Сердце сокола - Галина Васильевна Герасимова
– Вечер добрый, Марья Никитична! Тот, тот. Это муж мой, Финист Кощеевич, – ответила я, и женщина разохалась, запричитала, как быстро я выросла.
Финист помог слезть с Пенки и кинул местному парнишке монету, чтобы тот присмотрел за лошадьми. Видно было, что мужу и самому бы хотелось Ветра проведать, но сначала устроиться надо.
– Можно ли на ночлег у вас остановиться, хозяюшка? – спросил муж, когда гвалт утих, а зеваки разошлись по своим делам.
Марья Никитична с достоинством кивнула.
– В лучшем виде организуем. Разве я не понимаю, как для новобрачных важна опочивальня? Эх, молодость! – Она подмигнула и, подобрав юбку, зашла в дом, на ходу отдавая распоряжения многочисленным дочерям и невесткам.
Погладив Пенку по носу и передав поводья конюху, мы с Финистом по высоким ступенькам поднялись следом за хозяйкой. Последний раз я была в «Весёлой Щуке» почти полгода назад, но здесь мало что изменилось. Добротный деревянный терем в два этажа (на первом – едальня, на втором – опочивальни) по-прежнему оставался шумным. Несмотря на летнюю жару, в зале весело трещал камин, на вертеле жарился аппетитный кусок мяса. С десяток мужиков пили пиво из огромных глиняных кружек и громко переговаривались между собой. В уголке притулились путники – мужчина и женщина, увлечённые друг другом намного больше, чем происходящим в зале. Еду разносили внуки и внучки Марьи Никитичны.
– Что вам покушать принести, Ладушка? – окликнула меня хозяйка, пока мы выбирали, где присесть.
Я замялась. Есть не слишком-то хотелось, перекусили мы с Финистом по дороге. Вернее, умяли половину отданного тёткой Фросей окорока – всё, что смогли увезти. Вторую половину Митьке оставили. Что добру пропадать? На такой жаре мясо точно испортилось бы.
– А что есть, хозяюшка? – поинтересовался муж. Ел он много, куда больше меня, да не в коня корм.
– Картошка с лучком и салом, каша гречневая с мясом, яблоки печёные с мёдом, – перечислила Марья Никитична, на мужа моего глядя с одобрением. – Что будете?
– А давайте картошки и яблок, – выбрал Финист. – И кваса две кружки. Только сначала с дороги умыться бы.
– Во дворе есть колодец. – Хозяйка кивнула и повернулась ко мне. – Не забыла где, Ладушка?
– Не забыла.
Я потянула мужа за рукав, чтобы проводить.
Стоило выйти, как за спиной сразу шепотки раздались. Вот ведь!.. Хоть понимала, что не в последний раз шушуканья слышу, хоть убеждала себя, что нет мне до них никакого дела, а всё равно неприятно. Но я не стала голову в плечи втягивать, а напротив, только сильнее их распрямила, а Финиста под локоток взяла. Ровня я ему или нет – не им решать!
Пока муж ужинал под разнузданные песни заезжего барда (вот у кого язык без костей, надо же романтические истории так испохабить!), я уплетала яблочный пирог, запивая брусничным квасом. Пирог мы не заказывали, но Марья Никитична преподнесла его как подарок к свадьбе, отказываться было неловко. Тем более что готовила она – пальчики оближешь!
От усталости после долгой дороги, от тепла и сытости стало клонить в сон. Я клевала носом, стоически пытаясь сохранять интерес к происходящему в зале.
– Иди в опочивальню, отдохни, – не выдержал Финист, посмотрев с беспокойством.
Я хотела возразить, что совсем не устала, но вместо этого зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой.
– Пожалуй, ты прав.
Встала – и пошатнулась. Надо же, пока сидела, не чувствовала, а как поднялась, ноги задрожали. Признаться, засиделась я допоздна из глупого волнения: покои у нас с мужем были одни на двоих, и я смущалась. Одно дело ночевать в общей опочивальне в родном доме, где и стены помогают, а совсем другое – под чужой крышей.
– Я поднимусь позже, – словно уловив моё настроение, добавил Финист.
Я кивнула: деваться всё равно было некуда. Тут ещё и Марья Никитична подлила масла в огонь. Она, конечно, обо мне заботилась, расстаралась на славу. Застелила кровать белоснежными простынями, кувшин с вином на стол поставила. А прислуга огромную бадью с горячей водой притащила.
При муже я, конечно, в бадью залезть постеснялась бы. Но он ведь пока ужинает? Оставив сапоги у дверей, я босиком прошла по вычищенному полу. Ванна выглядела очень заманчиво, особенно после дороги, водичка казалась парным молоком, а по её поверхности цветки ромашки плавали. Видать, наполнили бадью совсем недавно, над ней ещё пар поднимался.
Подошла я ближе, опустила пальцы в воду – и обмерла. Разом вспомнила, как русалка меня под воду утянула, как я захлёбывалась и выбраться не могла. Отпрянула я от бадьи, мокрые руки у груди сжимая. И рассмеялась невесело над собственной трусостью.
И что теперь делать? Ждать мужа и просить постоять рядом, пока моюсь?
За спиной раздалось хлопанье крыльев, и я обернулась. На окно, горделиво выпятив грудь и вцепившись когтями в подоконник, сел сокол. Изогнул голову, что-то прострекотал. От удивления я о собственных страхах забыла, птицей заинтересовавшись.
– Каков красавец! Откуда ты взялся?
Сокол выглядел ухоженным, с пёстрым оперением, изогнутым клювом и колдовскими зелёными глазами. Отец держал соколятник, и на горделивых птиц я налюбовалась вдоволь. Но этот будто ручной был.
«Может, чей-то фамильяр к Финисту пожаловал?» – загадала я, бесстрашно протянув руку и почесав соколу горло. Василиса рассказывала, что у всех колдунов были духи-помощники: вороны, коты, собаки, крысы. У сестрёнки с первого года учёбы прижился Баюн, подобранный с улицы одноглазым котёнком. Мурлыкал так, будто сказки сказывал.
Прогонять сокола я не стала. Скинула платье, оставшись в тонкой сорочке, и снова подошла к бадье. Как же страшно залезать в воду!
Сокол сорвался с окна и влетел в опочивальню. Обогнал меня и плюхнулся в бадью, подняв целый сноп брызг. Да так забавно закружился по воде, что я рассмеялась. Вот уж не думала, что птицы так купаться любят! А сокол поиграл в воде и присел на край бадьи, голову склонил, на меня глядя. Словно спрашивал: а ты так можешь?
Ну раз сокол воды не побоялся, то мне и подавно стыдно. Закрыв дверь на засов, я скинула рубашку и, нагая, залезла в бадью, по шею опустившись в тёплую ароматную воду. Поначалу жутко было, едва шевелилась, но постепенно тепло сделало своё дело. Я расслабилась и, кажется, задремала. В какой-то миг мне почудилось, будто кто-то расчёсывает мои волосы, но когда открыла глаза, в покоях никого не оказалось. Только сокол вновь сидел
