Кресли Коул - Разгар зимы
Раньше я могла оживлять растения и деревья, управлять ими, но никогда их не понимала. Теперь же могу взращивать их без семян, могу производить разные споры, способные усыпить человека как временно, так и навеки. То же самое с ядом на губах.
— Фитогенезис, — сказала я.
— Фитогенезис, — торжественно повторил он.
— Ты предвидел битву с Огеном? Что я окажусь среди всей той зелени и пролью кровь?
Довериться ему – это как, не глядя, упасть назад.
— Не время ли тебе надеть корону?
Я в сотый раз хмуро на него взглянула.
— Как на моей карте? — карта Таро изображала ее/меня с короной, украшенной двенадцатью бриллиантовыми звёздами. — Ты это имел в виду?
Он уставился на свою руку. Тема закрыта.
Хорошо...
— После сражения с Огеном, я пощадила Смерть и Ларк. Я контролировала красную ведьму.
Это Мэтью точно оценит.
— Ты можешь её усмирить, но можешь ли ты ее вызвать?
А может и не оценит.
Вызвать ведьму?
— Она появляется, когда на меня нападают, — мгновенно отзывается на боль... и гнев, — это получается непроизвольно. Зачем мне ее вызывать?
— Джек не с нами.
Я вздохнула, позволив ему направлять наш разговор.
— Да, не с нами.
— Твое сердце болит снова. Его тоже. Надежды. Высота. Подавленный. Любовь. Он размышляет о своей жизни.
— О чём именно?
— О распутье и упущенных возможностях. Он раскаивается еще сильнее, чем раньше. Он сожалеет, что обманывал тебя.
— Я тоже.
Он прекрасно разбирался в людях, он и врал мастерски. Я подошла к смотровому окну и стала вглядываться вдаль, как будто могла его увидеть. И хотя я боялась, что никогда больше не смогу ему доверять, но до сих пор любила.
— Он хотел бы увидеть тебя в последний раз, — в голосе Мэтью скользнуло лукавство, — я могу показать тебе его мысли.
Проникнуть в сознание Джека? Хотя он ведь прослушал без спроса запись с историей моей жизни.
— О чём он думает? Покажи мне.
— Его глазами, — прошептал Мэтью.
Видение накрыло меня с головой, вырывая из реального мира. Когда воспоминания Джека стали моими, я перенеслась в ветхую лачугу, где жили они с матерью. Сквозь приоткрытую дверь чувствовался запах заболоченной воды, доносилось кваканье лягушек и стрекот цикад.
Его мать улыбалась. Она была необыкновенно красивой — с загорелой кожей, высокими скулами и длинными черными волосами.
Но тень подернула ее серые глаза, когда она представила ему двух посетителей.
Maman подзывает меня и знакомит с немолодой женщиной и девчонкой примерно одного со мной возраста — где-то лет восьми. Нас с Maman называют нищими, но и эти двое не далеко от нас ушли.
— Джек, это Эула и ее дочь Клотиль. Клотиль твоя единокровная сестра.
Совсем ещё кроха, с тоненькими ножками и большими проникновенными глазами. Меня охватила такая печаль — я ведь знала, какая судьба её ждёт. Меньше, чем через девять лет она переживет апокалипсис, только чтобы оказаться в плену у Винсента и Вайолет.
Клотиль сбежала от них и успела застрелиться. Джек до сих пор не знал почему. Она убила себя, чтобы освободить его? Или просто не знала, как жить после того, что с ней сделали Любовники?
Я говорю Maman:
— Нет у меня никакой сестры.
Вот младший брат у меня был. В начале лета Maman возила меня в Стерлинг, чтобы показать особняк отца. Она сказала, что всё это должно было стать нашим. Мы смотрели, как Рэдклифф и другой его сын гоняли мяч во дворе. Брат был чем-то на меня похож, но эта девочка какая-то бледная, худая, и волосы у нее светло-каштанового цвета.
— У вас один отец. Рэдклифф, — Maman с трудом произносит его имя.
— Это еще не факт, Хэлен, — фыркает Эула, — шанс один к трем.
Клотиль смотрит в потолок. Чувствуется, что она смущена тем, что не знает, кто ее père[5], но уже успела к этому привыкнуть.
Эула подходит и обхватывает руками моё лицо, чего я терпеть не могу.
— О, ouais[6], без сомнения в тебе течёт его кровь. Хотя это всё равно ничего не значит. Вы ни копейки от него не получите, — она опускает руку, — вы с Клотиль пойдите поиграйте. А мы с твоей mère[7] пропустим по стаканчику.
Когда Maman выпивает, то становится другим человеком. Я смотрю на неё с мольбой; «Не надо». Но она отводит взгляд. А чего еще я ожидал?
Клотиль с улыбкой берёт меня за руку, и мы выходим на улицу. Кажется, она ничего так, милая. Она же не виновата, что оказалась моей сестрой.
Я привожу её на плавучий причал, который смастерил сам, и показываю, как проверять сети. Она глядит на меня изумленно, словно я воду в вино превратил.
И вдруг ни с того ни с сего произносит:
— Кажется, ты мой старший брат.
Я не знаю, как к этому относиться. Она не плохой компаньон, не трещит без умолку. Даже когда у неё заурчало в животе, она не призналась, что голодна. Я хотя бы могу прокормить себя, умею охотиться, рыбачить, да и приготовить свою добычу. Я мог бы помогать ей время от времени.
— Похоже на то.
Затем, нахмурившись, я пинком спихиваю сеть обратно в воду. Еще чего не хватало — кормить лишний рот!
По грязной подъездной дорожке с грохотом проносится грузовик и останавливается перед входом в хижину. Из кабины вываливаются двое мужиков, выкрикивают приветствия, и наши мамы начинают хихикать.
Я слышу звяканье металлической открывашки о пивные бутылки, звон горлышка о край стакана. Они врубают музыку на радиоприёмнике, «найденном» мною несколько месяцев назад, и разбиваются по парам.
Даже музыке в стиле зайдеко[8] не под силу заглушить происходящее внутри. Клотиль впервые кажется расстроенной.
Я сделал бы, кажется, что-угодно, только чтобы эта хрупкая маленькая fille не плакала.
— Можно одолжить пирогу и весло. У меня есть ещё сети.
Она вцепляется в эту идею, как окунь в наживку, и мы пропадаем на несколько часов.
С заходом солнца мы поднимемся по ступенькам лачуги.
— Держись позади меня, малая, — шепчу я. Когда хахали Maman перебирают, то любят помахать кулаками. Обычно достаётся либо ей, либо мне.
Внутри полный бедлам. Эула с мужиком отключились в чём мать родила, прямо на моём диване. Глядя на эту картину, Клотиль безразлично пожимает плечами, но я вижу, что ее щеки покраснели, а взгляд остекленел.
