Зимний Бал, или Еще один шанс для попаданки (СИ) - Гринберга Оксана
После этого зацокала и перешла на другой язык, перемешивая незнакомые мне фразы со знакомыми. Ругала свою неразумную дочь, да так увлеклась, что не заметила, как мы с Рори потихоньку ретировались и довольно скоро дошли до замерзшей, заснеженной реки.
Я вновь остановилась, потому что зрелище перед моими глазами раскинулось впечатляющее.
Противоположные берега – наш и, думаю, тот самый Акулий Остров – соединяли два широких каменных моста. Кажется, оба были разводными, хотя судоходства не было и в помине. Вместо этого по накатанным снежным колеям под мостами скользили сани и ехали крытые телеги, и движение по замерзшей реке оказалось довольно активным.
Я же принялась с интересом разглядывать Акулий Остров, пока не высмотрела на нем королевский дворец, занимавший самый высокий холм. У его подножия раскинулись особняки, обнесенные внушительными заборами.
Еще немного посмотрев на место, где селились богачи и знать Ровейны, я потеряла к нему всякий интерес. Та сторона казалась мне безжизненной, словно обезличенной картинкой, тогда как на «нашей» жизнь бурлила и била ключом.
Мы с Рори вышли к стихийному рынку, устроенному на берегу и еще немного на льду. Повсюду, куда ни погляди, протянулись сколоченные вкривь и вкось ларьки и будки, в которых не только продавали, но еще и меняли всякую всячину на всякую всячину. Начинали от продуктов и товаров для дома, а заканчивали оружием и даже животными.
Хрюкающие свиньи и испуганно блеющие молочные козы собрали вокруг себя оживленную, торгующуюся толпу.
Конечно же, водились и «рюмочные», где громко выпивали за здоровье королевы и за то, чтобы мэр Ровейны горел в аду, а демоны не забывали подбрасывать дров в его костер. Заодно дрова в свои костры подкидывали владельцы закусочных, из-за чего со всех сторон аппетитно тянуло мясом, тушеной капустой и жареным картофелем.
Пахло так вкусно, что у меня даже заурчало в животе.
Но Рори привел меня вовсе не на рынок – к последним лоткам примыкал огороженный сеткой и расчищенный от снега внушительный участок реки. На льду было разбито несколько полотняных палаток, там и сям стояли лавочки, а над двумя столбами у входа на берегу был растянут плакат с надписью: «Бесплатный каток господина Брамса! Но только для тех, кто возьмет коньки в аренду!».
Ниже был, судя по всему, ценник на «бесплатный» каток. Зрение у Рины Одридж оказалось отменным, поэтому я разглядела маленькие буквы и цифры.
Цены начинались с пятнадцати центов за час проката, но денег, лежавших в синем кошельке Одриджей, не хватило бы даже на то, чтобы оплатить время на катке для Рори.
Правда, у нас имелись собственные коньки.
– Ну пошли, Рина! – дернул меня за руку брат.
– Погоди, Рори! – беспомощно произнесла я. – Да, у нас есть коньки, но…
– Наденем их позже! – с деловитым видом произнес брат, после чего потащил меня вовсе не к входу на каток, а к последнему лотку, на котором продавали деревянные ложки и берестяные корзины.
Тот как раз левым боком прилегал к заведению мистера Брамса.
– В следующий раз с вас по два цента, – буркнул продавец, когда Рори привычным жестом поднял сетку.
Судя по всему, брат и сестра проделывали такое уже много раз, раз продавец их знал, поэтому я не стала сопротивляться. Нагнулась и… пролезла за Рори под сеткой на якобы бесплатный каток, который таким не являлся.
Неподалеку обнаружилось несколько лавочек, и Рори уверенно потащил меня к ближайшей. Плюхнулся на нее, дожидаясь, когда я сяду рядом, после чего положил свою ногу в валенке мне на колени.
– Коньки, Рина! – напомнил о себе.
Ну что же, мне предстояло пришнуровать лезвия к его валенкам, и я это сделала. Проверила – держатся крепко!
Затем на всякий случай спросила, не замерзли ли у него ноги, руки или голова – как и подобает рассудительной старшей сестре, только что вместе с братом нарушившей правила и попавшей на платный каток через дыру в заборе.
Оказалось, у него ничего не замерзло.
Я хотела поинтересоваться, умеет ли он кататься, но затем решила, что Рина Одридж должна была это знать и подобный вопрос задавать не стоит.
Тут Рори встал на ноги, после чего укатил с самым довольным видом, оставив меня в одиночестве на лавочке. И сделал это вполне уверенно – и укатил, и бросил.
Я же, немного посмотрев ему вслед и увидев, как брат смешался с пестрой толпой, решила, что с ним все будет хорошо. Опасность нам не угрожает, никто выгонять нас отсюда не станет, как и штрафовать.
Слишком много народа, наверное, пара сотен катающихся, как тут уследить, что происходит?!
Немного помедлив, я тоже нацепила принесенные из дома лезвия на свои сапожки. Проверила крепления – держались словно влитые!
С удивлением почувствовала, что от лезвий идет тепло, которое согревало мне ступни, давно уже озябшие в тонких сапогах.
– Мне все это кажется, – уверенно заявила я себе, после чего встала с лавочки и тоже покатила.
И уже скоро что-либо другое потеряло для меня значение – даже то, что я находилась в чужом мире, – потому что зима, лед и коньки были моей родной стихией.
Сперва я думала разыскать брата в веселящейся толпе. Скользила осторожно, понимая, что попала в чужое тело, к которому еще не успела до конца привыкнуть. Затем, осознав, что оно отлично меня слушается, отдалась движению, едва не жмурясь от счастья.
Из памяти – моей собственной, Марины Одинцовой, – стали всплывать картинки. Детские и юношеские годы, наполненные бесконечными тренировками, частенько по несколько раз за день.
Пот, кровь и разбитые колени, а еще слезы бессилия, когда у меня что-то не выходило. И радость, и гордость за саму себя, когда оно начинало получаться.
Но сейчас я решила особо не рисковать.
Скользила по льду, наслаждаясь тем, что я жива и мне досталось сильное и молодое тело. Затем осмелела настолько, что время от времени начала пробовать простейшие элементы, соединяя их в такие же простенькие комбинации.
Все еще не до конца доверяла этому телу, да и лед, конечно же, был в ужасающем состоянии, и народу собралось прилично.
Поэтому просто наслаждалась свободой и скольжением.
Мельком видела восторженные лица – люди замирали, провожая меня изумленными взглядами. Потому что так здесь никто не катался – вряд ли у кого-то за спиной была сильнейшая на Урале школа фигурного катания и десятилетие тренировок.
За спиной у Рины Одридж тоже всего этого не было, но даже тот гибрид, который у меня выходил, поражал воображение местной публики.
Я скользила мимо людей, с трудом державшихся на коньках и еще друг за друга. Заметила брата, помахала ему. Одно время Рори пытался повторять мои движения, и я подумала, что могла бы кое-чему его научить.
Затем брат отстал, а я покатила дальше.
Отыскала и Ким-Ли – уверена, это была именно она. Никого другого с настолько яркой, «восточной» по меркам моего мира внешностью здесь больше не было. Одета она была в светлую дубленку, отороченную мехом, и выглядела чудесно.
Она тоже меня заметила, помахала рукой, на что я, проскользив мимо, крикнула:
– Спасибо за суп, Ким-Ли!
Но ей было не до меня, потому что смеющийся светловолосый парень подхватил под ее локоть, и они двинулись за мной следом. Кажется, тоже пытались повторить один из элементов.
Я принялась смотреть, как у них все получается, и в этот самый момент… в кого-то въехала.
В принципе, даже догадывалась, в кого именно.
Давно уже заприметила эту группу, и время от времени они попадались мне на глаза.
Трое парней и темноволосая девушка держались особняком. Добротно и дорого одетые, они выделялись из толпы, к которой не спешили примыкать. Вместо этого стояли неподалеку от входа на каток.
Пусть они были на коньках, но кататься тоже не спешили.
Вместо этого смотрели на всех свысока, иногда начиная громко веселиться – судя по всему, высмеивали ошибки и падения тех, кто катался рядом с ними. Несмотря на свое поведение, они казались мне перелетными райскими птицами, затерявшимися в стае городских серых чаек.
