Аня Сокол - Первый ученик
— Баб Маш, бегите — крикнул Грошев, когда Нефедов толкнул его скамье.
Грош налетел на лавку. Металлические кубы чуть звякнули, ударившись друг о друга. Но Макс ничего не почувствовал, ни вони, ни напряжения от скопления энергий. Нечего было чувствовать. Блуждающие умерли во второй раз.
— Да, куда ж я побегу, мальчик, — бабка заглянула в комнату, — Не по возрасту, да и не успею, захочет, догонит, только бедро растревожу.
Куратор даже не повернул головы в ее сторону, подхватил узилище, и, отступив, бросил его на матовую поверхность стола, как совсем еще недавно Грош кусок слюды. Он не замечал, что наступает на зеленый рюкзак, который так и валялся тут, с тех пор как Грошева взяли. Открытый и почти вывернутый на изнанку. Пустой.
Пистолет лег на край стола.
— Доказывать, что я стреляю быстрее, чем ты бегаешь, надо?
— Обойдусь, — Макс приподнялся и сел на последнюю скамью рядом с кубами.
Куратор повертел узилище, вставил его в тиски и зафиксировал. Кнопка ручной шлиф машины ушла в рукоять, и сверкающий диск закрутился. Лабораторию наполнило низкое гудение.
— И какова цель? Сесть на трон? — спросила библиотекарша. — Тогда ты глупее мальчишки.
— Плевал я на трон. Я хочу лишь отомстить тому ублюдку, что на нем сидит. Тому, кто лишил меня семьи, и сослал в эту дыру.
Вращающийся диск соприкоснулся с металлом, на стол брызнули искры. Макс смотрел на то, как они зажигаются и гаснут. От низкочастотного звука заныли пломбы в зубах. За сколько Куратор вскроет узилище? Минута? Меньше?
Пистолет все еще лежал рядом с рукой Нефедова. Ему потребуется два выстрела. Один — парню второй — старухе. А потом он может вложить оружие в ладонь Максу, и уйти насвистывая веселый мотивчик. Он Старший Куратор, он хотел поговорить с подопечным, а морально-неустойчивый студент завладев оружием, застрелил Марью Курусовну, самого старого псионника лагеря. Зачем? Кто ж знает, что на уме у психа, который потом застрелился сам.
Грань вскрытого куба звякнула. Парень изо всех сил ударил ребристой подошвой ботинка по ножке стола. Пила взвизгнув, скользнула по столешнице. От резкого движения пистолет лежавший на краю стола упал на пол и отлетел куда-то к стене.
Может, Нефедов успел заглянуть в пустое нутро куба, а может, понял все так, он никогда не был тугодумом.
— Максим!
— Гаденыш!
Они с библиотекаршей закричали одновременно, только в отличие от бабки куратор не просто кричал, он действовал. Пила в его руке закрутилась снова.
Грош пнул мужчину по колену, тот зарычал, качнулся, но вместо того чтобы упасть, навалился на студента, взмахнув гудевшей машинкой. Грош откатился в сторону, упав на пол. Вращающийся диск зарылся в пластик скамьи, в стороны брызнули серые обломки.
Макс приподнялся и ударил Куратора в бок сцепленными руками. Но тот даже не пошатнулся, и с разворота заехал парню локтем в шею. Парень всхрапнул и повалился обратно. Нефедов упал сверху, одной рукой прижимая студента к полу, а второй приближая вращающийся диск к лицу. Парень дернулся выгибаясь, но мужчина навалился сильнее, не давая сбросить себя.
Весь мир для Грошева сосредоточился во вращающемся узком лезвии, и в руках которыми он сдерживал приближении блестящей кромки. Куратор — это не сокурсник, которому приспичило набить морду. На стороне Нефедова сила и опыт, на стороне парня только эффект неожиданности.
Макс не питал иллюзий, одно касание, даже легкое, взрежет его кожу, мышцы, ткани до кости. Он знал, что проиграет в этом противостоянии. Будет больно. И грязно. Совсем как с отцом. Наверное, он первый сын унаследовавший не только цвет глаз или волос, но и разрез на горле.
Один случайный взгляд за сверкающее лезвие, просто, чтобы не видеть бешеного вращения. Там с высоты шкафа со стеклянной дверцей на него смотрел белесый череп.
Лезве преодолело еще сантиметр. Сдерживая неизбежное руки Макса дрожали. Куратор поднял глаза, отвлекаясь на что-то за головой Гроша. Парень в отчаянии закричал, и дернул чужое запястье в бок, сместив направление приложенной силы. Это стоило ему еще одного проигранного сантиметра, и диск пилы врезался в плитку рядом с ухом парня. Один из осколков рассерженной осой впился в кожу.
Позади раздался шум, но времени анализировать не было. Один выдох, одна секунда. Макс вытянул скованные руки, над плечом Куратора и чуть повернув запястья, направил силу по дуге. Совсем как тогда в зале императорского бункера.
Вращающееся лезвие хрупнув плиткой начало обратное движение. Череп шевельнулся. Грош подумал, что ему не хватит силы протащить тяжелую ношу через лабораторию. И в отчаянии бухнул в посыл все, что удалось почерпнуть, все до чего смог дотянуться. Это было похоже на волшебство, единственное видимое проявление пси силы. Единственное, о котором ему известно, и единственное, чему до сих пор не нашли применения. Или благополучно забыли.
Череп безымянного псионника скользнул по воздуху прямо в ладони, будто, кто-то дернул за невидимую нитку.
Макс согнул руки, и кость соприкоснулась с костью, череп с черепом. Снаряд впечатался в затылок Куратора. И тот, странно крякнув, с размаху опустил голову парню на лицо. Пила снова заскребла по плитке.
Больно было адски, из носа хлынула горячая кровь. Череп, ударившись об пол откатился под скамью. Чересчур громко стукнулся, для пустой костяшки.
Нефедов поднял голову, из горла вырвался сиплый крик. И в этот момент на его лбу, почти у самой линии волос, появился третий глаз, только почему-то красного цвета. Диск еще несколько раз провернулся и затих. Рука давившая на кнопку разжалась.
Куратор открыл рот и снова повалился на Макса. Парень оттолкнул тяжелое тело, одновременно перекатываясь на живот, чтобы увидеть тоже, что и Нефедов в свой последний миг. И надеялся, что не обзаведется от этого лишней дыркой в башке.
В дверях лаборатории стоял Самарский, правая рука в гипсе, в левой пистолет, на лице ни кровинки.
— Отлично, отличник, — Грошев тяжело поднялся.
— Макс, — из-за спины сокурсника выскочила Настя, ее лицо еще хранило красноватые следы слез.
За ней вошел Игрок. Или кто-то на него очень похожий. Опухшее лицо, заплывшие глаза, рассеченный в двух местах лоб. Его руку крепко сжимала Натка. В дверь заглядывали Светка Корсакова, рыжая староста и Сенька Соболев.
— Ничего себе вы тут…, — парень не договорил, лишь очумело потряс головой.
— Ага. Мы, — согласился Грошев, — А вы здесь откуда? Не то чтобы я жаловался, но все-таки.
— Письмо твое получили, — ответила староста.
— Я получил, между прочим, с камешком моим, — Сенька посмотрел на Макса.