Любовь на руинах (СИ) - Иванова Ксюша

— Яр, смотри какая девушка красивая! Точно солнышко рыжая! Давай руку, не бойся, этот мудозвон тебя больше не тронет! А хочешь, командир ему яйца вырвет и в глотку затолкает вместо завтрака?

Больше реагируя на дружелюбный тон, чем на слова, я подала руку, он дернул меня на себя и одним движением поставил рядом. Поняв, что от Медведя не нужно ждать чего-то плохого, я осмотрела поле боя. Ну, как поле боя? Собственно, никто и не дрался. Возле стены на коленях стоял Валерка, опустив голову вниз и не произнося ни слова. За его спиной, держа руки этого козла в захвате — Ярослав, с равнодушным выражением каменного лица.

Ну естественно, решил, что я сама спровоцировала, что сама под Странника легла, а потом передумала! Не знаю почему для меня имело значение, что он обо мне подумает! Но имело, имело, врать самой себе не было никакого смысла!

Ярослав поднял Валерку с колен, потянув за руку и вызвав при этом болезненный стон и отборный мат.

— Отпускаю, не вздумай выкинуть что-нибудь!

Валерка рванулся из его рук и отскочил на несколько метров в сторону. Мне показалось, что он дернулся именно ко мне, чтобы отомстить за унижение, чтобы ударить, и я, где-то в подсознании понимая, что незнакомый, впервые мной увиденный, чужой человек защищать меня не станет, бросилась в сторону Ярослава, как будто знала его всю жизнь, как будто он — последний мужик на земле, которому можно доверять.

И что удивительно, он не оттолкнул, и я, неожиданно для себя, оказалась в крепких объятиях! Просто впечаталась в мощное тело, не обращая внимания на множество железок и каких-то нашивок на костюме, тут же впившихся в меня. Но боль — это самое меньшее, на что сейчас я обращала бы внимание. А вот руки, обнявшие, прижавшие к себе, гладящие спину, неповторимый аромат его кожи, который тут же одурманил меня — это да! Это я заметила сразу! И неожиданные слова:

— Не бойся, он больше никогда не тронет тебя. Слышишь? А если попытается, будет иметь дело со мной!

Сзади раздался удивленный голос того, медведеподобного:

— Яр, ты что, знаешь ее?

— Это Рыжая — хирург, оперировавший Сашку.

Со стороны медведя раздался свист, словно бы он не может поверить в такое положение дел.

— Баба — хирург, впервые слышу о таком в наше-то время! Круто! — а потом, обращаясь к Валерке. — Что ж ты, идиот тупоголовый, делаешь? Таких женщин нужно на руках носить — в случае чего, башку твою тупую пришьет! А ты насиловать! Э-эх, дикари! Что у вас за порядки такие? Где главный-то? Чего так распустил вас, придурков?

В дверях показался Женин помощник — Сенька Блаженный. Он был давно уже немного не в себе — с тех пор, как побывал в плену наших извечных врагов, банды Витьки Лимбета. Вроде и следов пыток на нем тогда не было совсем, но и с головой стали происходить странные вещи — молчал, отвечал невпопад, иногда начинал нести какую-то чушь. Но Женькины мелкие поручения всегда исполнял неукоснительно, организовывал быт нашего главного, так сказать.

Увидев одного из наших, я обеими руками оттолкнулась от Дорофеева, обрывая это странное желание быть поблизости от него, в зоне физического контакта, так, чтобы протянув руку, легко можно было дотронуться. Что за глупости-то такие! Не нужно мне этого! Подальше, подальше от него! Опасливо посматривая на Валерку, я отряхнулась и шагнула к выходу.

…Как во сне осматривала мальчишку, пришедшего в себя и даже вполне связно разговаривающего. Видела и отмечала радость Ярослава. Слушала его вопросы и отвечала на них. Объясняла, как и что делать Пашке без меня. Но думала о своем. Охренеть, ты вляпалась, Зоечка! Поедешь в путешествие по руинам нашей страны в компании Валерки-насильника, весельчака-Медведя и красавчика-Яра, который действует на тебя, словно валерьянка на кошку! Будет весело!

Потом, оставив их наедине — попрощаться-то нужно, чуть ли не бегом направилась в свою комнату. Стянув одежду, быстро обмылась в маленьком эмалированном тазике заранее подготовленной водой, оделась в штаны пошире, свитер под горло и сапоги, сверху накинула плащ и на голову свою любимую шапку, полностью закрыв волосы. Взяла подготовленный заранее чемоданчик с лекарствами и небольшую сумку со сменной одеждой и запасом продуктов. Засунула пистолет в карман, специально пришитый мною на подкладку плаща. И шагнула из комнаты.

— Нет, ну что за несправедливость-то такая? — Димон возмущался, брезгливо посматривая в сторону усевшегося рядом с ним Странника. — Что у вас другого проводника нету? Ты один на все случаи жизни?

— Я — сам по себе. Вольный человек. Слепой попросил проводить вас, я веду, — буркнул ему в ответ нахмуренный и злой, одетый в какой-то странный черный наряд из ткани, напоминающей брезент, мужик.

У меня он, Странник этот, как и у Десантника, вызывал отвращение и не только из-за своего поступка — насилие над женщиной в наше время вещь неудивительная. Многие из тех, кого я знаю, с кем сталкивала жизнь за эти годы, творили кое-что и пострашнее — люди стремительно деградировали. Но и какая-то замызганность, отталкивающая внешность, злой, с оттенком некоего превосходства, взгляд, внушали неприятие к нему, отталкивали где-то на подсознательном уровне.

— Ох, и натерпимся мы с тобой! Таким как ты доверять нельзя совсем!

Димон сказал, а я подумал, что в точку Десантник попал!

Любопытный, всем на свете интересующийся, Степка немедленно влез в разговор:

— Дядь Дим, а что такое случилось?

— Да так, ничего… Потом, когда-нибудь на досуге расскажу.

Второй час в пути. Пока дорога была мне знакомой, поэтому я уверенно объезжал опасные участки пути. Но мужики все равно внимательно вглядывались каждый в свою сторону. А Рыжая, сидевшая сзади между спящим Давидом и Степкой, откинулась на сиденье, и, кажется, тоже спала.

Слепой приказал своим заправить под завязку бак, а еще выдать патронов к нашему оружию, что тоже лишним не было.

В пригороде неподалеку от старой, можно даже сказать, бывшей, свалки бродили одетые в лохмотья уродливого вида люди. Их мне уже приходилось видеть — это больные, заразные чаще всего, покрытые разными коростами, язвами, болячками. При нашем уровне медицинской помощи — практически нулевом, появление огромного количества таких несчастных было совсем не удивительным.

У многих, в группах подобных нашей, не было даже такого медика, как Петрович, что уж говорить о настоящем враче. Поэтому чаще всего, заболевших чем-нибудь страшным, просто выгоняли на улицу, чтобы остальные не заразились. И эти несчастные были вынуждены вот так скитаться в поисках пищи. До зимы. Зимой выжить не в группе, по-одиночке, было практически невозможно… Они умирали, а весной появлялись новые отверженные.

По одну сторону огромной мусорки жили люди, а по другую — стая собак. Дикие, озлобленные, но не совсем отощавщие, собаки-людоеды, даже в машине чувствовали возможную добычу. Увязались следом, пришлось увеличить скорость. Но дорога-то — кочки да ямы, сильно не разгонишься! Скоро свора стала догонять. Конечно, вытащить нас из салона зверюги не смогут, но вдруг сломается что-нибудь? Колесо, например, пробьется? На такую стаю огромную угробишь все патроны!

Когда один из псов, похожий на гончака, с оскаленной пастью и вываленным от бешеной скорости языком, оказался совсем близко слева от машины, Степка, мало еще видевший на своем веку, за пределы города не выезжавший, труханул неплохо. Он крутил головой, пытаясь рассмотреть что твориться по обе стороны от нас на дороге. Колесо попало в яму, машина вильнула в сторону, собачье тело ударилось в дверцу, раздался дикий визг, машину тряхнуло еще раз, видимо, псина угодила под колесо. Свора отстала.

В зеркало заднего вида было хорошо видно, как быстро растерзав на части, псы начали пожирать своего соплеменника, при этом сражаясь за лучшие куски. Да-а, если друзья человека так одичали за десять лет, то что в лесах твориться? Тем более, что отстрел диких животных никто не ведет. Рискнул спросить у Странника: