночь Всех Богов Вилька загадала себе чудо. Она молилась всем богам сразу – и непонятному Двуликому, и морозной Хозяюшке Зиме, даже Свену и Свяне, хотя думать о замужестве ей вроде бы еще рано.
Она просила: «Заберите меня отсюда!» Куда – Вилька и сама не знала. Туда, где ее будут досыта кормить, где ей будет тепло спать. Где не надо бояться, что ее ударят или зажмут у стены, чтобы облапать. Порой Вилька завидовала сказочной Сиротке, которая обернулась снежным духом и ушла с Богиней в ее северные чертоги, чтобы сидеть там в вечной ночи и любоваться огнями на небе, не зная ни тепла, ни солнца, но и боли тоже не ведая. «Приди, Богиня, – шептала Вилька, сжавшись в комок на соломе в углу сарая. – Возьми меня!»
И Богиня пришла.
Ровно через неделю к трактиру подлетела четверка белых лошадей, влекущая санную карету с гербом. В гербах Вилька не понимала, но видно было, что карета богатая, лошади сытые.
Злыднины работники на дворе возбужденно зашушукались.
Из кареты вышла барыня в голубых соболях. Вернее, не вышла, а выпрыгнула без поддержки слуг – ловко, будто кошка, – и снег под расшитыми серебром сапожками не хрустнул. Барыня была молодая, красивая, статная; из-под шапочки вились локоны цвета холодного золота.
Рван и Хапун кинулись распрягать, но кучер, здоровенный косматый детина, ухмыльнулся, поигрывая кнутом:
– Ни к чему! Мы ненадолго.
А барыня с двумя слугами, такими же здоровыми, только безбородыми, пошла к трактиру. Увидела Вильку, остановилась и позвала по имени!
Сердце у Вильки сперва обмерло от испуга и изумления – как вышло, что такая великолепная барыня знает ее имя? А потом забилось радостно и сильно. Потому что раньше самой Вильки поняло, что это и есть то самое чудо, о котором она просила.
Барыня ласково улыбнулась:
– Хочешь, я увезу тебя отсюда?
– Хочу! – выдохнула Вилька.
Тут на крыльцо выскочила Злыдня, то есть госпожа Скурк. Ей, видно, доложили о знатной гостье.
Злыдня сразу поняла, что к чему, и заголосила:
– Ой, кровиночку мою забирают! Бедную дитятку, сестрину дочку! Я ж ее растила, холила, ночей не спала, монетку последнюю от сердца отрывала, от себя, от детей своих…
– Сколько? – сверкнула бирюзово-синими глазами барыня.
Вилька поежилась: на дворе будто враз стало холоднее. Хотя после Ночи Всех Богов зима смирила свой норов. Мороз ослабел, дни стояли тихие, ясные, даже сугробы сделались меньше. Видно, Белому Графу удалось наконец поладить с Богиней.
– Я свою кровиночку не продаю! – взъерепенилась Злыдня, но вострые глазки так и забегали от жадности.
– Так я ее даром заберу.
Барыня взяла Вильку за руку, а барские слуги сделали каменные морды.
– Пятьсот! – выпалила Злыдня.
Барыня повернулась к одному из слуг и что-то тихо сказала. Тот, порывшись за пазухой, подал хозяйке пару длинных бумажных ассигнаций.
– Тут двести.
– Люди добрые! Смотрите, что делается! Среди бела дня как липку обдирают! – заголосила Злыдня. – Пятьсот. И золотом.
Красивые русые брови барыни грозно сошлись над переносицей.
– Бери, сколько дают, и радуйся! Или завтра на тебя наденут кандалы – мне мой снежный соглядатай многое о твоих делишках нашептал.
Барыня повернула голову к дальней стороне двора
