Казнь длиной в четыре тысячи лет (СИ) - Смирнова Юлия

— Откуда мне знать, что ты не из тех… кто управляет чужим разумом? — я на всякий случай отошла на несколько шагов подальше. Леалл пожал плечами:

— Ниоткуда. Ты не можешь знать. Но, возможно, сможешь почувствовать.

— Почему ты сказал, что отец дважды убийца? Что руководствуется только собственными интересами?

— Спроси у него, — раздражённо махнул рукой Леалл.

Глава 7. Филипп. Непроснувшиеся

Проснулись мы от громкого стука в дверь: кто-то настойчиво ломился к нам. Я встал, открыл; Волков с криком вбежал в номер и, даже не удивившись, когда увидел в моей постели заспанную Микаэлу, в испуге приподнявшуюся с подушки, затарахтел:

— Вы живы? Чуваки! Живы, слава богу! Что заспались! Теперь, как в фильмах про Фредди Крюгера, — лучше поменьше спать! Уже второй час дня! Вы что, телик не смотрите? В интернете были вообще?

Нет, в интернет мы не заходили… Телевизор не включали. Мы с Микаэлой были слишком заняты друг другом. Забыли обо всём на свете… Притом, сегодня суббота — выходной, и мы дали себе волю. С трудом отсидев вчера на семинарах, уединились сперва в уютном ресторанчике с отгороженными столиками, а потом в моём номере… И провалились в сон после бурного секса, закончившегося полным взаимным изнеможением. Моё многолетнее — многотысячелетнее? — одиночество, помноженное на страшную тоску, озлобленность и чувство вины, сделало наш секс разнузданным и изнурительным. Я изощрялся по-всякому, так что у "жены" уже не хватало сил мне противостоять: она просто принимала нужные мне позы и, непривычно молчаливая, хватала воздух ртом. После всех испытаний, что я предложил ей в постели, Микаэла спала как убитая — не шевелилась, дышала еле слышно; я подозревал, где она бродит в своих снах опять, и боялся поднимать эту тему.

— Вирус! Вирус какой-то новый изобрели и рассеяли по всей планете, — поделился испуганный Волков. Я усмехнулся:

— Любым уткам в жёлтой прессе веришь… Поменьше бы ты, Волков, портвейном увлекался.

— Да? — воскликнул Волков, подбегая к нашему окну и отдёргивая штору. Я выглянул: окно нашего номера как раз выходило во двор. Сейчас там стояла полицейская машина и три скорых помощи.

— Четверо… четверо не проснулись — и это только из нашего отеля! — поделился Волков испуганно. — И во всём мире так. Сообщения продолжают поступать. Люди засыпают — и всё, привет. С концами! Все СМИ об этом пишут со вчерашнего вечера. Кажется, новая эпидемия грядёт!

— А что обнаружили у покойных? Если причина смерти — какой-то вирус, значит, его должны были выделить? — спросила Мика, кутаясь в одеяло.

— Нет, в том-то всё и дело. Никакого вируса не определяется, никаких бактерий не высеивается! И только одно общее у всех умерших, — тут Волков понизил голос. — Говорят, у всех такое счастливое выражение лица… Спали, спали — как будто самый сладкий сон видели. Ребят… Это вообще что?

Я даже представить боялся, что это может быть, — но игнорировать очевидные причины больше не мог. Кое-как вытолкав Волкова, который снова отправился утешаться портвейном, я бросился к Микаэле:

— Расскажи, что ты сегодня видела во сне? Опять была в городе люцифагов, да? Встречалась с кем-то? Тебе кто-нибудь что-нибудь сказал? Получала предупреждения?

Микаэла, не в силах усидеть, вскочила и прямо так, голая и замотанная в одеяло, заметалась по номеру:

— Быть того не может! Это невозможно, я не могла этого спровоцировать, это не я! Это же просто сны — ерунда какая!

Мне стоило немалых трудов уторкать её и убедить поделиться увиденным. Микаэла протараторила свой рассказ так, что слова у неё напрыгивали друг на друга, опережая мысли; а затем задала вопрос, которого я ждал четыре тысячи лет:

— Этот человек, якобы мой сын, говорит, что ты можешь представлять для меня опасноcть. И что ты дважды меня убил. Что он имеет в виду?

Я попытался прикрыть собственную трусость благородным альтруизмом:

— Сейчас надо думать не о прошлом, тем более тысячелетней давности, а о том, как помочь людям в настоящем.

— Как же я помогу людям, если не знаю, с чего это началось? — возразила Мика. Я коротко пояснил — даже с долей юмора, не вдаваясь в подробности, а осторожно прощупывая почву на предмет её реакции:

— Когда-то я подозревал тебя в измене. Тогда я был очень горд и самолюбив. Даже слишком. Убил тебя — отсюда и все твои кошмары, помнишь, я с самого начала пытался у тебя выведать. Ты оказалась невиновна, осудили человека, который тебя подставил… А потом однажды я встретил тебя в одном из своих воплощений. Не знаю, сколько их было, — но, вероятно, они были, потому что я их жаждал и загадывал в те стародавние времена, когда заклятья ещё помогали; помню только два, это сейчас третье, о котором можно говорить достоверно. В прошлой жизни, которую помню, я был люцифагом, жил и работал в том городе, куда затянул и тебя. Но ты-то была человеком, как и сейчас… Человеку нельзя переселяться туда надолго. Это нарушает баланс между миром людей и миром люцифагов; к тому же, тот, кто долго живёт там, подобно тебе в прошлой жизни, лишается рассудка — что с тобой и случилось. Ты впала в безумие и умерла, а вместе с человеческим телом я потерял тебя и там, в старом городе. Мы оба с сыном тебя потеряли…

— Хорошо, предположим, что так, — неохотно согласилась Микаэла. — И что же тогда?

Я опешил:

— А что тогда? Проблему надо решать — и очевидно, что никто, кроме нас, её не решит и стабильность не восстановит. Ты со мной… наверное… ничего общего теперь иметь не захочешь?

— Да почему же? — пожала плечами Микаэла. — Я же всего этого не помню. Всех этих ужасов-кошмаров, смертей-убийств… Наверное, ты прав, надо сосредоточиться на том, что мы можем сделать. Если… можем.

Я должен был бы испытать облегчение; но что-то царапало меня — буквально пара каких-то слов… И я понял. Это было "не помню". Ты не помнишь, дорогая… Совсем ничегошеньки не помнишь. Оттого-то и простить мне те тысячелетней давности преступления тебе не составляет никакого труда. Всё это словно не имеет к тебе никакого отношения. Что же будет, если ты всё-таки… вспомнишь? Вспомнишь всё, что я с тобой сделал… Как дважды подвёл — тебя, юную и влюблённую.

— Вопреки тому, что говорит Волков, надо снова заснуть, — предложил я. — Только не очень представляю, как это работает: ведь я ни разу не оказывался в этой жизни в городе люцифагов во сне. Туда постоянно затаскивает именно тебя. Я слышал, что если люцифаг после смерти перерождается человеком, — как случилось со мной, — город навсегда будет для него закрыт, попасть туда для меня нет никакой возможности. А я не уверен, что ты можешь что-то сделать там одна, особенно учитывая, что жена твоего единственного союзника — Леалла — пытается тебя убить с упорством, достойным лучшего применения.

— Я вовсе не хочу сейчас спать, я спала слишком долго — мне надо хотя бы поесть, хотелось бы на сей раз сберечь это бренное тело, — со смесью страха и шутовства отреагировала Мика. И нерешительно добавила:

— Всё начало стремительно расшатываться, как только мы с тобой соединились. Это совпадение — или… Если бы я тебя не встретила сейчас — эти люди в скорой помощи… эти непроснувшиеся… были бы живы?

— Ты не отвечаешь за то, что делают люцифаги, Микаэла. Леалл же сказал тебе: решение захватить мир людей зрело в их обществе очень долго. Ты не имеешь к этому никакого отношения.

— Леалл? — воскликнула Мика. — Он явно не обрадовался, узнав, что мы с тобой снова вместе. Сказал что-то вроде: "Ну всё, теперь начнётся". Если бы удалось встретиться с ним и убедить отвести меня к люцифагам-отступникам, поговорить с ними… Тогда, возможно, я сумела бы убедить их. А начать можно было бы с его жены, и…

— Даже не думай, — резко прервал я. — Отступники убьют тебя прежде, чем ты успеешь сказать им "привет".

Кто-то снова забарабанил в нашу дверь — с таким агрессивным нетерпением сегодня ворвался только Волков, и я, открывая, прикрикнул на него: