Мой личный шеф - Надежда Мельникова
Но Годзилла на то и Годзилла, чтобы применять силу и разрушать всё вокруг себя.
— Добрый вечер, Марат Русланович, — аккуратно приоткрываю дверь в кабинет директора.
— Явилась всё-таки, — комментирует Султанов, не отрываясь от дел и перебирая бумаги на столе.
Оскорбляюсь. Мне не нравится его тон. Будто я какой-то холоп, пришедший на поклон к барину.
— Это то, что вы увидели в зеркале после перепоя, может явиться к вам во сне, Марат Русланович, а я пришла по приказу начальства.
— Со сто восемьдесят шестого раза пришла. — Шелестит бумагой, на меня не смотрит.
— Извините, господин директор, вы очень удивитесь, однако я довольно занятой человек.
— Видел я ваши занятия, Виолетта Валерьевна. Я думал, вы педагог, а вы, оказывается, у нас ботаник.
— Да будет вам известно, Марат Русланович, живые цветы активно выделяют кислород. Это делает воздух в классе более свежим и полезным, способствует улучшению памяти моих учеников, обеспечивает бодрость и избавляет от чувства усталости меня саму. Но мои любимые комнатные растения не просто повышают уровень кислорода…
Вскидывает глаза.
— Я же говорю — ботаник, а не педагог.
— Вы для этого меня целый день вызывали? Чтобы привычно обзываться?
— Нет. — Порывшись в кучке документов, выуживает оттуда конверт с золочёной надписью и небрежно швыряет, тот приземляется на стол возле меня. — Мы с вами вечером идём на мероприятие для победителей городского конкурса вокального и хорового пения.
— Здравствуйте! — Всплеснув руками. — Это что ещё значит? Никуда я с вами не пойду. Совсем с ума сошли, что ли? У меня дела дома есть.
— Ещё четыре цветка надо полить? Я так-то тоже не горю желанием терпеть ваши оскорбления целых пятнадцать минут.
— Что за банкет длится пятнадцать минут?
— Мы посидим немного для вида и пойдём. Успеете поесть — хорошо! Нет, так дома пельменей наварите. Читайте.
— Не хочу и не буду читать ваши писульки, — отворачиваюсь.
— Не умеете, что ли? — Приподнимается с кресла и кидает конверт ещё ближе.
— Смешно, — скалю зубы, но, вздохнув, беру, раскрываю.
— Что там написано?
— Приглашаются директор и руководитель победившего коллектива. Дальше наши фамилии.
— Теперь понятно, почему я звал именно вас?
— Да!
— Слава богу, а то я уж думал, что потребуется пояснительная бригада.
Недовольно поджимаю губы и скрещиваю руки на груди.
— Ну и как мы поступим? На автобусе поедете или всё же не побрезгуете сесть в недостойную вас машину мерзкого директора?
Теперь руки на груди скрещивает он и ещё ухмыляется при этом.
— А что, прям с работы, что ли? Вот так? — показываю на себя.
— Несмотря на обоюдную неприязнь, смею заметить, выглядите вы хорошо: морщин не появилось, роды ни капли не испортили фигуры. На мой взгляд, вы кажетесь даже стройнее и привлекательнее, чем, когда мы, к нашей взаимной беде, имели честь быть знакомыми ближе, чем надо. Так что вам нечего стыдиться и можно идти так.
Не скрываясь, закатываю глаза.
— Я имею в виду одежду! На мне не вечерний наряд, а офисный сарафан. — Смотрим друг на друга. — Я, может, и стройнее, а вот вас разнесло.
— Самой не смешно, Виолетта Валерьевна? Это в каком таком смысле меня разнесло?
— В мышечном. Вместо того чтобы развивать свои умственные способности, обогащать духовный мир, вы явно проводите всё свободное время в качалке, таская штангу.
— И это очень плохо! — смеётся.
— Для вашей губастенькой невесты, может, и нет, а для умной, взрослой, адекватной, образованной женщины, думаю, недостаточно.
— Это такой, как вы, что ли, Виолетта Валерьевна?
Тоже смеюсь, пожимая плечами.
— Я вообще ни при чём. Вы переживайте, что ваша эскортница прочтёт ещё одну книгу и вы перестанете ей нравиться.
— А первая, я так полагаю, была букварь? Банально как-то. С чего вы вообще взяли, что Владислава глупая?
Мотнув головой, заканчиваю этот разговор:
— Мы отклонились от темы.
— Я могу подвезти вас к дому, и вы натянете то платье, в котором выступали, оно вроде ничего. — И возвращается к бумажкам, начав активно что-то подписывать.
— Натяну? — прыснув со смеху.
— Хорошо, наденете.
— Нет, так не пойдёт. Вы с ума сошли, Марат Русланович? Как я буду на банкете в том платье, в котором выступала? Жюри решит, что у меня оно единственное.
Директор, явно утомившись, швыряет ручку на стол.
— Ну хотите — набросьте на плечи мой пиджак. Тогда жюри решит, что у вас костюм. Сейчас в магазинах всё такое продаётся: то ли жакет на женщину, то ли чехол на автомобиль.
Наши взгляды опять встречаются. Поджав губы, смотрю на него, откровенно осуждая:
— Бедная Владислава.
— Да уж, и Родиону Дмитриевичу, похоже, очень повезло.
— А вы Родиону не сочувствуйте, он любит и любим.
— А это что ещё за намёки пошли? По-вашему, у нас с Владиславой не так?
— Нет, конечно, она моложе лет на десять, оттюнингована по последней моде. Хвалит вас постоянно, восхищается, говорит, что вы её сладкий мишка. — Директор отчего-то меняется в лице — неужели попала с прозвищем? — У вас наверняка и интересов-то общих нет, кроме постели.
— Ну у вас-то с вашим настройщиком в постели всё — пф-ф, — делает соответствующее движение губами. — Простенько и пресненько. Ни так ни сяк.
Несмотря на прошедшие семь лет, я прекрасно помню, каким террористом в кровати был Султанов. Он мог заниматься этим двадцать четыре на семь, а ещё так щедро одарен природой, что с Родионом и сравнивать нечего. Тогда я не могла ходить, утопая в многочисленных оргазмах, но, в конце концов, жизнь это ведь не только любовные утехи, а ещё добрые и хорошие отношения. И Родион никогда бы не поступил как этот жеребец с должностью. И пусть его темперамента хватает лишь на один раз за ночь и я не всегда способна настроиться после нагруженного трудового дня, но я скорее сдохну, чем позволю этому осеменителю с куриным мозгом задеть меня.
— Настройщик на то и настройщик, — ласковым шёпотом, — чтобы уметь доставлять женщине удовольствие. Хотя это, естественно, не ваше собачье дело, господин директор, — улыбаюсь, несмотря на то что внутри всё трясётся. — Тут написано, что мы должны явиться в шесть часов вечера в кафе «Стейк-хаус».
