Янтарь - Елена Синякова
Первым на пороге появился взъерошенный Гром, спотыкаясь об отца, который упал как раз поперек порога, но тут же хватая меня и Злату без какого-либо усилия, словно мы были всего лишь невесомыми котятами, буквально за шкирку оттаскивая нас в другой угол комнаты сразу за кроватью. где лежала едва дышащая Мия.
Но даже от этой встряски и я не смогла прийти в себя, кусая губы, чтобы не разрыдаться, потому что видела слишком отчетливо, как даже смелый и собранный Карат бледнеет и меняется в лице, не обернувшись. когда в комнату ворвался Север, хрипло выдыхая:
— …он не дышит…
Тишина была такой страшной и кричащей, будто заложило уши, когда весь мир застыл в этой фразе, не в силах вдохнуть и выдохнуть, словно все пытались отдать собственное дыхание малышу.
И Север услышал…
Говорят, когда Берсерк обращается в зверя — в нем остается частичка человека, но сейчас в обличии человека я видела в Севере зверя — опасного, действующего только на одних инстинктах, воспринимающего окружающий мир лишь по собственным ощущениям и ароматам.
В том, как он дышал, двигался и смотрел, не было больше ничего человеческого, даже если его дух оставался в теле человека, а не зверя.
Но даже в таком состоянии Север понял слова Карата, рухнув на колени, не в состоянии дышать или кричать.
Мир просто замер, полный ужаса и умирающей надежды на то, что всё еще может быть хорошо…
Сложно передать словами состояние всей семьи в тот момент, когда все наши молитвы, помыслы и желания были сосредоточены лишь на крохе в окровавленных руках Карата, когда мы все пытались создать вокруг него волшебный невидимый кокон из нашей огромной любви, чтобы она стала теми самыми крыльями, которые витают за каждым ребенком с той секунды, как он только появляется на свет.
Наша любовь к нему была такой огромной и горячей, как бурлящая кровь Кадьяков: такой нерушимой, как вековые льды земель рода Полярных; такой сильной, как братские отношения Гризли, и такой объединяющей, как узы рода Бурых.
Не было в этом мире ребенка, которого бы ждали и оберегали сразу все четыре рода Берсерков, поэтому малыш был особенный…и просто не мог умереть!
— Давай, крепыш! Дыши! — Карат помассировал грудную клетку малыша, вдруг резко поднимая голову и выдыхая, — Мне нужен снег!
Но все были в таком шоке и трансе, что никто не смог даже удивиться, вздрагивая от крика Кадьяка, когда никакой реакции не последовало:
— СНЕГ!!!
Я подпрыгнула на полу, лишь в эту минуту ощутив, как сильно сжимаю руки Златы в своих ладонях, и как задыхаюсь от спез, но дрожащие ноги не держали меня, а комната стала расплывчатой пеленой, словно паутиной, не пускающей вперед.
В груди было так больно и тяжело, будто внутри был раскаленный шар, наполненный свинцом, который застрял в горле, не давая возможности вздохнуть или выдохнуть, не пропуская ни единого крика и рыданий до тех пор, пока не лопнет с оглушительным треском, отчего я закричу и задохнусь горькими слезами.
Придавленная собственными раздирающими чувствами, я не сразу поняла, что за тень кинулась прямо к окну, выпрыгивая из него, лишь по черной летящей косе определив, что это была Звезда.
Стремительно и смело, без доли сомнений и страха, она выпрыгнула со второго этажа, должно быть даже не раздумывая о том, что лететь придется как минимум метра четыре, а то и больше, и риск сломать свои длинные красивые ноги в этом случае равен девяносто девяти процентам из ста!
Вот только я забыла, что Звезда была не просто чистокровной воительницей, но и крови Кадьяков, когда буквально через несколько секунд она уже влетела через дверь, распихивая на своем пути бледных и обездвиженных мужчин, которые словно превратились в монументы и то, что они живы выдавало лишь их судорожное рваное дыхание.
Осторожно переступив через отца, который пока никак не мог прийти в сознание, Звезда кинулась к Карату, неся в руках небольшой сугроб, видимо захватив его в спешке двумя руками по самые плечи.
К счастью снег не был рыхлым и вполне держал форму. когда Карат поднял малыша, а тетушка Зои испуганно вскрикнула:
— Что ты делаешь?!
— …Зои, подожди, не мешай ему… — прохрипел отец, которого Лютый приподнял, осторожно усаживая у стены, бледный и сосредоточенный, когда Карат не глядя на него вдруг обернулся на Мию — нашу окровавленную крошку без сил, которая не могла говорить от боли и страха, но ее большие ясные глаза, из которых тихонько текли горькие слезы, не отрывались от личика малыша.
— Ты веришь мне?
Мия смогла лишь прикрыть ресницы, показывая, что верит Карату, не ахнув. как Зои и не рыдая, как мы со Златой на полу, когда мужчина положил малыша прямо на снег, словно в белую люльку, застыв над ним так напряженно. что каждая мышца на его спине буквально встала дыбом, будто даже зверь внутри этого огромного тела ждал и страдал, пытаясь вырваться к крохе, чтобы помочь и спасти.
Ожидание было убивающим!
Каждая мучительно долгая секунда была словно смерть!
Я не могла смотреть в глаза Севера — обессиленного и раздавленного — ощущая его мучения и боль так сильно, что меня ломало изнутри!
Я умирала вместе с ним каждую секунду, утопая в бесконечном и бескрайнем океане его ада, захлебываясь его болью и беспомощностью.
Наверное никто даже не заметил сразу, что Гром тоже вылетел на улицу, и теперь появился в комнате с еще одной порцией снега, которую осторожно положил на кроху, словно закутывая его в кокон холода, оставляя лишь головку.
Я даже представить себе не могла для чего все это делается!
Даже если бы могла соображать логически и трезво, откинув от себя все эмоции и чувства, в которых тонула, понимая сейчас только одно — рождение маленьких Берсерков слишком разительно отличалось от рождения людей, и понять это мне было пока не дано.
— Проснись, маленький медведь, — прошептал Карат, склоняясь над крохой и касаясь кончиками своих окровавленных пальцев ротика малыша, оставляя следы крови на его белом личике.
Моя голова разрывалась от внутренних криков, которые не могли вырваться наружу, пока я смотрела во все глаза на малыша, не слыша ничего, но отчетливо видя, как
