Екатерина Оленева - Красный цветок
— Когда ты поедешь в магический университет, на уроках истории тебя обстоятельно познакомят с древними пророчествами, с одним из которых ты удивительно схода, Мокирол*лэ.
— Не называй меня так! — возмутилась я. — Я не стану проклятием, Те*и. И плевать мне на все пророчества. Даже если все правильно и все пути сошлись в одной точке, — процитировала я известную поговорку, — выбор — он за мной, не так ли?
Окинув задумчивым взглядом, Те*и одарил чарующей, волшебно-многозначительной, загадочной улыбкой:
— Очень может быть. По крайней мере, до поры, до времени ничто не помешает тебе в это верить.
* * *В Чеар*рэте нас встретили напряженно. Очередной гроб никого не привел в восторг.
Траурная белизна одежд заставляла глаза слезиться.
В Эдонию, пока мы путешествовали, вновь пришла осень. Листья золотые, листья багряные, листья зеленые с желтыми прожилками. Листья, листья, листья!
Природа умирала красиво.
Мне казалось кощунством присутствовать на траурных церемониях. Я не желала гибели Заку, но, не смотря на, это была её косвенной виновницей. И чувствовала себя лицемеркой, возлагая траурные венки у гроба.
Говоря, что когда умирает хороший человек, всегда идет дождь? Дождя хватало. И мелкие капли, будто бисер, качались на листьях, на серебряных от первых морозов, травах.
Официально было объявлено, что Зак умер, защищая меня. Ну, не ирония?
* * *Я была неприятно поражена, поняв, что Эллоис*Сент избегает меня. Но слишком горда, что бы искать встреч или объяснений.
Он, в отличие от других, знал правду. Ему требовалось время, чтобы научиться существовать со всем случившимся. Теперь, когда мне не грозила опасность, сносить все оказалось сложнее, чем представлялось в гуще сражения.
Садовники жгли опавшую листву. Огонь безжалостно пожирал коротенькую легкомысленную жизнь сотни тысяч листочков. И обращал в горький дым.
— Маэра Одиф*фэ? — окликнули меня.
Я обернулась. На тропинке сутулясь, стоял садовник.
— Слушаю вас, — доброжелательно отозвалась я.
— Вам просили передать это.
Он протянул, коробку, перевязанную лентой. Похожую на шляпную.
Я нехотя взяла подарок.
— Кто просил?
— Не знаю, маэра. Посыльный.
Вскрыв упаковку, я извлекла оттуда нечто вроде стеклянного куба, внутри которого находился необыкновенной красоты цветок — алый-алый. Его лепестки пламенели, будто подсвеченные изнутри. Самые темные краски переливались у сердцевидки, лепестки расходились, будто облака морской медузы. Яркое свечение не было иллюзорным. Оно исходило от ярких капель, похожих на драгоценные камни, дрожащих на лепестках.
— Любовь моя! Как неразумно вскрывать подарки от незнакомцев.
Я подняла глаза на Эллоис*Сента. Он улыбался. И только темные круги под зелеными глазами выдавали…впрочем, что они выдавали, мне не хотелось знать.
— Это от тебя? — обличительным тоном спросила я.
— Вообще-то, девушка принято дарить цветы.
— Такие?!
— Ты знаешь, что это?
— Догадываюсь. Ткач замани меня в свою паутину, Эллоис! Как сложно догадаться, для чего потребовалась такая надежная изоляция! Это мокирол*лэ?
— Красивая, правда?
— Я безумно ценю поэтичную прозрачность твоих намеков, любовь моя.
— Но я на самом деле считаю этот цветок самым привлекательным из всех существующих.
Я продолжала удерживать в руках дурацкий куб, попросту не зная, что делать. Отшвырнуть в сторону эту штуковину я не могла, она была слишком опасна.
Эллоис*Сент обнял меня:
— Я скучал.
— Мы же виделись почти ежедневно, — отозвалась я, не делая попытки высвободиться.
— Одиф*фэ…
— Что?
— Я, наверное, глуп и суеверен. Но я твердо знаю, что моя любовь к тебе сделает меня несчастным. Ты слишком не похожа на других женщин, чтобы тебя можно было бы забыть. Или заменить.
Я возмущенно на него воззрилась:
— И что я должна тебе на это ответить? — поинтересовалась я.
— Дай мне слово, что никогда не станешь тем, чего все так боятся. — Эллоис*Сент порывисто, до боли сжал меня в объятьях, и прошептал едва слышно. — И дай слово, что не позволишь им уничтожить тебя. Ты стоишь того, чтобы оставаться самой собой. Кем бы ты не была.
Я заглянула ему в лицо. Правильная приторная кукольность черт этого лица была мне и дорога, и неприятна. Мужчина должен выглядеть иначе. Но я люблю этого.
— Я сделаю все от меня зависящее.
Мы долго целовались. Поцелуи имели вкус осеннего дыма, струящегося между небесами и роскошью древес.
— Ты уже говорила с Сант*Рэн? — спросил Эллоис, после того, как целоваться нам надоело.
Мы сошли с дорожки. И шли вперед, разбрасывая носками туфель опавшие листья. Острые каблучки противно вдавливались во влажную землю, оставляя дырочки — немые свидетельницы присутствия.
— Нет.
— Те*и убеждал её в необходимости твоего образования. Ей пришлось согласиться с его доводами. Никто не хочет видеть тебя "обезьяной с гранатой". Правда, большинство уже забыло, что такое "граната". Но все понимают, что это нечто не хорошее. И прямо таки жаждут исправить ситуацию к лучшему. Ты поедешь в университет вместе с нами, — светло улыбнувшись, договорил Эллоис.
Подхватив меня на руки, закружил.
— Ты сумасшедший, — засмеялась я.
— А ты — зануда! — хмыкнул он. — Представляешь, сколько времени у нас впереди? Как минимум — четыре года. Четыре года, которые ты будешь принадлежать только мне! И к Ткачу всех Темных Властелинов! И к тому же, — мечтательно сощурились зеленые глаза, — в университете не будет нянек. Мы сможем творить все, что захотим. Столько, сколько хотим. Там, где хотим. И никто не появится не вовремя, взывая к правилам приличия и данным обетам.
— И будет нам счастье. — Насмешливо закончила я.
— На мой взгляд, это только справедливо.
— И у тебя хватит храбрости в открытую ухаживать за мной.
— Ну, я далеко не трус. Знаешь ли?
— Слова, слова…
— У меня хватит не только храбрости на то, чтобы открыто ухаживать за тобой. Но, очень может статься, время от времени тебе изменять.
Я почувствовала, как загораются щеки. Конечно, он меня провоцирует. Но Эллоис*Сент — Чеар*рэ. И за каждым словом, которое кажется обманчиво-пустым, таиться смысл.
— Я бы на твоем месте не рисковала, — равнодушно пожала плечами я. — Я не прощаю ни предательств, ни измен.
— Значит, в будущем меня ждет страшная смерть?
Я тряхнула головой. Волосы, отяжелевшие и ещё больше вьющиеся от влаги, качнулись, прыгая упругими пружинками вокруг лица.