Диэр Кусуриури - Край Ветров: некроманс

Луч взрезал чудовище, как нож — масло. А когда в периметр поражения попал тот черный человечек, что рос у чудища на груди, он некоторое время как будто бы впитывал направленную на него энергию, но, не справляясь, стал краснеть и нагреваться, точно сделанный из металла.

Луч померк так же внезапно, как загорелся. Никс успела улыбнуться перед тем, как свалиться в обморок. Камориль подхватил ее обмякшее тело и, прижав к груди, закрыл собой.

А потом был взрыв, комки земли, раскаленный воздух, какие-то острые органические ошметки, свистящие вокруг, как пули, и все, что я о том моменте помню — это четкое осознание того, что именно в юных волшебницах сокрыты невероятные чудеса, и об этом стоит помнить каждому, кто имеет с ними дело; а кроме этого я понял, что не успею увернуться от летящей на меня железобетонной плиты, которая представляла собой выкорчеванную из земли основу одной из садовых беседок, и этот поистине болезненный удар выбил сознание и из меня тоже.

— Нам нужно действовать быстро, — шептал Камориль, морщась. — Пока они не навыращивали еще выводок чего-то подобного.

Потом лицо некроманта вытянулось и он проговорил замогильным голосом:

— Катх. Зорея Катх, как пить дать, это он. Теперь я понял. Все встало на свои места. Это точно он!

Мари держала голову некроманта у себя на коленях, пока Эль-Марко колдовал над телом Камориль.

Мари слушала этот нечленораздельный бред и никак не могла определиться со своим отношением к некроманту. С одной стороны, он был ужасным чудовищем. Особенно сейчас, когда от него по одной отсыхали и отваливались его лже-конечности. Он, к тому же, был перепачкан землей, золой и чем-то синим. В этом чем-то Мари вскоре опознала собственную кровь некроманта, и это было… неприятно. Кроме самопроизвольно отходящих паучьих лап и отпадающих влажными тряпками лишних мышц, Камориль красовался наполовину отрезанной основной рукой. И, пока Эль-Марко врачевал его раны, Камориль непрерывно говорил:

— А, Кападастер? Зря мы тогда с тобой так, зря-зря-зря. Вот, казалось бы, если врагов убивать сразу, то потом как-то скучно, а если не убивать — то больно. Ай, полегче ты! У меня же зажим прошел, я же чувствую все твои извращенные манипуляции!

— Кто бы говорил, — сдержанно хмыкнул Эль-Марко, не прекращая колдовства.

— Что там с Мйаром? Ты его нашел? Э-эй, Никола, я хочу тебя видеть, звере-ок, мне страсть как понравился тот твой фокус, я тоже хочу так уметь, — не унимался некромант, и по лицу его гуляли то улыбка, то стардальчески-болезненная гримаса.

Когда прозвучал взрыв, Мари, Эль-Марко и Лунь находились в подвале. К тому моменту состояние «зажатой струны» у Мари уже прошло. И состояние ее тогда было неописуемым. Неописуемо-неопределенным. Слишком много всего нового. Слишком много.

Сначала, значит, эта беготня по дому некроманта, и горячая рука Эль-Марко, сжимавшая ее ладошку. А Эль-Марко — он же большой, его много. Он теплый и светлый, и, кажется, внутри, за бесстрастным и благородным лицом, добрый — чересчур. И если вовне этой доброты просачивается немного, так это просто от того, что жизнь такая. И потом — красные глаза Веры, ее худые руки и ноги, которые, кажется, можно перепутать с прутьями клетки, в которой ее держали. И ее фиолетоватые бескровные губы, кривящиеся в зверином оскале. А потом разговор о судьбе, любви и волшебстве, — или о чем там, — об обрыве, о перемене, — словом, вся эта романтическая чушь, призванная смутить разум девушки ее возраста. И, стоит признать, сработало превосходно.

Природа. Судьба. Волшебство.

А потом — после того, как этот большой, теплый и сильный будто бы пообещал ей защиту и любовь, и даже не на мгновение, а навсегда (а чего еще можно хотеть?) — случилось что-то еще более невероятное.

Сноходец может проникнуть в сон выбранного человека, только ежели до этого касался его хоть плечом, хоть пальцем. Очевидно, сноходец с зажатой струной способен погружать в сон тех, кого ни разу не видел и ни разу не трогал. Но, так как Эль-Марко Мари пощадил — для первого раза, — откупоренная сила раскрылась не полностью, и уснули только те, кто оказался ментально слабее сноходца.

Слово-то какое.

— Да ты же сноходец, — это сказал Камориль, когда Мари с Эль-Марко выбрались из подвалов во двор и разыскали его, истерзанного, под поваленным деревом, обнимающего свернувшуюся клубком Николу.

Так и вышло, что Камориль потрепало знатно, а Никс оказалась невредима и даже в сознании.

Она сидела рядом и покачивалась, как будто бы медитировала.

— Никс, — обратился к ней Эль-Марко, — может, поищешь Мйара?

Никола не ответила.

Эль-Марко вздохнул и вернулся к своему делу. Он водил пальцами по плечу некроманта нежно, быстро, уверенно. Ткани срастались, кровотечение остановилось, некромант кривился все реже.

— Жрать теперь всякого не пережрать, — говорил он, — я уже ощущаю что мне брюки велики… по крайней мере, те тряпки, которые от них остались. А это же были мои любимые…

— Запах, — произнесла Мари, внезапно осознав кое-что.

Точно. Пыль улеглась, солнце сжалось в красный эллипс, готовое спрятаться за горизонт, а мерзкий запах остался, стал критически различим. Вонь, не трупная, не болотная, какая-то неописуемая, особая, — повисла над садом Камориль, как черный туман.

— Это тот же запах, что остался в нашем доме в лесу, когда кто-то украл баб Пашу, — уверенно произнесла Мари.

— Ну что ж, моя дорогая, значит, я могу тебя поздравить: мы теперь все в одной лодке, — некромант растянул синеватые губы в оскале, — и скажи за это «спасибо» нашему…

— Спасибо, — не дослушав, улыбнулась Мари. — Разве ж лодка виновата в том, что на нее обрушился шторм? Нет, нисколечко.

Камориль не стал договаривать, хмыкнул. А потом, скосив на Мари правый глаз, спросил:

— Ну, и каково это — впервые прикоснуться к себе?

— Да я-то что, — снова улыбнулась Мари. Некромант моргнул нечеловечьим глазом, которым на нее глядел, и с грустной улыбкой покачал головой. Он тоже что-то для себя уразумел, и это могло бы его обрадовать, но не обрадовало, потому, верно, что он вполне мог умозрительно заглядывать в будущее чуть дальше собственного носа.

— Ну, все, — сказал Эль-Марко, — самые жуткие дыры заштопаны. Очень бы не хотелось, чтобы сейчас что-то еще приключалось. Ведь второго зажима струны в один день ты не выдержишь, а в своей обычной форме…

— Ближайшую ночь, скорее всего, будет тихо, — сказал Камориль, садясь и потирая виски. — Я ж говорю, что, вроде как, понял все.

— Вот прям все? — недоверчиво переспросил Эль-Марко.

— Кое-что — наверняка. Мйар где?