Ольга Матвеева - Иван-Дурак
— Возможно, вы и правы, — согласился Петр Павлович. — Но ведь так не хочется расставаться со своими иллюзиями.
— Я пойду, наверное, хочется побыть одному.
— Насколько я понимаю, вы не станете продолжать отношений с этой женщиной?
— Нет.
— Я, пожалуй, тоже воздержусь. Вот старый дурак, понадеялся, что бывают бескорыстные женщины. Вот старый дурак! Позвольте один вопрос: вы будете забирать у нее свои подарки?
— Зачем?
— Не знаю, чтобы наказать, например, лишить того, ради чего она, собственно, и играла в эти игры…
— Я не Господь Бог, чтобы кого-то наказывать. Да и не в моих это правилах — отбирать то, что подарил.
— Пожалуй, вы правы. И небольшая просьба: надеюсь, все, что сегодня произошло, останется между нами?
— Да, разумеется. Рога не красят мужчин. Всего доброго!
Иван вышел в ночь.
Верочка звонила ему по нескольку раз в день и умоляла о встрече. Иван отказывал. Согласился лишь через неделю. Последнее свидание происходило в квартире Ивана. У порога он передал Верочке несколько пакетов с ее вещами и тут же попросил ее уйти.
— Ваня! Выслушай меня! Пожалуйста! — вскричала Верочка.
— Хорошо, говори, черт с тобой, — сдался Иван.
И она начала говорить. Она просила ее простить, утверждала, что любит Ивана как в первый день, что не любила никого, кроме него, и вряд ли когда-нибудь еще полюбит. А что касается Петра Павловича, так это мама ее заставила. Она не хотела, она сопротивлялась, а мама — она кричала, что им нужны деньги, много денег, потому что она устала от нищеты, потому что хочет, наконец, пожить по-человечески. А Иван, он много ли дает, да копейки. Хорохорится, а он ведь не так уж и богат. Не может же он квартиру им купить? Нет. Она угрожала самоубийством, если Верочка ослушается, падала в обмороки, с ней случались сердечные приступы, температура подскакивала под сорок. Что Верочке оставалось делать? Вот она и надела свой старенький костюмчик, как ее мама научила, и стала ждать очередного рыцаря. И дождалась Петра Павловича. Если бы Иван только знал, как тошно ей было ему врать, как она сама себе была противна, как она себя ненавидела! Сколько раз она хотела прекратить это безобразие, но мама радовалась, как дитя, когда Верочка деньги приносила или украшения. У мамы ведь и любовник был, молодой — в санатории подцепила. Так что маме одеваться красиво нужно было, за собой следить и подарки дарить дорогие. Андрюшечка, он ведь капризный такой: чуть что не так — и все, Андрюшечки и след простыл. А у мамы ведь личной жизни-то из-за Верочки не было — не хотела она травмировать нежную психику ребенка. Вот только сейчас, на старости лет и дождалась. Ну как Верочка могла огорчить маму, ведь та всю себя ей отдала. Так что Верочка просит Ивана понять ее и простить. Он ведь такой добрый, такой благородный! Настоящий рыцарь! Хотя Верочка, безусловно, понимает, что простить ее сложно. Вздох раскаянья. Слезы очищения.
— Знаешь, я не осуждаю тебя, я сам совершал подлости во имя денег. Я не осуждаю, но жить с тобой больше не хочу. И видеть тебя тоже не хочу. Извини.
— Да плевать я хотела на деньги, я тебя люблю! Как ты не понимаешь! Это все мама! Это все она! А я не хотела!
— Уходи, Вера! И мой тебе совет — беги ты от мамы своей куда глаза глядят! В Москву, в Америку, в Восточную Сибирь! На Марс, в конце концов! Погубит она тебя!
Верочка ушла, сгибаясь под тяжестью пакетов с барахлом.
Через неделю Ивану позвонил крайне взволнованный Петр Павлович.
— Она денег у меня требует! Много! Иначе она грозится рассказать все моей жене! — шептал он в трубку.
— Кто она? — Иван тоже начал шептать. — Верочка?
— Нет, мамаша ее бешеная. Я вот думаю, какое счастье, что я не был с ней знаком. Хотя если бы познакомился, может, хватило бы ума не заходить так далеко с ее дочкой. Что сейчас делать-то, ума не приложу. Денег я могу дать, но так ведь она еще потребует. Что ж и жить теперь, как на пороховой бочке? Что же делать-то?
— Расскажите все сами. — Устало прошептал Иван.
— Кому рассказать, что рассказать?
— Жене расскажите про Верочку. Разумеется, в выгодном для вас свете. Тогда если даже эта мегера, Зинаида Васильевна, вашей жене и позвонит, она уже ей не поверит. Не мне вас учить, что сказать собственной жене.
— Да, пожалуй, в ваших словах есть здравый смысл. Спасибо, Иван Сергеевич.
А Ивану звонила Верочка, все прощения просила и жаждала вернуться. Еще она писала ему длинные покаянные письма, щедро проиллюстрированные стихами собственного изготовления. Иногда она караулила его у подъезда. Или возле его конторы. Иван потерял покой.
Через полгода Иван отправился покорять столицу, заручившись благословением и рекомендациями бывшего тестя. То есть, откровенно говоря, Михаил Львович пристроил Ивана на хорошую должность в дружественную московскую контору, занимающуюся торговлей алкоголем. Так Иван сбежал из города, который многие годы был ему почти родным. Сбежал, разочарованный в устройстве мира, в женщинах, в духовности. А вот деньги, очевидно, действительно имеют ценность. Так что нужно заработать их как можно больше. А любовь? Иван поклялся, что никогда никого больше не полюбит. Самая бескорыстная женщина оказалась самой алчной. Теперь с женщинами он будет иметь лишь товарно-денежные отношения. Ведь суть любви одна — товарно-денежная. Все по-честному. Никаких масок. Никакого лицемерия.
Глава двадцать пятая
Оказалось, что после стольких лет найти Верочку не так-то и просто. По домашнему телефонному номеру отвечал незнакомый мужской голос и утверждал, что такая здесь больше не проживает и куда переехала — неизвестно. В музее изменились телефоны, но, в конце концов, Иван выяснил новые номера. Там долго никто не брал трубку. Потом ответили и сообщили, что Верочки нет на рабочем месте — она на больничном, да так давно, что коллеги уже начали забывать, как она выглядит. Иван стал допытываться, как найти Верочку. Ему ответили, что им запрещено разглашать конфиденциальную информацию. Иван применил свое незаурядное красноречие и все же выпытал у неизвестной дамы местоположение бывшей своей возлюбленной. Она находилась на излечении в первой городской больнице. От чего ее там лечат, в музее сообщить отказались наотрез.
Иван ее не сразу узнал: трудно было поверить, что живой скелет землистого цвета, лежащий на больничной койке, это и есть некогда прекрасная, нежная и румяная Верочка. Зато когда узнал, понял, что, видимо, ее и нужно было спасать, видимо, в спасении этой женщины и заключается его миссия. Вот оно! Вот! Да, да! Это оно! Осталось только понять, что с ней и как ее спасти.
