Хранительница его сокровищ (СИ) - Кальк Салма

— Господин Фалько проснулся! Живой и здоровый! Встал на ноги!

— Я сама отнесу ему еды, — Лизавета поднялась из-за стола и принялась собирать на поднос образцы выпечки. — Брат Джанфранко, подскажите, не осталось ли у вас того бульона, который давали больным днём?

— Как не остаться-то, остался, — келарь поднялся, прошёл на кухню и завозился там с посудой.

Тилечка подскочила с места.

— Я подогрею, у меня быстрее получится, — и со смехом унеслась к печке.

В итоге на подносе оказались чашка бульона, тарелочка с мясом и зеленью, вино, чашечка масла и пироги. Антонио увидел, что Лизавета собирается тащить всё это наверх, мигом забрал у неё поднос и понёс сам.

Наверху она постучалась, услышала приглашение зайти и открыла дверь. Сокол поднялся ей навстречу с кровати, Антонио занёс поднос, поставил его на лавку и откланялся.

— Я очень рада, что вы проснулись. Вы в порядке?

— Надеюсь, госпожа моя, что так, — он был переодет в свежую рубаху, он улыбался.

— Тогда вам нужно поесть.

— Меня разбудил божественный запах свежей выпечки, — он взял её за руку и усадил рядом. — Скажите, почему вы в муке?

Дотянулся, стряхнул что-то с прядей у виска, и с плеча.

— Ой, так получилось. У меня всегда так получается, когда я с тестом вожусь.

— Так это ещё и ваше творение? — кажется, он меньше удивился, даже когда она нашла в фонтане артефакт.

— Наше с Тилечкой. Я не знаю, какие пироги вы любите, тут все, какие есть — с капустой, с рыбой и сладкие.

— Из ваших рук я люблю всё, — решительно сказал он.

3.24 Лучшая на свете женщина и старый приятель

Фалько проснулся, когда за окном было темно. Интересно, сколько же он проспал? Как говорит Элизабетта, это уже завтра или ещё сегодня?

Он встал с постели, выяснил, что ноги его держат, а руки двигаются, и все неприятные эффекты от Астальдова заклятья исчезли, будто их и не было. Рана, судя по всему, тоже затянулась. Значит, его обычная регенерация работает, и слава Солнцу. И хорошо, что он выяснил, что с ним будет, если он вдруг захочет отделиться от компании и отправиться домой. Далеко не уедет.

В коридоре встретился Антонио. Он обрадовался, вызвался проводить до умывальни и рассказал, что уже завтра, что о его здоровье беспокоились решительно все, но сильнее всех — госпожа Элизабетта, и даже с госпожой Агнессой немного поцапалась, когда та не пускала её к нему, Фалько, в комнату, проверить, как он там.

От этого известия где-то внутри стало тепло. Значит, ей не всё равно. И ночью после боя, когда они с Руджеро и Галеотто притащились в тот сарай, ей тоже было не всё равно, и его давно уже не встречали после боя с таким искренним беспокойством. Впрочем, никакие женщины давно уже ничего не знали о его, Фалько, обычной жизни. Об обычной и она не знает, конечно, но зато видит его с разных сторон в этом их странном путешествии.

Невероятная женщина! Её дарования безграничны, как море, её сердце доброе, как Великое Солнце, а её взгляды — как крепкий и насыщенный арро. О её губах и прочем сейчас не будем, пока не стоит. За то время, что они добрались из Палюды сюда, она показала себя, кроме того, что он уже знал, ещё и талантливым управленцем. Да и командир неплохой, как он подозревал, хоть сама и не сражается. И не надо ей сражаться, для этого он есть, и мальчишки.

Вообще этот жизненный вираж следовало рассматривать, как награду от Великого Солнца, только за какие заслуги ему такая награда? За самоуверенность, с которой он отправился в Фаро свататься? Или за смирение, с которым он принял всё, что из-за того глупого сватовства на него свалилось? Потому что сейчас он понимал — не нужна ему никакая родовитая девица, а нужна эта странная чужеземка. Не зря же он подарил ей тот жемчуг, который не достался Ассунте Марцио свадебным утром, потому что и утра-то того не было. Она будет отличной парой и Фалько-флотоводцу, и Фалько-кем-бы-он-там-ни-был. Потому что сейчас он — никто, а для неё это как будто не имеет вообще никакого значения.

Но для него, увы, имеет. Он не может предложить ей ничего. Говорит себе — пока, сейчас, это временное состояние. Но только лишь одному Великому Солнцу ведомо, что их там ждёт, в конце пути. Сейчас у них есть это время — у него, у неё. Будет ли потом? Потому что в то утро в Кайне они вступили в область неизведанного.

Фалько любил ступать первым туда, где до него никого не было. Но здесь на пути и за кустами поджидают вовсе не туземцы и не дикие звери. Одна только вчерашняя схватка уже показала, что их может ждать дальше. У каждого есть какие-то страхи и сомнения, и если они навалятся со всех сторон, то даже самый стойкий может сломаться и побежать. И тут же будет пожран.

Фалько не знал, в какой мере им повезло, что они вышли из того сражения без потерь, а в какой мере это их заслуга. Но как бы то ни было — они здесь, в дом не проберутся никакие твари, и вообще, кажется, надо узнать про дежурства — догадались ли распределить. Потому что будет неправильным отплатить добрым хозяевам за гостеприимство нашествием всякой гадости на мирную гостиницу.

Пока эти мысли копошились у Фалько в голове, он успел добраться до умывальни, сделать там всё, что подобает, и вернуться обратно. Антонио успокоил — брат Василио распределил дежурства, пока не дежурят Руджеро и Серафино, но Руджеро уже на ногах, и может, и просил, чтобы его на эту ночь считали. И да, господин Астальдо получил проникающую рану в грудь, к счастью, сердце и важные сосуды не задеты, но уже понемногу ходит, потому что госпожа Агнесса его успешно лечит. А сейчас он, Антонио, пойдёт вниз за едой, ведь там божественно вкусные пироги.

Пока Антонио ходил за теми самыми божественными пирогами, Фалько успел переодеться в чистое исподнее — уже хорошо. А потом подумал, что сначала посидит немного, а потом уже пойдёт вниз, к людям. И к Элизабетте.

Но всё оказалось лучше — она пришла сама. С едой, с вином и с пирогами. Необыкновенно милая с присыпанным мукой виском, мука-то откуда?

Она села рядом, и сама взяла его за руки, и, смеясь, рассказывала, что пироги стряпали они с Тилечкой. Да теперь он будет их есть, даже если они несъедобны вовсе, но у несъедобного не бывает такого потрясающе вкусного запаха. И ведь на высоте оказался не только запах — мягкое тесто просто таяло во рту.

Бульон от брата Джанфранко был очень к месту, после суток сна — то, что надо. А пироги отлично подошли вместо хлеба, особенно тот, который с капустой. А на корочку можно намазать масло, она правильно говорит. И запивать подогретым вином. Которое ничуть не хуже, чем какой-то там чай, что это ещё за чай такой? Наверное, где-то есть, надо, чтобы нашли и привезли. Для неё, раз любит. Да и попробовать — вдруг не хуже арро?

Они пили вино из одного бокала, потому что она не догадалась взять второй, и болтали о том, как они тут все жили без него эти последние сутки — что делали, о чём разговаривали. Она заверила, что никаких рассказов вчера не было, потому что без него — неправильно. А он говорил, что, наверное, готов попробовать спуститься вниз, чтобы сегодня рассказ был. Она, помнится, в Кайне начинала очень интересную историю — о юноше, моряке, которого все предали, и у которого не было богатого и влиятельного деда, чтоб помочь, и который угодил в королевскую темницу. И как там, в этой темнице, к нему прокопал подземный ход некий священник, и как они там дальше провели много лет в этой тюрьме, и священник, как ему и положено, учил молодого моряка всему тому, что узнал за жизнь сам. А потом взял и помер, но перед смертью успел рассказать о несметных сокровищах и где их искать. Было очень интересно, что там дальше. В жизни такой моряк просидел бы в тюрьме до седых волос, и помер от какой-нибудь лихорадки, если бы она не настигла его раньше. А в книгах, как известно, бывает всё, что вольно придумать автору.

И они уже собирались пойти вниз, когда в комнату явился Астальдо. Он был бледен, как призрак, но ехиден и придирчив, как ядовитая змея, то есть это был настоящий Астальдо, из плоти и крови, а никакая не тёмная тварь.