Академия для наследников - Анастасия Ольховикова
– Но, милая, ты ведь даже толком его не видела. Подумай сама: поцелуй с незнакомцем под покровом глубокой ночи – вопиющая неосторожность! А если бы он причинил тебе зло?
– Нет! – возразила Армунна, вспыхнув. – Он был так чуток и так нежен…сказал, что заберет меня отсюда, как только я стану совершеннолетней. А значит, завтра он будет здесь! Завтра все и свершится…мой герой! Мой Эвангелион!
Я не ослышалась? Младшая имела в виду моего любимого? Смутно верилось, что существует еще один темный с подобным именем. И я почувствовала зарождающуюся в глубине души ярость: мой! Мой мужчина! А своим я делиться ни с кем не стану! Подавив чудовищное желание выйти из укрытия и сказать все, что я об Армунне и ее целях думаю, я с удвоенным энтузиазмом принялась слушать. Все же вражеские планы надо было знать наверняка. А уж ответные меры я непременно придумаю.
– Одумайся, мечтательница, – скептицизму подруги можно было лишь позавидовать. – Год ведь прошел, и за это время он никак не дал о себе знать! Просто придумал тебе дурацкое прозвище и наобещал столько, сколько даже туманная земля не в силах дать!
– Неправда! – моя романтическая сестрица даже ножкой топнула. – Он сказал, что я навеки оставила след в его сердце – я ведь делилась с ним своей магией, а значит, его тьма уже не просто неконтролируемая – она стала теплой, и теперь любой, кто покусится на мою жизнь, будет иметь дело с Эвангелионом!
– Ну да, – хмыкнула подруга, – и в подарок от своей широкой души он назвал тебя…как же там было? – будто запамятовала подружка, и Армунна, смущенно и одновременно мечтательно улыбнувшись, прошептала:
– Полуночная соловушка – именно так он сказал.
– Как романтично, – с легкой иронией улыбнулась вторая девушка, но Армунна лишь махнула рукой:
– Завтра! Завтра все решится…
Я пришла к такому же выводу. Завтра я собиралась устроить большое разбирательство с Гейлом. Что за полуночная соловушка? Что за теплая тьма, ставшая такой из–за сил Армунны? Разве не единственной должен был быть верен любой уважающий себя демон? Что–то крупно не сходилось, и имеющаяся у меня информация нуждалась в уточнении. Я знала, где можно будет это сделать. Осталось лишь дождаться встречи с Эвангелионом.
Ночь прошла в беспокойных снах. Мне чудился то Ласотар, отчего–то не желающий отпускать меня из своей загородной резиденции, то дедушка, внезапно решивший, что, как и Армунне, мне тоже стоит появиться на смотринах, но при этом Эвангелиона не допустивший. И сестрица с выражением торжества на лице, вышедшая за пределы дворца, куда мне путь был заказан, и встретившая Гейла с одним лишь желанием: сделать своим навечно. А затем все это горело в огне феникса, которого я еще ни разу не видела, и я вновь оказывалась одна на углях счастливой прошлой жизни. Я очнулась в холодном поту и поняла, что время близится к рассвету. Зеркало в покоях показало невыспавшееся лицо, пришлось заставить себя вернуться в кровать и отдохнуть до конца положенного времени. Вспомнилась Тикки: с ней было бы гораздо спокойнее.
Гости начали подтягиваться ближе к обеду. Как и Эвангирион ранее, дед приветствовал их стянутыми к парку перед дворцом светлыми воинами. В отличие от дома темного демона, Армонд расположил родовое гнездо на равнинной местности, и дворцовая территория радовала глаз многочисленными аллеями и закутками с выстроенными в них фонтанами с кристально чистой водой. Все здесь словно дышало светом, все словно было призвано для того, чтобы сделать жизнь каждого счастливой.
Я ждала одного Эвангелиона. Пока подтягивались дорогие повозки с пассажирами и дарами, очевидно, предназначенными для праздника, я искала глазами хоть одну знакомую деталь. Что–то, что дало бы мне понять, что любимый некромант здесь и жаждет встречи со мной так же, как и я. Я даже к дедушке подходила с вопросом о том, подтвердили ли свое присутствие темные демоны, на что получила утвердительный ответ. И снова в голову просились странные мысли. В свете услышанного от Армунны я не знала, что и думать. А уж то, что Эвангелион задумал что–то, связанное с приемом, и вовсе нагоняло тоску и состояние неопределенности. Поэтому когда пришли девушки из обслуги, чтобы помочь мне облачиться в платье для вечернего приема, настроение мое оставляло желать лучшего.
Я знала, что нарядом для меня занималась Эсиора. Внучку она, безусловно, тоже любила, но той помогала с приготовлениями мать, что, очевидно, вошло у них двоих в привычку. Моя же застывшая из–за собственного чувства вины почти родственница впервые решила показаться из–за стен выстроенной самой собой тюрьмы, и я была рада, что для этого она занялась именно мной. Белое платье вышло потрясающим: с прозрачными кружевными рукавами, аккуратным декольте, словно говорящим о моей чистоте, и длинной струящейся юбкой, которую сверху укрывало все то же невидимое прекрасное плетение, блестящее на солнце золотыми нитями. Зная, что точно придется танцевать, я попросила туфли на небольшом каблуке и, когда их доставили, подумала почему–то о своей ученической форме: они очень походили на те, что были у меня в Академии. А вот от драгоценностей отказалась, ибо самые ценные вещи не смогли отобрать у меня ни демоны Ласотара, ни уродливый карл с рынка, так что серьги Сойнера и кулон, подаренный Гейлом, по праву заняли свои места в праздничном гардеробе. Волосы укладывали на манер светлых демонов: собрав локоны сверху, позволили им свободно струиться по спине, так что когда я увидела себя в зеркале, на ум пришло сравнение с девушкой с недавно найденной благодаря Эсиоре картины. Только вот сомнения насчет того, придет ли мой демон вовремя, так и не покидали меня. Поэтому в торжественном зале я появилась, снедаемая жуткими сомнениями.
Армунна уже была там. Все в ее облике так и кричало о том, что она заранее готовилась к смотринам, и готовилась явно для кого–то. Во всяком случае, сверкала она почище солнца на небосводе, настолько яркими были подобранные к гарнитуру из браслета и небольшого кулона–капли длинные серьги, украшавшие ее аккуратные ушки. Белое с золотом, как и у меня, платье, поражало своим декольте, и я сильно сомневалась, что выбирала его Веймана. По сердцу прошлась волна раздражения: я была уверена, что Армунна желала привлечь внимание Гейла. Неуверенность затопила сознание: наверное, мне тоже стоило подать себя
