Алёна Малышева - Радужный венец. Время потерь
Несправедливо! Не специально же она всё это делает! И хватит уже на неё орать!
Анеле тоже есть что сказать. Сказать о его молчании, отстраненности, холодности. О предательстве короля. О том, что ничего не видит. Её не видит.
Вырвала руку из его и, воспользовавшись заминкой, крикнула:
— Прекрати! На себя посмотри! Командуешь всеми направо налево. Тебе не важны ни чужие чувства, ни желания. Армия! Армия! Всё, что у тебя на уме. А то, что я…
К своему ужасу не удержалась от всхлипа. По щекам побежали слёзы. Да что с ней такое?! Она не плакса. Она сильная!
— Ты… — прошипел генерал. Ещё раз встряхнул за плечи и крепко прижал к себе.
Она попыталась его оттолкнуть, но тёплые прикосновения притягивали. Обещали надёжность. Генерал коснулся её губ поцелуем. Вся обида, злость тут же исчезли. Она ответила на поцелуй. Крепкие руки прижали её к себе, словно не желая отпускать. Никуда! Никогда!
Жар охватил тело, мир отдалился. Потемневшая синь глаз затягивала в бушующий омут.
— Злат… — вырвалось у неё. Умоляюще, просительно.
— Я пожалею… Потом… — выдохнул Злат и подхватил её на руки.
Куда он её несёт — неважно. Важно, что крепко и одновременно нежно прижимает к себе. Важно, что не отрывает от неё взгляда. Взгляда горячего, желанного, собственнического… Обещающего…
Ветер нежно касается обнажённой кожи, лаская бёдра, спину. Тепло крепких рук не даёт ночной прохладе проникнуть между телами, переплетёнными ногами, разделить их. Обволакивает приятная целостность, нега. Они едины. Они вместе. Навсегда!
— Люблю тебя, — едва слышно соскальзывает с её губ признание, перед тем как сон забирает в свой мир.
* * *Сердце пронзает боль. В глазах темнеет. Из ослабевших рук выпадает книга.
— Мама, — вырывается со вздохом.
Неверие и ужас принуждают вскочить и броситься из комнаты. К маме! Удостовериться, что она жива и здорова, что ничего с ней не случилось. А ощущение потери — ошибка. Страшная неправдоподобная ошибка.
Дверь распахивается от малейшего прикосновения. Шаг в комнату. И охватывает оцепенение.
Мама лежит на полу. В груди, в середине расползавшегося алого пятна на золотистом платье, чернеет стрела. Кровь?
Нория словно во сне приближается, встаёт на колени и прикасается к лицу мамы. Холодному, безжизненному.
Это невозможно, нереально…
Ещё ведь можно…
Нория пытается обратиться к стихии. Раз… другой… Стихия не отзывается. Отчаяние обволакивает. Богиня, как это возможно?!
— Убить принцессу! — доносится за спиной знакомый, до ужаса знакомый голос.
Чаврус?
Взгляд через плечо. Рядом с парнем, который вот только недавно добивался её любви, стоит бледная девушка.
Эйриния? Вместе с людьми?
Нория их просто не заметила, как и тройку воинов сейчас приближающихся к ней.
Стихии нет. И желания сражаться тоже. Пустота. Маму спасти не успела…
Дверь распахивается. Врывается Арний. Брат блокирует меч солдата. Над головой звенит сталь. Арний отбрасывает противников от неё и загораживает. Удар за ударом. Он теснит солдат. Кинжал в спину от Чавруса заканчивает битву. Арний падает рядом с ней.
Что-то в Нории ломается. Уходит вместе с последним вздохом брата. Ярость туманит глаза. Грудь обжигает жар. На пол падают голубые осколки амулета — подарка Эйринии.
Стихия душит изнутри, просит выпустить её, отомстить.
— Не дайте ей коснуться венца! — доносится крик предательницы.
Поздно!
Рука тянется к материнскому венцу. Кровь обмазывает сверкающее серебро и радужные камни. Стихия устремляется к ней, объединяется с её. Чёрное могущество из ненависти, боли, ярости.
Одно движение — солдаты отлетают к стене и недвижимые оседают на пол.
До боли в груди вырывается крик ярости. Убийцы сбежали!
Взмах крыльями. Чёрный переливающийся шар в окно. И вместе с осколками вылететь на воздух. Вверх. Круг за кругом над городом… Ни Эйринии, ни Чавруса не видно даже с небес.
Яростная стихия Смерти вырывается из груди и чёрным потоком охватывает город. Разрушая здания, разрывая на части людей и иридис. Вслед несётся проклятие…
* * *Анела резко садится, хватает ртом воздух. Грудь разрывается от боли, ужаса. За спиной обнимают тёплые руки. Она прячет лицо на груди Злата. Прячется от ненависти, боли, ярости, которые пережила вместе с принцессой. Прячется от понимания, что она также способна на такое… Её тёмная стихия способна.
— Кошмар?
У Анелы едва хватает сил мотнуть головой:
— Нория. День убийства королевы… Она прокляла страну… столицу… людей… Я боюсь…
— Чего?
— Венец. Если я его соберу…
— Я с тобой. Я рядом, — прерывает он.
Уверенные короткие слова обволакивают теплом. Она не одна. С генералом она в безопасности и справится со всем, что встретится на пути. Со стихиями, с ведьмами, жрицами. Вместе справятся…
* * *Анела уснула в его объятиях. Такая хрупкая, такая сильная. Его леди…
От нежности и желания защитить от всего на свете защемило сердце. Спрятать бы её в родовом замке, за толстыми стенами, от жриц, от ведьм, от главы — от всех, кто рад бы был её использовать в своих целях. Пусть бы она рисовала свои картины, растила бы детей. Встречала бы его из походов. Была бы хозяйкой его дома, сердца и души.
Но от себя ведь не спрячешь. Она нужна ему, нужна для защиты Амбрании, для исполнения долга, его долга. Единственное, что он может сделать — постараться защитить от всех остальных. Защитить своим именем. Невестку князя Зимирия, канцлера Амбрании обидеть не посмеют.
Глава 21. Охотницы
Анела проснулась от лучей Солнечного ока. Недовольно заворочалась и на чуть-чуть приоткрыла глаза. Тут же от восхищения распахнула их и приподнялась на локте.
Злат сидел на краю скального травяного выступа. Он уже оделся, на половину по крайне мере. Его рубахой укрывалась Анела. Лучи восходящего у генерала за спиной солнца обнимали обнажённую смуглую фигуру, придавая бронзовый оттенок. В чёрных волосах сверкали тёмно-синие проблески. А глаза…
В них столько было нежности, решимости и чего-то такого, отчего по телу потек жар и щёки запылали огнём. Анела невольно потупилась и заметила синенький крохотный цветок, лежащий рядом с ней. Фиалка. Скальная.
