Екатерина Оленева - Красный цветок
— Ты отвратителен, — дернулась я.
Отвращение, внушаемое описываемой им картиной, было совершенно искренним.
— Чужая боль, чужая плоть, чужая страсть, — шептал он.
И был он по-своему красив. И по-настоящему безобразен.
Цепи пронзительно заскрипели. Тело Эллоис*Сента рухнуло между нами, распростершись неподвижной куклой.
Миа*рон легко подхватил юношу на руки, зарываясь руками в его мягкие длинные пряди, пробегая чувственными длинными пальцами по запрокинутой назад, беззащитной шее, мягко сжимая безвольно поникнувшие плечи. Ласкал его, как ласкают женщин — не спеша, со смущающей интимностью.
В теле Эллоис*Сента зияли развороченные раны. С горловым рыком чудовище вгрызлось в них.
Эллоисс, вскрикнув, пришел в себя. Руки заскребли по дощатому, залитому кровью, полу. Глаза широко распахнулись. Узнав меня, они словно вспыхнули, неожиданно ясные и чистые. Эллоис так пристально глядел на меня, словно хотел что-то сказать.
Было страшно. И отчего — то мучительно стыдно за все происходящее. Как если бы именно я несла ответственность за все безобразие.
"Явись, Ужас, Зло и Тьма!
"Мать Тьмы! Литу*эль!".
И ради этой тупой толпы я рискую потерять все, что люблю?!
Миа*рон поднял окровавленную морду. Красные клыки, вывалившийся алый язык, безумные глаза с вертикальными зрачками — его образ будет преследовать меня даже за Гранью, на Другой Стороне Реки. Я это твердо знаю.
— Открой Врата!
Я покачала головой.
— Открой Врата!!!
Он поднялся, — воплощение кошмара.
Внезапно я подумала о том, что они оба являются отражением моей души, светлой и темной её стороны. Но к чему сейчас все эти глупые аллегории?
— Нет, — покачала я головой.
Сбив меня с ног, Миа*рон притянул мое лицо к своей морде.
— Ты не понимаешь?! Откажись ещё раз, и я убью его! И будет поздно что-либо менять. Поздно для всех троих!
В отчаяние я посмотрела на бледное, почти бескровное лицо Эллоис*Сента.
Он ответил мне твердым выразительным взглядом, отрицательно покачав головой. Это значило "нет".
Прости меня, Двуликие.
Я поднялась, чувствуя себя пустым сосудом. Моя душа горела. Болью. Яростью. Негодованием. Ужасом. Презрением. Горячие оранжевые языки пылали, выжигая душу. Она то разрасталась, превращаясь в океан лавы. То скукоживалась до размеров горящего листа. Губы шептали непонятные разуму слова. И пламя, переставшее быть послушным, ревело, исступленно и торжествующе. Грозное. Разъяренно-равнодушное. Идущее сверкающей стеной. В прожорливом горниле исчезали леса. Пузырилась, вскипая, вода, поднималась и, обезумев от боли, набрасывалась на берег. Взрывались горы, изрыгая огненную лаву. Скукоживались от невыносимого жара травы, скручивались листья, мелели колодцы и широкие трещины пролегали по некогда плодородным землям.
Холод и жар разрывали на части. Я кружилась в потоках яркого света, которого не пережить смертным.
Я не сразу поняла, что интуитивно пытаюсь удержать пламя. Не пропустить "за себя". Словно была не живым существом, а стеной.
Я — стена. Если я рассыплюсь, иссушенная, ничто живое не выживет. Вокруг. А может быть — и дальше…
Свет выжигал глаза, заставлял больно сжиматься сердце, иссушал, резал, развеивал.
Мир растворялся в частицах неистового колючего света. Торжествующего, бесшабашно веселого и ко всему равнодушного света, стремительно летящего по мраку космоса, расцвечивающего и оживляющего его. И в этих частицах света была красота, чистота и грозная сила.
Возможно, это был Творец? Пожирающей душу, чтобы возродить её снова?
Я оказалась в маленьком дворике. И занимавшееся пламя поднимаясь, обжигало лицо, проникая в легкие. Мир растворялся в мучительной боли. Мир становился болью.
— Та права, девочка. — Из пламени темным силуэтом возникает силуэт Зака. Лицо его было строгим и задумчивым. — Давай руку. Идем со мной. Ты все сделала правильно.
Медленно-медленно я потянусь к раскрытой ладони.
— Одиф*фэ, нет!!! Не уходи! Вернись, слышишь! Дыши! Просто — дыши!
Эллоисс обнимал меня. Баюкающие руки дарили успокоение.
С трудом разлепив веки, я встретилась с ним взглядом.
— Эллоис*Сент? — с трудом выговорила я дорогое имя.
— Ты — жива, — удовлетворенно выдохнул он.
Липкая горячая ладонь продолжала крепко держать меня за руку.
Он вытянулся рядом.
Мы лежали под открытым небом. Грязного окровавленного храма не было. Зато сияли яркие звезды, крупные, точно южные бобы.
— Что случилось? Мне удалось открыть Врата?
— Ага. Ты, нужно отдать тебе должное, если берешься за дело, доводишь его до конца.
Во рту сухо. Кости ломит. Как обычно, хочется пить до потери рассудка. За всю свою жизнь так погано я чувствовала себя раза два. Не больше. От внутреннего жара в жилах, наверное, закипала кровь? И в то же время было хорошо и спокойно от сознания, что все правильно.
— Как это выглядело? — Мне и вправду было любопытно. Надо ж так попасть: открыть Врата и не увидеть, как это было?
Вернее я, конечно, видела. В магическом виде, там, на изнанке мира. А вот как это было в мире привычном, материальном? Я девушка любопытная и любознательная. Оказывается.
— Книги не врут, — меланхолично вздохнул Эллоис. — Бездна — это огонь.
— Какой огонь?
— Яркий, — терпеливо пояснял Эллоис.
— Огонь, — недоуменно повторила я. — И — все? — Разочарованно протянула я.
— Много огня. Очень много. Поверь, никому мало не показалось.
Ни одной живой души рядом. Даже останков не осталось.
— Эллоис? — встревожилась я.
— Что?
— Я их что, всех уничтожила?
— Не ты. Бездна. Мне помнится, они сами этого хотели. Не так ли?
— Кажется, — так, — не очень уверенно протянула я, вновь укладываясь на землю.
— Эллоис?
— Что ещё?
— А ты выживешь? Выглядишь ты не очень.
— Будем над этим работать.
— Ты меня любишь?
Он улыбнулся. Светло и открыто.
— Нет, конечно.
— Мы ведь… будем жить?
— Посмотрим, — услышала я, перед тем, как закрыла глаза, проваливаясь в сон.
Глава 10
Осень в Чеарэте
Сиэл*ла не была похожа на Чеар*рэ. Единственное, что напоминало в ней родичей, это удивительно гармоничная правильность черт. Ни в выражении лица девушки, ни в манере держать себя не было ничего от высокомерных, до тошноты самоуверенных в себе представителей рода.
Она была другая. Белый Целитель, с большой буквы. Что тут добавить?
И, это я проверила на собственной шкуре, удивительно талантливый целитель. В том, что ни одна клеточка в теле не напоминала о пережитом приключении, я целиком и полностью обязана светлой красавице.
