Конец времен (ЛП) - И Сьюзен
Пока я подробно излагаю последние события, он хмурится, меряя шагами кухню.
А стоит мне закончить, он говорит:
- Никогда не верь Велиалу.
- Он то же самое сказал о тебе.
Раффи перетряхивает мусорный мешок, брошенный им на пол.
- Возможно, он прав. Ты никому не должна доверять.
Он извлекает набор консервов и предметы первой необходимости, вскрывает упаковки с бинтами, мазью и пластырем, а затем направляется с ними ко мне.
- Где ты это нашел?
- На Алькатрасе. Хоть какая-то польза от этого места есть.
- Нашел что-нибудь еще?
- Запустение и бардак. – Раффи давит на края моих ран – нежно, но я морщусь. – Хочу убедиться, что ты ничего не сломала.
- Ты знал, что такое может случиться? Что твари могут появляться из ангельских мечей?
- Я слышал подобные россказни, но считал их мифами. Полагаю, демоны куда компетентней в этом вопросе. Должно быть, Велиал пытался выманить пару тварей, чтобы те помогли ему бежать.
Раффи осторожно протирает порезы антисептиком.
- Будь начеку. Адские твари теперь от тебя не отстанут.
- Тебе-то что? Ты ясно дал понять, что исчезнешь из моей жизни, как только вернешь крылья.
Он тяжело вздыхает, прижимая марлевый компресс к моему плечу. Я дергаюсь от боли, и он ласково гладит меня по руке.
- Я бы хотел, чтобы все было иначе, - говорит он, перебинтовывая рану. – Но это невозможно. У меня есть народ и обязательства перед ним. Я не могу просто взять и…
- Прекрати, - качаю я головой. – Я все поняла, ты прав. У тебя своя жизнь, у меня своя. Мне не нужен тот, кому… не нужна я; тот, кто не любит меня.
В моей жизни хватает подобных людей. Я – дочь, брошенная отцом, оставившим несуществующий номер телефона и забывшим указать новый адрес; дочь, чья мать…
- Ты неповторимая девушка, Пенрин. Потрясающая девушка. Я-даже-не-знал-что-такие-как-ты-существуют девушка. Ты достойна кого-то, для кого станешь главным приоритетом в жизни, потому что так и должно быть. Кого-то, кто вспашет поля и вырастит поросят ради тебя.
- Хочешь свести меня с парнем, который разводит свиней?
Он пожимает плечами:
- Или занят чем-то еще, что делают достойные мужчины в свободное от войны время. При этом размазней он быть не должен. Не вздумай связываться с тем, кто не способен тебя защитить, – говорит Раффи, чересчур энергично отрывая необходимое количество пластыря.
- М-да? И как же фермер будет меня защищать? Ножом для забоя свиней? Правильно я понимаю?
- Я лишь пытаюсь сказать, что мужчина, который тебе нужен, должен осознавать, что он тебя не достоин. Мужчина, который положит жизнь на алтарь твоей безопасности и обеспечит всем необходимым. – Он прикладывает очередной компресс к соседнему порезу. Я снова вздрагиваю. – Убедись, что он добр и проявляет к тебе уважение в любой ситуации. В противном случае, мой визит ему обеспечен, - безжалостным тоном чеканит слова Раффи.
Он тянется за пластырем, а я качаю головой, не зная, злиться или смеяться.
Я уклоняюсь от его руки, надеясь, привести эмоции в порядок.
Раффи вздыхает. Он все равно накрывает ладонью мое плечо и прижимает к бинтам пластырь, разглаживая его подушечками пальцев.
Я ожидаю, что он еще что-то скажет, но Раффи молчит. А есть ли вообще смысл обсуждать то, что между нами происходит? Возможно, все, что мне действительно нужно – немного личного пространства, чтобы во всем разобраться самой. Я беру с собой меч и банку тунца, а затем выхожу за дверь.
ГЛАВА 10
Снаружи я греюсь на солнце, позволяя теплу просочиться до самых костей. Набираю в грудь побольше воздуха, пропитанного ароматом розмарина, и медленно выдыхаю.
Отец считал, что в солнечном тепле заключена особая магия. Он говорил, если закрыть глаза, сделать глубокий вдох и впустить солнце в себя – ощутишь прилив оптимизма и поймешь, что все будет хорошо. Говорил он это, как правило, по завершении одного из затяжных маминых приступов, сопровождавшихся ором и метанием вещей по квартире.
Черт, если уж папин метод срабатывал в рамках маминых марафонов ярости, для апокалипсиса тоже сойдет. Но с парнями все по-другому. Уверена, даже папа не сумел бы придумать метод, способный разрулить мою ситуацию с Раффи.
Глядя на миниатюрные желтые цветы, точечно укрывшие холмы, я вспоминаю о парке, в котором мы любили бывать с отцом до того, как он нас оставил. С идиллией не вяжется одно – небольшая группа жутких чудовищ со скорпионьими жалами и заштопанная малышка с синяками и ссадинами по всему телу.
Посреди высокой травы моя сестра перебинтовывает палец одному из монстров, будто перед ней домашний любимец, а не библейская саранча, призванная мучить людей в изощренной апокалиптической манере.
Я знаю, под безразмерной футболкой страшно выпирают ребра. Этим утром, укладывая Пейдж, я видела, насколько она худа. И мне больно на это смотреть. Под глазами моей сестры залегли круги, ее руки похожи на веточки, а она сидит на траве в компании псевдопитомцев и играет с монстрами в медсестру.
Я заметила, что Пейдж старается сидеть как можно чаще. Должно быть, экономит силы. Она же просто умирает с голоду.
Чтобы направиться к ней, приходится себя поуговаривать. Неважно, сколько времени я провожу с саранчой, привыкнуть к ним – выше моих сил. Благо, пока я иду, они успевают убраться.
Я опускаюсь на траву рядом с Пейдж и показываю ей угощение.
- Помнишь папины сэндвичи с тунцом? Ты обожала их, пока не стала вегетарианкой.
Я открываю консервную банку и киваю на бледно-розовую рыбу.
Пейдж отшатывается.
- Помнишь, как папа сооружал на хлебе смайлики из тунца? Они на целый день поднимали тебе настроение.
- Папочка придет?
Ей хочется знать, когда он вернется. Но ответ таков: никогда.
- Он нам не нужен.
Если честно, было бы здорово, если бы он вернулся. Но не уверена, поступила бы так сама, окажись на его месте. Интересно, помнит ли он о нас?
Пейдж смотрит на меня глазами олененка Бэмби:
- Скучаю по нему.
Я пытаюсь найти слова утешения, но во мне совершенно пусто.
- Я тоже.
Подцепив кусочек тунца, я подношу его к лицу сестры:
- Хотя бы попробуй.
Она печально качает головой.
- Ну же, Пейдж.
Она пристыженно смотрит вниз, а я с ужасом разглядываю ее впалые щеки и острые ключицы.
Я кладу рыбу себе в рот и принимаюсь медленно жевать.
- Вкусно.
Сестра украдкой смотрит на меня сквозь завесу волос, прикрывших ее лицо.
- Ты голодна? – спрашиваю я.
Она кивает. Ее взгляд на секунду перемещается на бинты на моем плече – на них проступила кровь.
Пейдж отворачивается, будто ей неловко за себя, и поднимает глаза в небо – на саранчу, кружащую прямо над нами. Но она ничего не может с собой поделать и продолжает коситься на бинты, ее ноздри раздуваются, как если бы в воздухе витал аромат чего-то аппетитного.
Кажется, мне пора.
Я опускаю банку на землю, и тут раздается звериный вой. Так могла бы кричать гиена, смех которой, я, к слову, наверное, даже не слышала. Но я инстинктивно узнаю позывные хищного зверя. И от этих звуков волосы встают дыбом.
Слева я замечаю тень, мелькнувшую за деревьями.
Еще одна появляется между ветвей, а за ней еще и еще.
Когда одна из них выглядывает из-за ближайшего ствола, я вижу крылья и острые зубы.
Адские твари.
Прорва таких тварей.
Рощу, окружающую холм, наводнили мрачные тени, они мечутся меж деревьев, подбираясь все ближе и ближе.
Наступление примитивных демонов сопровождает безумный звериный хохот.
Саранча Пейдж устремляется им навстречу. Но у теней численное преимущество.
Я хватаю сестру за руку, и мы вместе бежим к дому.
Я вся покрываюсь мурашками, пытаясь понять, насколько близки невидимые когти, готовые вонзиться в меня.
На бегу кричу:
- Адские твари!