Дитя короля (СИ) - Билык Диана
А сейчас робею перед нежной и хрупкой девушкой, застываю в дверях, как расплавленное олово от ледяной воды, и, уставившись в пол, не знаю, что сказать.
И она молчит. Жмется в уголок, смотрит затравленно, проливая на меня ядовитую зелень глаз. Прикрывается простыней, что скрипит под ее тонкими пальцами.
— Дарайна…
— Я — Дара, — перечит она неуверенно и сильнее вжимает голову в маленькие плечи. Ждет удара, знаю. Это ясно по испуганному взгляду и дрожащим губам.
— На Ялмезе, в отличие от Земли, есть магия, — ловлю ее короткий осуждающий взгляд, но девушка тут же отворачивается, неприятно поморщившись. Я делаю вид, что не замечаю и, спрятав руки за спиной, сжимаю кулаки до хруста косточек.
— Зачем я вам? — спрашивает у стены, а не у меня. За неуважение к королю можно в темницу попасть, но я пропускаю и это. Заведомо прощаю землянке любые шалости. Только бы она выбралась из своего мрака, только бы попыталась взглянуть на меня иначе.
Дара не двигается, зачарованно смотрит на высокие канделябры на камине и удивленно распахивает глаза, когда замечает золотистую живую пыльцу, что прилепилась на стену и при свете солнца еле-еле мерцает — так пушистики напитываются яркостью на всю ночь. Маруньи можно увидеть в домах и замках только у высокопоставленных чиновников и богатых жителей Ялмеза. Это дикие цветы, сколько не пробовали выращивать в садах — растения погибают, потому магической пыльцы на всех не хватает, особенно если засушливый год, и поля сгорели под знойными лучами солнца. Мы, люди, пользуемся в основном свечами, для этого занимаемся пчеловодством, орки освещают свои жилища пульсирующими камнями такис из гор Рох-ра, эльфы украшают замки и дома холодным синим огнем, что они научились собирать в стеклянные шары — суи, а драконы… а драконам не нужно освещение — они видят в темноте.
— Что вы от меня хотите? — вдруг спрашивает Дара, а я перевожу на нее спокойный взгляд, но она быстро отворачивается. Если не будет пытаться найти во мне хоть какие-то отличия — мы никогда не выберемся из этой темноты.
И что за странная привычка у землян всех во множественном числе величать?
— Ты предназначена мне судьбой, — отвечаю и рассматриваю ее профиль. Точеный, изысканный, чистая асмана. Касты определяются не только внешне — по блеску глаз и искрах на ресницах, но это еще всегда сила магии, а если Древние выбрали Дару парой для правителя, она не может быть слирией или шугрой. Когда-то в будущем она станет архимагом, а сейчас ей нужно принять себя. Да и меня тоже.
Есть еще одно отличие. Асманов не привлекают другие касты, а я — асман от рождения.
У меня от девушки дух захватывало еще из зеркал, в которые разрешал мне заглянуть Айвер, а сейчас я по-настоящему каменею, как мальчишка. Боюсь пошевелиться, чтобы не нарушить прекрасное колебание воздуха вокруг худенькой фигуры.
— Неужели, чтобы наследника родить? — спрашивает Дара и сильнее затягивает на себе измятую простынь. Золотистые локоны прикрывают обнаженные плечи, но я сквозь их плотную сетку вижу, как нежна и бледна ее кожа, как приподнимаются мелкие волоски от волнения и страха.
— Да. Сына, — говорю честно. Мне нечего скрывать, я не хочу юлить и притворяться.
Девушка долго всматривается в глаза, губы сжимает, будто хочет что-то сказать, но боится, а потом снова отворачивается.
— Уходите, — шепчет она порывисто и вздрагивает от моих неловких шагов вперед, забивается в угол, будто хочет слиться со стеной. Я кажусь слишком огромным рядом с ней. — У-хо-ди-те… — шевелит губами и, когда я по инерции все еще ступаю ближе, задерживает дыхание.
— Я не прикоснусь к тебе больше, — замираю в шаге. — Слово короля, — сутулюсь, чтобы хоть немного казаться ниже и стараюсь смягчить свой низкий голос: — Только по согласию, Дара. Мне пришлось вчера тебя тронуть, иначе ты бы погибла. И ребенок тоже.
Она до крови кусает губы и дерет пальцами ладони, отчего на коже появляются черточки царапин, но, на мое удивление, раны тут же затягиваются. Магия воды просыпается в ней слишком быстро, даже быстрее, чем мы ожидали. Нужно спешить, а я не знаю, с какой стороны подступить к разговору, чтобы не сделать хуже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Глава 12. Дара
Мне всегда хотелось, чтобы со мной считались. Чтобы позволяли самой решать, как жить, кого любить, что делать. Но в детстве меня «строили» воспитатели в интернате, в подростковом возрасте «давили» ровесники, потому что тихая и мирная Дара была легкой добычей, а потом я попала к Марьяну.
И все, что было до замужества — оказалось сказкой, сладким прошлым, которое я не умела ценить. Дальше наступила затяжная пауза в моей реальности, будто я нажала «стоп» на пульте, когда просматривая фильм ужасов, и кровавая жуткая картинка так и осталась в кадре. И очнулась я, вдавив кнопочку «плей», только в другом мире. Да, честно признаюсь, что впервые чувствую в себе силу и свободу, хотя…
Совершенно не понимаю, чего от меня хотят. И мне страшно, что я ошибаюсь, что снова пытаюсь искать в людях надежду, пытаюсь поверить в слова мужчины, что с высоты своего роста кажется гигантским, но испуганным ребенком. Если бы не лицо… Такое знакомое и причиняющее мне моральную боль.
Отворачиваюсь и кусаю до крови губы. Я осознаю, что это не Марьян, но вижу его облик в очертаниях, и мне жутко страшно.
— Только по согласию, Дара… — повторяет король и добавляет еще тише: — Обещаю.
Моя жизнь до встречи с Эмилианом, словно была чужой, будто я смотрела на себя со стороны. Понимала, что дышу, что двигаюсь, но не живу. Живет кто-то другой, не я, на соседней улице, за окном, за тонкой занавесью тюля. Там, где солнце проливает золото на летние травы. Там, где ветер, чувствуя простор, вспенивает пыль и размывает дорожные линии. Там, где люди улыбаются, плачут от счастья, путешествуют, строят дома, воспитывают детей. Там, где меня нет и никогда не было, потому что моя жизнь оборвалась вместе с родителями, когда их не стало. Я не помню, как это случилось, очень маленькая была, не знаю, кто меня принес в интернат, но долго за спиной шушукались, что мама и папа угорели в пожаре из-за очередной пьянки. Я чудом выжила, только на руке остался шрам от ожога, как роза, что не успела распуститься, а после восемнадцати мой муж разукрасил меня новыми шрамами. И, кажется, эти шрамы вовсе не на теле…
На ладонях с легким пощипыванием затягиваются проколы от ногтей. Воспоминания, страхи, распирание — все это смешивается и бросает меня лопатками на стену. Я смотрю на руки и не верю глазам — новые неглубокие раны зажили, и кровь превратилась в невесомую темно-бурую пыльцу. В теле пожар, в груди жмет, а присутствие Эмилиана сжимает меня в пружину. Тяжело дышать. Слышу его запах — лесной, хвойный, с нотой терпкой древесной смолы и белой глины, и мысль все время возвращается к тому, что я сплю.
Возможно, от сильного удара мужа, отключилась, валяюсь на холодном кафеле и вижу вот такой странный и реалистичный сон. Проецирую свою мечту видеть Марьяна другим: любящим и добрым.
— Дарайна, помощницы переоденут тебя, — говорит Эмилиан спокойно и отходит к двери, тихо постукивая каблуками высоких сапог. — Нам нужно поговорить.
— Почему я слышу в голове голоса? — спрашиваю осторожно и снова протыкаю ногтями кожу, а она снова затягивается, не успевая даже пустить сквозь царапины кровь. — И почему раны заживают? Это ведь невозможно.
— Ты — лекарь, твой дар очень сильный, — Эмилиан слабо улыбается. — Твой организм сам себя лечит. — Мужчина стоит неподвижно в дверях вполоборота и держит широкую ладонь на золотой ручке. Он выше Марьяна, не сильно, но заметно, и глаза у него ярче, а волосы длинные, стянуты на затылке в хвост тонким ремешком.
— А голоса?
— Это руна языка, — отвечает король и приоткрывает дверь. — Я жду тебя в столовой. Аши и Олейка помогут тебе найти дорогу.
— Не хочу есть, — уперто отвечаю, хотя меня уже давно мучает голод. Скоро живот к спине прилипнет.
— Не заставляю. Мы просто поговорим. Я отвечу на все твои вопросы и расскажу, что с тобой будет дальше, если не пройдешь инициацию. Это важно, надеюсь, ты сможешь найти в себе силы и выслушаешь, — король оставляет меня одну в полной тишине.