Небесное чудовище - Яся Белая
«Попалась, отродье!» – зло сказал тот, кто лишь миг назад шептал дурманящие слова любви. Вино, что мы выпили, – символ высшей любви и доверия между супругами – оказалось отравлено особенным ядом. Опасным для чудовищ, но вполне безобидным для бессмертного на такой высокой стадии совершенствования. Я даже не смогла отклониться, когда клинок вонзился в мою грудь.
Но слова – злые, жестокие, полные отвращения – ранили в разы сильнее.
«Думаешь, я любил тебя? Мне было противно каждое прикосновение к тебе. Твои поцелуи до сих пор горчат у меня на губах. Ты худшее, что случилось со мной!»
Он пронзил меня насквозь, нанизал на кинжал, как бабочку на иглу. Тогда на свободу вырвалась Она. И вспыхнуло пламя…
Вот такая брачная ночь – кровавая и огненная. Когда я очнулась потом в какой-то лачуге посреди леса, рядом вновь был только дядюшка Жу. Тогда-то он впервые обрезал мне волосы своим ножом для рубки бамбука. Пряди, падавшие к ногам, будто горели изнутри, а в глазах, наоборот, поселилась серая муть. То было последствие яда – так мой муж пометил меня…
Ненавидела ли я его? Нет. Я сама виновата во всем, что случилось. Была глупа и понесла наказание. Но он словно повредил что-то важное внутри меня, надколол. Тогда-то и стали приходить сны, так похожие на реальность или на воспоминания. В них я видела себя великой богиней, восседавшей на троне во дворце Небесного Императора. Величие и могущество, исходившие от той меня, не могли вместиться в хилое смертное тело, в котором я заключена сейчас, – они разрывали его, как бабочка проламывает кокон, чтобы расправить крылья и взлететь. Просыпаясь, я чувствовала себя обманутой и разбитой. Не собой. Словно от меня скрыли, отрезали что-то важное. Я тащилась к дядюшке Жу и пересказывала ему свой сон – он ведь мудрая Небесная Черепаха, как утверждал сам, пусть объяснит. Но старик лишь смеялся надо мной: «Ты просто начиталась своих глупых книжек! Как такая Никчемная может быть богиней?» Его насмешки лишь усугубляли мою тоску. Мне даже казалось иногда, что я сошла с ума и действительно все выдумала, а не увидела во сне…
Трясу головой – телесная привычка, даже в духовном путешествии не могу от нее избавиться, – и вылетаю наверх. Становится светлее. Тут, разумеется, и находится кабинет Вэй Тяня. Сейчас из него доносятся голоса – мужской и женский. Они спорят.
Прежде чем пройти сквозь дверь к ним, натягиваю Полог Невидимости. Не то что боюсь быть замеченной, но подстраховаться на всякий случай не помешает.
Моему духовному взору, как и ожидалось, предстают Вэй Тянь и госпожа Чжао.
Он – потерянный и растрепанный, с горящей щекой, она – пылающая гневом, невозможно красивая в этот момент.
– А-Лань, – бормочет Вэй Тянь, протягивая к ней руку, – за что?
– Не смей! – рычит она. – Не смей впредь не то что касаться, даже смотреть на меня!
– Что я сделал не так, А-Лань? Как мне вымолить твое прощение?
– Просто забудь меня, – чеканит она.
– Забыть? – Его голос тускл и полон боли. – Но как же наша любовь? Наши клятвы?
– Клятвы? – насмешливо произносит госпожа Чжао. – Любовь? Ты правда думал, что я влюблюсь в такого урода, как ты? Да меня тошнило всякий раз после твоих поцелуев!
Вэй Тянь отшатывается, опирается на стол и хватается за грудь, как человек, которому трудно дышать.
– А тот раз? – говорит еле слышно. – Твоя брачная ночь? Ты ведь сама умоляла быть с тобой…
– Ты глупец! Лечь с тобой, молодым и сильным, или со стариком, мерзким и пьяным? Выбор был очевиден. Им нужна была та простыня. Они стояли под дверью, чтобы все слышать. Разве женщина в первую брачную ночь, отдаваясь своему мужу, не должна клясться и говорить о любви?
– А-Лань, – жалобно произносит он, – ты не виновата. Юная, напуганная, преданная собственным отцом… Они сломали тебя. А-Лань, не прогоняй! Я буду псом у твоих божественных ножек, буду защищать тебя и заботиться о тебе!
– Вэй Тянь, уясни же наконец! – злится госпожа Чжао. – Ты больше не нужен мне! К тому же ты не можешь держать себя в руках. Теперь все будут шептаться о твоей выходке. Надо же – нюхать меня при всех!
– Любимая, не волнуйся, я никому не позволю марать твое имя. Ты никогда больше не потеряешь лицо по моей вине. Накажи меня за сегодняшнее, но не прогоняй…
На краткий миг мне становится жаль этого простого и честного вояку, который, возможно, встретил бы милую девушку, способную принять его некрасивые шрамы, и прожил бы обычную счастливую жизнь в кругу семьи и детей. Но на его пути встретилась Бесовка, у которой нет сердца. А он, бедняга, попал под власть, стал одержимым. И его уже не спасти. Одержимость бесом не лечится. От нее нет противоядия. Эту чашу можно только испить до дна…
Но мы сами делаем выбор. Каждый раз. Каждый день. Выбор за выбором, даже когда говорим, что выбора нет. И отвечать нам. Только нам.
Вэй Тянь, Вэй Тянь…
Госпожа Чжао презрительно фыркает в ответ на его излияния и, гордо развернувшись, идет к двери. Снова мимо меня. Снова обдавая запахом беса.
– А-Лань, – жалобно несется ей в спину, – не бросай меня, А-Лань! Я не могу без тебя жить…
Шатаясь, как пьяный, Вэй Тянь бредет за ней следом. И когда оба покидают кабинет, наступает мое время. Не знаю, сколько его у меня. К голосам в коридоре уже не прислушиваюсь. Мне нужно найти письмо. То, о котором говорили Сяо и Ли, явившись за мной. Я должна узнать, чья подпись стоит на нем.
Двигать предметы с помощью духовной силы в бестелесной форме – то еще испытание. Но зато для меня не существует запоров и потайных дверей, все прекрасно открывается и находится.
Где же оно? Куда ты его положил, глупый Вэй Тянь?
Не обращаю внимания на беспорядок, остающийся после меня. Вряд ли господин Вэй, когда вернется, будет нормально соображать. Одержимость уже пожирает его.
Перетряхиваю все: ящики стола, шкатулки, заглядываю за картины, едва ли не разбираю стулья, сдвигаю посуду. Обстановка у Вэй Тяня без изысков. Предметов немного, все простые, добротные и нужные в быту. Из роскоши, пожалуй, только портрет Чжао Лань, который я нахожу в одном из ящиков, да несколько книг. Конечно же, по военному делу. Вэй Тянь не из
