Повилика - Катерина Крутова
Но Виктория не реагирует на дочь — крутит головой из стороны в сторону, подмечая все новые изъяны.
— Придется Роберу сегодня попотеть, — ухмыляется теща, а пальцы жены напрягаются в моей ладони.
— Побереги отца. Он уже слишком слаб.
— Не переживай, в моей книге описаны отличные способы восстановления, которые и тебе бы не помешали. Ах да, совсем забыла, у тебя же нет своего гримуара, — адресованная дочери холодная улыбка заставляет меня стиснуть зубы. В видении стоящий рядом Влад напрягается, на худом лице проступают желваки. Но Лика прижимается крепко, обнимает и целует сжатые губы, я обмякаю, теряя интерес к происходящему, и равнодушно смотрю, как теща накидывает меховое манто, как супруга выбегает за ней на улицу, крича вслед: «Мама, не надо, пожалуйста!», а затем рыдает, пряча лицо в ладонях. В том фрагменте памяти Лики Влад выходит, кладет руки на плечи и разворачивает к себе. «Смотри, мы стоим под омелой», — шепчет, целуя холодный лоб. Окружающий мир вновь теряет очертания, и я проваливаюсь в пустоту, где пульсирует шокирующее открытие — на утро после сцены у зеркала и нашей страсти на лестнице месье Робер Либар попал в больницу, откуда его привезли домой уже в инвалидном кресле. С того Рождества тесть больше не мог ходить.
Перед глазами вновь детская и возбужденное лицо Полины. Дочь отпустила мою ладонь, но не отодвинулась — нетерпеливо ерзает, ожидая моей реакции. Слова путаются и находятся с трудом.
— Как ты это вообще…? — первое, что получается выдавить.
— Не знаю. Кажется, всегда умела. Но управлять научилась недавно.
— И… ты можешь залезть в любую голову? — страшусь услышать «да», но улыбка на девичьем лице открыта и беззаботна, точно она делится школьными успехами или рассказывает о новом интересном фильме.
— Конечно, нет! Только в мамину, и то не дальше двенадцать плюс.
На мое ошарашенное удивление Полина поясняет:
— Похоже на родительский контроль, чтобы я не добралась до семейного порно, — весело подмигивает, тут же заливаясь смущенным румянцем.
— Значит, Лика в курсе? — откровенья из прошлого и способности дочери никак не укладываются в моей голове.
— Да, мне нужно разрешение, что-то вроде авторизованного доступа. Мама часто пользуется мной, как видеорегистратором. То посмотреть, где положила ключи от машины, то восстановить в памяти заказы клиентов.
— А Виктория?
Полина отстраняется, закидывает ногу на ногу, скрещивает на груди руки — закрывается от меня.
— Бабушка знает. Но позволила мне только однажды.
— Что ты увидела? — подаюсь вперед в ожиданье ответа. Дочь раздраженно поводит плечом, прикусывает губу и опускает глаза:
— Тетю Полин, мамину старшую сестру, за день до ее гибели.
Ну разумеется! Единственное, чем дорожила Виктория — любимая дочь — гордость семьи, разбившаяся в авиакатастрофе.
Вскакиваю и принимаюсь суетливо ходить из угла в угол. В голове роятся сотни вопросов, но ни один из них я не готов задать вслух. Полина некоторое время наблюдает за мной, а затем вновь берется за рисование. Останавливаюсь и заглядываю в ее блокнот — на листе раскадровка комикса. Общий план — темноволосый мужчина катит в тачке смеющуюся маленькую девочку. Средний план — привлекательная молодая девушка в средневековом платье держит в руках ярко-оранжевую тыкву. Крупный — широко распахнутые глаза — зеленые точно мох, карие как гречишный мед, голубые точно полуденное небо, черные как печная сажа.
— Кто это?
Полина не отрывается от рисунка, добавляя в радужку охристые и серые фрагменты:
— Она снится мне с самого детства. Я зову ее — Повилика.
*
Груженная тыквами тачка резво катилась под гору. Мужчине стоило немалых усилий удерживать рвущуюся вперед тяжесть. Но рядом с его юной спутницей даже сложные задачи были в радость. Он уже не мог как раньше, посадить ее сверху на крупные оранжевые плоды и припустить по склону, не боясь разбиться. Малютка выросла быстро и незаметно, как это всегда бывает с детьми. С веселой улыбкой глядя по сторонам, в ногу с Карелом шла миловидная молодая девушка. В руках она несла большую корзину румяных яблок, из заплечного мешка исходил пряный аромат садовых трав.
— Нас ждет удачный день, отец! — теплый ветер ранней осени взметнул пряди русых волос, и мужчина невольно залюбовался воспитанницей. Он звал ее своим счастьем и светом, даром и радостью, но никогда — дочерью. Пятнадцать лет назад, пораженный находкой, хотел отнести малышку в деревню или пристроить в женский монастырь, но Повилика проявила удивительное упрямство, не желая отходить от Карела ни на шаг. Да и погода испортилась — зачастили дожди, дороги увязли в распутице, а затем обильные снегопады и вовсе завалили подступы к замку. Так они и провели первую зиму вдвоем — вдали от людей, а по весне Карел уже и сам ни за что бы не расстался со смышленой малюткой. Он шил ей платья и пел колыбельные, учил ставить силки на зайцев и куропаток, возделывать огород и молиться. Она же в ответ дарила ему искреннюю детскую любовь и смысл существования. Весной они вместе спускались в село в долине, Карел нанимался то батраком на поля, то помощником при кузне или мельнице — крепкие руки, спокойный нрав и быстрая хватка ценились везде. Повилика тем временем училась валять и ткать, пряла кружева и постигала грамоту. А зимой за долгими разговорами при свете очага весело постукивали коклюшки, снуя в детских руках все более и более умелых год от года. Ароматными травами были набиты подушки-думочки, украшенные изысканным кружевом — цветы и листья сплетались в узоры, диковинные звери смотрели с причудливых изгибов ветвей.
Ладно шла торговля на ярмарке — выращенные Карелом и Повиликой тыквы были и слаще, и ярче прочих, запасались хозяйки и сочными травами, удивительно зелеными на золотом фоне вступающей в свои права осени. А молоденькие служанки и почтенные матроны из ближайшего Шельмец-баньи разбирали кружевную тесьму да подушечки. Повилика улыбалась приветливо, немногословный Карел располагал к себе ощущеньем покоя. Многие девки поглядывали с интересом на крепкого «вдовца» в самом рассвете сил. Он же в ответ держался сдержанно, испытующе зыркая на охочих до его юной спутницы деревенских повес.
День перевалил за середину. Большинство торговцев распродали товары и собирали нехитрый скарб. Остатки овощей Карел обменял на соленья и вяленое мясо, Повилика же торговалась с кожевником о цене на приглянувшиеся сапожки.
Подняв облако пыли, на пустеющую площадь въехал конный отряд. С охоты возвращался новый хозяин этих земель, молодой ставленник короля — барон Земан и его свита. Богатые серебряные рудники сулили короне пополнение казны
