Татьяна Богатырева - Гамбит
Мысленно пообещав, если это розыгрыш, убить на месте шутника, Ильяс рванул со двора.
И, только выехав на Ярославку, обратил внимание на мигающую красную лампочку: бензин на нуле. И кто тут придурок? Пришлось заворачивать на ближайшую бензоколонку и стоять в очередюке.
Зато сообразил, что не знает, насколько затянется приключение с Вовчиком, а Лилькуто он не предупредил, что может задержаться. Надо позвонить.
Лилька не отвечала. То ли звук выключила, то ли в метро ехала. А может, уже у Настасьи?
– Не у меня, но скоро будет! – бодро отрапортовала примадонна и спросила, изволила ли Лильбатьков-на посетить выставку имени нее? Нет? Ладно, так уж и быть, сводит ее сама и грудью закроет трусишку от тусни. И предупредит, что Ильяса черти куда-то унесли, когда вернут – никто не знает.
Посреди разговора к нему подскочил заправщик, мелкорослый мужичонка с лицом записного неудачника, забормотал про какого-то великого злодея Шпильмана и принялся совать под нос книжку в яркой обложке. Ильяс от него отмахнулся:
– Не мешайте!
Протрепавшись с примадонной минут несколько, пока ждал и заправлялся, Ильяс несколько успокоился, перестал представлять себе Вовчиков труп и вспомнил, что так и не посмотрел на карте, где этот чертов проектируемый проезд номер семнадцать. Понадеялся на навигатор, и зря. Собрался было открыть карту, но заправщик снова дернул за рукав:
– Я вас узнал, и брелок у вас тот же! Помните, весной? А? Вы тогда тоже на мотоцикле, с синеволосой такой! А я написал, да! Вот!
Ильяс нахмурился, попробовал отнять рукав, но мужичонка вцепился клещом.
– Какой к черту вот?
– Книга! Тираж в пятьдесят тыщ! – гордо, с придыханием, ответил заправщик. – Про вас! С автографом! Я вам посвящение написал, только не знаю, как вас зовут.
– Ильяс Блок, – ответил Ильяс.
– Ильяс Блок… – повторил мужичонка, выводя на форзаце каракули. Потом сунул ему свежеподписанную книгу: – Берите же! Ильяс Блок, здорово! Такое имя… – Глаза у мужичка загорелись, он потянул из кармана форменной желтой жилетки засаленную общую тетрадь. – Такой роман будет…
Сунув книгу в сумку, надо будет Лильке показать, пусть тоже посмеется, Ильяс газанул с места.
Книга – это круто, но Вовчик важнее!
Семнадцатый проезд он нашел. Сначала на карте, а потом, после блужданий по закоулкам, и настоящий. Стройка там тоже была. Весь этот гребаный проезд и был стройкой, пустой и заброшенной. Какого черта тут мог забыть Вовчик, если только не вздумал снимать индустриальный постапокалипсис, Ильяс не понимал в упор! И не собирался ломать мотоцикл о разбросанную по будущей проезжей части арматуру, бетонные обломки и какой-то неопределимый мусор. Потому он осторожно проехал по обочине, там, где можно было проехать, оглядел недостроенное здание, пару раз позвал Вовчика…
Разумеется, без толку, только распугал ворон и поднял стаю бродячих собак.
Ну, Вовчик! Опять все перепутал! Ему что Кутузовский проспект, что Измайловский парк – один хрен. Наверняка сейчас заплутал где-нибудь в Бирюлево!
Ильяс схватился за телефон.
– Где тебя носит? – выпалил в трубку, едва услышав звук соединения.
– А, Илюха! – радостно заорал Вовчик, разумеется, безо всякого хрипа и треска. – Это тебя носит, а мы работаем! Петергоф, фестиваль, девочки, зашибись!
Не дослушав, Ильяс выругался. Петергоф, значит. И шутники. Найду – убью!
– Ты чего злой такой, Илюха? – сбавил тон Вовчик. – Случилось что?
В коротких и емких выражениях Ильяс поведал о шутниках и стройке, где, кроме собак, никого, даже бомжей.
– Ну ты даешь… – Вовчик восхищенно присвистнул. – Приеду – с меня вискарь! Два вискаря!
– Новое колесо с тебя. Арматура, мать ее. Иди уже, работай свой зашибенный Петергоф.
– А ты приезжай, Илюха! Бери Русалочку, и давай, сделаем из нее Наташу Ростову или эту, Анну Каренину.
– Мы подумаем, – хмыкнул Ильяс и отключился.
Русалочку ему! Обойдется.
И надо выбираться из этих бетонных дебрей, пока собаки не сожрали. Что-то у них вид больно голодный.
Выбираться пришлось через шиномонтаж. То есть сначала через шиномонтаж, а потом – через выставку. Позвонил администратор, потребовал, чтобы Ильяс немедленно явился облизывать каких-то английских партнеров господина Элина. Ильяс послал бы администратора вместе с англичанами, но Настасья обещалась сегодня привести Лильку на выставку, вот, значит, оттуда ее и заберет.
На выставке ни Лильки, ни Настасьи он не нашел, и мобильники у обеих не отвечали.
Передумали? Остались дома? Потерялись?!
Поймав себя на том, что уже пробирается к выходу, забыв на хер про англичан, Ильяс заставил себя остановиться.
Выдохнуть.
Подумать.
Ну нет их сейчас – так могли уже уйти. Или еще не дойти. И телефоны отключили, чтобы спокойно потрепаться, девочкам надо иногда поговорить о своем, о девичьем.
Все нормально.
Все отлично!
Это «все отлично» Ильяс повторял про себя все два часа, что его мурыжили англичане, наобещавшие с три короба, но так ничего внятного и не сказавшие, и когда к нему привязалась очередная настырная журналистка:
– Будете ли вы снимать вашу модель для мужских журналов?
– Не буду, недостойны, – по-крокодильски улыбнулся Ильяс, со всеми прочими вопросами послал ее к пресс-секретарю господина Элина и сбежал.
Нечего терять время с акулами пера, когда дома ждет Лилька, в «Седьмом небе» – заказанный столик, а в шкатулке – его обручальное кольцо. Домой, скорее домой!
Едва забежал в подъезд, стряхивая воду с волос, – к вечеру небо затянуло, и пошел мелкий дождь, а шлем он в спешке забыл, – из своего окошка высунулся консьерж.
– Илья Сергеич, вам конверт, зайдите, будьте любезны.
– Потом, – отмахнулся Ильяс: и так поздно, Лилька заждалась.
Взбежав на четвертый этаж, он отпер дверь, крикнул с порога в темноту квартиры:
– Капелька!
Она не отозвалась, зато с тумбочки спрыгнул Тигр, потерся об ноги и пошел на кухню, задрав хвост. Жрать хочет, зверюга. Сбрасывая мокрую куртку, Ильяс прислушался: вода не журчит, никто в ванной не поет? Нет. Никто не плескался и не мурлыкал обрывки мелодий.
Значит, еще не вернулась. Странно. Обещалась же быть дома! Наверное, засиделась с Настасьей, забыла про время…
А может, забыла о планах на вечер и пошла с Настасьей гулять?
Тигр на кухне забренчал миской и негодующе заорал.
– Цыц, шапка, – буркнул Ильяс, скидывая кроссовки.
На кухню пошел босиком, бросил на стол всученную помешанным заправщиком книгу, достал печенку из холодильника. Кот утробно ворчал и толкался в ногу мохнатым лбом, намекая, что кошачье терпение кончилось, и сейчас будут есть хозяина.
