Сердце сокола - Галина Васильевна Герасимова
– А ты её «милый»?
– Я Ладу с самого детства люблю! – с вызовом ответил Митька.
У меня от удивления рот открылся, а вот Финист изумлённым не выглядел.
– Раз любишь, отчего раньше не сказал?
– Я её руки у Митрофана Степановича ещё год назад просил, но тот отказал, – хмуро признался парень.
Мне сразу вспомнилось, как прошлым летом батюшка волю мою ограничил. В лес за ягодами без подружек – ни ногой, в деревню на ярмарку без нянюшки – ни в коем случае. Никак опасался, что я на свидания с Митькой бегать буду?
– А что у самой Лады на сердце, спрашивал?
– Так ведь она перестарок уже, за любого пошла бы… – начал рыжик и осёкся.
На поляне резко похолодало. Я на Финиста посмотрела – и испугалась.
– За любого, значит? – ледяным тоном переспросил он и притянул меня к себе. Рукой подбородок поднял, в глаза заглядывая. Я задрожала, под его взглядом теряясь. – Что скажешь, жёнушка? Чем ответишь на признание?
– А чем отвечать? Я впервые о его любви слышу.
Вроде бы и лестно было, что хоть кому-то я приглянулась. Вот только этот «кто-то» – Митька, он мне как младший брат с самого детства, я его иначе не воспринимаю. И замуж за него не пошла бы. Мы хоть дружили всегда, но всё-таки воспитание сильно разное получили. Он лошадей любил, в конюшне дневал и ночевал да в чистом поле наперегонки с ветром гонял. А я в это время с книгой под деревом юбки просиживала. Митька читать не умел и меня всегда ругал, что я вместо забав с книжкой сижу. С ним и поговорить было не о чем…
– Что первый, я по твоему лицу вижу. – Муж моей щеки коснулся осторожно, и я забыла, как дышать. Отчего-то хотелось, чтобы он руку не убирал. Совсем иначе было, нежели когда Митька до меня дотронулся. – Я твой ответ услышать хочу. Пойдёшь с ним?
– А ты отпустишь? – с волнением спросила я.
А у самой в голове билось: «Не отпускай! Не отпускай!»
– Отпущу, – с каким-то сожалением ответил Финист и отстранился.
На меня же такая тоска нахлынула, что хоть волком вой. Не нужна я ему, выходит…
– Вот спасибо, Финист Кощеевич, вовек твоей доброты не забуду! – Митька расплылся в улыбке и повернулся ко мне, шагнул навстречу. – Ты, Ладушка, не волнуйся, я обо всём в Осиновке договорился, нас священник ждать будет. Вас разведёт, а после нас повенчает. Пару месяцев поживём у моей тётки, у неё тут хуторок стоит. А как ты понесёшь, можно будет и Митрофану Степановичу на глаза показаться. С дитём он нас быстро примет и простит.
– Нет.
– Да простит, точно говорю! Батюшка твой – человек гневливый, но отходчивый.
Митька попробовал меня обнять, но я увернулась и к Финисту прижалась. Тот, видать, от неожиданности меня обнял, чтобы не упала, а мне того и надо было.
– Нет, Митя, никуда с тобой не поеду, – ответила я спокойно и положила голову мужу на плечо. Забавно: волосы у него сухие были, а пахли речной тиной. – У меня муж есть, и он мне по сердцу.
– Так ведь он не любит тебя, Ладушка… – растерянно произнёс Митька. – А я люблю.
– Полюбить он меня успеет, – заверила я.
Поднялась на цыпочках и к щеке Финиста губами прижалась. Тот сначала опешил, а потом усмехнулся:
– Разве так любящие жёны целуют, Лада? – И крепко поцеловал меня в губы.
* * *
Я думала, что после той неловкой беседы мы сразу поедем дальше, но Финист в дорогу не торопился. Попросил Митьку дать лошадям отдохнуть и вдоволь напиться из озера, а сам, сунув в рот травинку, вытянулся на лужайке. Я тоже из любопытства травинку пожевала, но горечь во рту образовалась страшная. И что парни в ней находят?
Митька на меня злился и не разговаривал, а Финист задремал на солнышке. Я от скуки спустилась к озеру. Не искупаюсь, так хоть лицо умою да руки ополосну после долгой дороги. Вряд ли водяной к самому бережку подойдёт.
А вода – чистая-пречистая, и озеро мелкой рябью! Наклонилась я над водой, только опустила руки – и в глубине бородатую харю увидела. Седые пряди щупальцами развевались, сморщенная кожа напоминала изюм, тонкие губы растягивались в улыбке, а повязка из водорослей закрывала глаза.
– Что за краса к моему озеру пожаловала? – булькнул водяной, всплывая над вспенившейся поверхностью.
Меня обдало запахом тины, и я отпрянула, порядком струхнув и гадая, то ли Финиста на помощь звать, то ли бегством спасаться.
– Никак невестушка меня проведать решила, – словно болотная жижа, прочавкал водяной и руки ко мне потянул.
Я ещё на пару шагов отступила.
– Извините, дедушка, но я замужем. Могу брачный браслет показать.
– Как же я увижу браслет, красавица? Ты лучше дай ручку, пощупаю. – Старичок протянул шаловливые руки, я же поспешно сунула кулак ему под нос. Без умысла, просто так вышло, но водяной будто понял. – И правда, браслетик. – Холодные скользкие пальцы сомкнулись на запястье, и у меня сердце захолонуло: а ну как не отпустит? Но хватка ослабла, и старичок заметно взгрустнул. – Не твой ли муж мне недавно всю рыбу распугал?
– Мой, – не стала отпираться я.
– Значит, не соврал внученьке, стервец, – вздохнул старик. – Она опечалилась, слёзы льёт, что ей добрый молодец отказал.
– А вы не один тут живёте?
– Не один. Что ж я, хуже других, что ли? – приосанился водяной, а мне представилось благородное семейство с плавниками и жабрами, чаи на дне озёрном распивающее, вприкуску с рыбёшкой мелкой вместо сушек. Только вот как самовар там топить?
Пока я гадала, водяной наклонился, пальцами по воде пошевелил, рябь так и побежала по сторонам.
– Чего тебе, дед? – вынырнула саженях в двадцати от берега юная русалка.
Ох, не так я себе представляла внучку водяного! Полногрудая темноволосая девица с тонкой талией и крутыми бёдрами, полураздетая, лишь слегка окутанная водорослями. С какой стороны ни глянь, а раскрасавица! И от этого чуда отказался Финист?
Увидев меня, русалка нахмурилась и упёрла руки в боки.
– Опять селянок пугаешь? – напустилась она на водяного.
– Когда это я пугал? Не помню такого. Я тебя познакомить хотел, внученька. Это жена колдуна, который тебе глянулся.
– Это? Жена? – русалка фыркнула, в тот же миг растеряв всё своё великолепие.
Мною же завладела досада. Не хватало от нечисти всякой насмешки слушать!
– Не «это», а Лада Митрофановна. – Я недобро уставилась в ответ.
– И что
