Наталья Якобсон - Живая статуя
Августин! Его говорящее имя рефреном звучало в моем сознании. Неужели он, и вправду, считает себя божественным, верит в то, что его возвышение было предначертанным, а святость врожденной. Или же эти мысли внушил ему кто-то другой, тот, общение с кем является позорной тайной этого мальчишки. Пока я думал так, Августин уже ушел достаточно далеко от благоухающей розами ниши. Он смело двигался туда, откуда доносились приглушенные крики, стенания, лживые самообличения. Факел в его руке, как пылающий огромный светляк, плыл по темному воздуху, оставляя за собой дымную полосу. Казалось, что огонь сам собой летит вперед, освещая дорогу избранному. Избранник злых сил. Я не ненавидел его и никогда не смог бы полюбить, но он сумел заинтриговать меня.
Стоны были тихими, едва уловимыми, как и скрежет металла, как дыхание огня в жаровне, как подергивание дыбы, но я знал, что Августин ничуть не хуже меня различает все эти отзвуки и даже может отличить один от другого, хотя лязг пыточных инструментов, шелест длинных одежд, шаги и голоса сливались в такую непривычную какофонию, услышав которую, растерялся бы и злой дух. Вряд ли хоть один из моих подданных был настолько зол, чтобы вдохновить человечество на создание этого ада на земле. Застенок вызвал у меня не страх, а легкое отвращение. Внезапно и с удивлением я осознал, что Августин тоже ощущает презрение, проходя мимо тех стен, за которыми пытали осужденным. Кроме этого, он еще чувствовал страх, потому что знал, что на месте жертвы однажды может оказаться и он сам, и любой из его окружения.
Морозный воздух, дувший в узкие окна-бойницы с улицы, был ему намного приятнее, чем жар и ужас, царящий в комнатах, расположенных рядом с местом его собственного обитания. Он снова хотел выйти в ночь, прихватив с собой роту крепко сбитых, готовых к драке единомышленников, и идти вперед, наводя страх на округу и ожидая момента, когда над крышей какого-то из домов мелькнет тайный знак. Некто всегда указывал Августину дом, в котором обитает зло. Кто-то шептал ему на ухо, куда следует повернуть, чтобы поймать ведьму, или дергал его за серый капюшон рясы при встрече с колдуном.
У самого выхода Бруно протянул хозяину накидку, сверху неброскую, но зато изнутри подбитую дорогим теплым мехом, но Августин отстранил ее рукой. Он привык ходить по морозу в одной только рясе и не ощущать холода. Что-то грело его изнутри, а ему казалось, что это черные ангельские крылья его госпожи покрывают его точно плащаницей, и он слышит ее шепот над своим ухом. Она рассказывает ему о том, как чудесно обрести бессмертие и стать бесчувственным, забыть о боли и тоске, не ощущать ни стужи, ни жары, ни о чем не жалеть и ничего не желать. По ее словам, обратиться в живой мрамор было все равно, что возвыситься. Разделял ли ее пристрастия сам Августин?
Ну вот, я уже узнал кое-что о его госпоже и ее идеалах. Значит, его мысли не столь недоступны, как я думал поначалу. Даже они поддаются прочтению. Сознание Августина представлялось мне книгой, написанной на языке, который я только что начал изучать.
Я следил, как он собирается уходить, как отдает последние указания и требует немедленно позвать самых доверенных людей, но их не требовалось звать слишком настойчиво, они и так с нетерпением ожидали малейшего зова своего хозяина и кумира. Они обожествляли того, кто поклонялся злу. Только некоторые служители инквизиции, такие как Бруно и Лоренцо, были более смекалистыми, но и те оказались слишком далеки от истины. Им было все равно, у кого стать правой рукой, у святого господина или у проклятого, лишь бы только быть поближе к власть имеющему.
Я задумался и не успел расслышать какую-то реплику, только слышал, как разозленно выдохнул Августин.
— Франциск, Сандро… — пробормотал он. — Пусть кичатся своей родословной еще неделю, а затем арестуем и их. Сначала старшего брата, чтобы у младшего было время понаблюдать за разоблачением и добровольно раскаяться. А если он не придет с повинной сам, то конвой поможет ему отыскать дорогу.
— А как со свадьбой? — неуверенно пробормотал Бруно.
— Пусть женится, — равнодушно отозвался Августин. — Раз нашлась женщина, готовая разделить участь бесчестной семьи… Кстати, я слышал, что их предки не так уж благородны. Настоящие предки. Ведь Франциск и Сандро только пасынки его светлости, а законный наследник пропал втуне. Куда он мог деться? Это они поведают нам на допросе.
— А если невестой Франциска окажется знатная дама, такая же знатная, как и пропавший наследник.
— По-твоему, дьявол не может соблазнить кого-то из знати? — Августин строго взглянул на помощника и тот тут же съежился под его пристальным взглядом.
— Я только засомневался, потому что они так гордятся предстоящим браком.
— Сомнения от сатаны, — коротко, но многозначно оборвал его Августин и с гордым видом прошествовал к выходу, мимо растерянного помощника. Бруно был настолько растерян и озадачен, что даже не заметил, как дверь сама собой распахнулась перед Августином.
Из проема дохнуло морозом, ветер перенес снежные хлопья через порог, но Августин даже не ощутил холода. Ожоги на его теле до сих пор болели. Его господа даже если и пытались, то все равно не смогли излечить их, но вот ни зима, ни зной были ему больше не страшны.
Во дворе уже ждала бесстрашная, зловещая компания. Эти монахи во главе с молчаливым белокурым мальчишкой еще наведут страху на весь Рошен сегодняшней ночью.
Дальше следовать за Августином было бессмысленно. Я уже выяснил, куда он направляется. Мне было совсем не интересно следить за тем, как он шастает по округе в поисках новых жертв. Вместо того, чтобы идти за ним, я поднялся назад в его келью, прошел сквозь закрытую дверь. Замки и запоры для меня преградой не были. Мне всего лишь хотелось порыться в его вещах, найти какой-нибудь намек на его отношения с нечистью или оставить ему небольшое напоминание о себе, вроде царапин на карнизе или опаленного символа на стене, а потом вылететь в окно.
Бумаги на столе меня не интересовали. Я и без беглого просмотра знал, там одни приговоры, столько сломленных жизней. Со стихами мне уже довелось ознакомиться, а вот содержимое громоздких кованых сундуков могло пробудить любопытство в ком угодно. Вряд ли там сложены власяницы и плети с железными бляхами на концах для самобичеваний. Для такого проявления самоотверженности Августин слишком себя любил.
Я легко открыл один сундук. Висячий замок сам щелкнул и соскользнул вниз по моему приказу. Как и ожидал, я нашел далеко не вериги, а изысканную, сшитую из тончайшего шелка одежду. Если все вещи, спрятанные здесь, и были конфискованы у аристократов, то вкус Августина все равно стоило похвалить. Он отобрал только самое лучшее. Рубашки с кружевом и манжетами, бархатные камзолы, расшитые замысловатым узором или украшенные тесьмой и фестонами, накидки, отороченные соболем или мехом белой лисы. Вот о каком обрамлении мечтал на самом деле наш святой. С каким удовольствием он бы сменил свою рясу на кафтан придворного. Выходит, даже Марселю повезло больше, чем ему.
