Останься в Вейзене - Анастасия Зарецкая

Хотя, конечно, с суждениями о составе мира стоит быть аккуратнее. Была бы чуть более честной, призналась бы, что весь этот мир — всего лишь игра электрических импульсов, бегущих по моим нейронам.

— Атомы, — ответила девочка, сидящая подле той, что с косой.

— Атомы! — обрадовалась я. — Просто великолепно. Кто может подробнее рассказать, что же это такое, атомы?

Тут то мы и сели в лужу. Осталось только громко квакнуть, но для этого у нас есть лягушки на книжных полках. Я вымучила несколько предположений, и лучшим из них было то, которое касалось неделимости. Что-то на уровне философии Демокрита.

Вот и хорошо, что мы нашли, о чем поговорить. Историю о тернистой дороге, которую пришлось преодолеть, прежде чем была открыта корректная модель атома, я слышала много-много раз. Так что и воспроизвести её для меня не составило никакого труда. Самым сложным оказалось объяснить, что же это такое — кекс, лежащий в основе одной из пробных моделей, поскольку бедных детей, как оказалось, подобной выпечкой здесь не балуют. Когда с введением в строение атома было покончено, мои воспитанники ушли на перерыв. Я в это время старательно записывала имена всех, кто хотя бы словечко сказал на лекции, даже если это было словечко соседу по парте, краткое и ёмкое словечко «нудятина».

После перерыва мы начали изучать виды кристаллических решёток и попали в такие дебри, выбираться из которых нам придётся ещё долго. Если я не успею проснуться к следующему занятию, просто продолжу читать курс по основам химии. Мои юные гении знают, что такое щелочь и кислота, но ионную подоплёку им ещё только предстоит постичь. Какая уж тут магия.

— А чего-нибудь вроде алхимии у вас нет? — полюбопытствовала я.

— Была, — ответили мне, — но на первом году, и мы просто смешивали разные растворы, — добавили, глядя пронзительно честными глазами. Я пообещала, что обязательно познакомлюсь с их преподавателем-алхимиком. А то что это за безобразие такое.

Был во всём этом и приятный момент. Студенты уходили от меня не такими скептиками, которыми пришли сюда. Парочка даже осталась, чтобы задать вопросы (среди них был в том числе Вилсон, тот самый главный смельчак). И я в очередной раз повторила то, что самой мне казалось очевидным.

И все-таки интересно, как эти несчастные кристаллы присобачить к магии. Есть у них тут лаборатории или что-то типа того? Изучила бы на досуге… Хотя какие мне лаборатории, взглянуть бы для начала на саму магию — осознать, в чем заключается её суть.

Я уходила последней, прихватив с собой листочек, исписанный знакомыми-чужими буквами. А аудиторию мне нужно закрывать? На столе ключей не обнаружилось. И Ирмалинда, насколько помню, с дверью ничего не делала. Оставлю, наверное, так… Вдруг вот-вот придёт следующий преподаватель и новая партия студентов.

Я захлопнула дверь, замерла на мгновение, сама не знаю, почему. И только потом заметила тёмное пятно справа от себя. Повернулась — и взглядом столкнулась с Гетбером.

— Здравствуйте, таинственная незнакомка, — поприветствовал меня он. Сегодня на нём была бордовая рубашка — все остальные предметы гардероба остались прежними. — Слышал, у вас сегодня было первое занятие. И как оно?

Я колебалась — стоит ли с ним говорить? Но все-таки вежливость оказалась сильнее, и она не дала мне смолчать:

— Всё неплохо, сту… академисты умные и целеустремленные, но им очень не хватает основы, базовых знаний, поэтому приходится начинать всё практически с нуля. Но, думаю, мы справимся… А вы, случаем, не алхимию преподаете?

— Случаем, нет, — ответил Гетбер, не переставая внимательно смотреть на меня. — У вас есть следующая лекция?

— Если бы была, думаю, меня об этом бы предупредили. Я пока не знаю своего точного расписания.

Вы на неё посмотрите — разговаривает так уверенно, будто и впрямь заделалась преподавательницей колдовства. Не забыть бы этот чудной сон, с коллегами поделюсь на обеде… Моим коллегам лишь бы о чем поболтать, а в таком сне действительно много моментов для обсуждения.

— У меня тоже нет. Не желаете прогуляться? Я чувствую себя виноватым — сорвал вашу вчерашнюю экскурсию. Феранта вернулась спустя минуту после того, как ушла вместе с вами. Ответственность — не всегда хорошо, или, по крайней мере, не для всех…

Он разговорчив. Это уже хорошо. Вдруг получится выведать что-то интересное? Да и когда ещё выпадет шанс поговорить с кем-то… кем-то таким?

— Я все-таки не отказался бы узнать, как вас зовут, — заметил Гетбер, когда мы двинулись вдоль коридора. Со стороны, наверное, могло показаться, будто он — суровый профессор, а я — косячная студентка, прижимаю к себе листок, как щит, но какова цена щита, сделанного из бумаги? — Поскольку вам моё имя известно. Не люблю, когда мои собеседники обладают неким преимуществом.

— Я забыла, как зовут вас, — солгала я.

— У вас слишком честные глаза, безымянная незнакомка. Когда вы говорите неправду, в них вспыхивает демонический огонь, который в ту же секунду выдает ваши умыслы. Но, хорошо, предположим, что я вам поверил. Меня зовут Гетбер, — и он протянул правую ладонь.

* * *

Мимо нас шли студенты, перемена все-таки, и некоторые из них даже здоровались с Гетбером, а он кивал им в ответ. К счастью, мои подопечные все до одного исчезли в неведомом направлении, и мне на глаза никого знакомого не попадалось.

— Варвара, — я приняла рукопожатие. Ладонь у Гетбера оказалась неожиданно большой, сильной, и от прикосновения к ней меня будто слегка ударило током.

— Бр-р-р, — поежился он. — Какое опасное имечко! Нет ли у него другой, более безопасной, формы?

— Что вы имеете в виду?

А вот и лягушки. Феранта своими откровениями научила меня почаще смотреть наверх. И, хоть и не без труда, но я разглядела узкий проход, заставленный книжными шкафами. Однако мы не стали к нему подниматься — свернули направо, в ещё один коридор, из которого можно попасть в аудитории.

— Очень уж оно напоминает одно заклинание. Первая его часть звучит как «ва», с такой, знаете, запятой в конце, началом вашей игривой «р». А вторая как «вэйр». Дословно переводится как «зажги искру». Это язык одного древнего народа, что много столетий назад жил по соседству. Раньше у талантливых людей было больше времени, — Гетбер вздохнул, — вот они и изобретали волшебство.

— И чем же это плохо?

— Что похоже? — уточнил он, и я кивнула. — Понимаете, Вар… — он намеренно